Ольга Лебедева - Прекрасная Охотница

— А вы знаете, как следует, господин Фролов? — с интересом разглядывала губернского философа Диана.

— Полагаю, это знаете вы, — тихо ответил тот. — О вашем призе лучшему стрелку турнира, коим вы намереваетесь открыть пресловутое Охотничье общество, ныне в Казани говорят во всех домах.

— И вы не желаете получить его? — испытующе заглянула в его глаза Прекрасная Охотница. — Многие офицеры, кандидаты в Губернские охотники, полагают, что против вас ни у кого нет шансов.

— Шансы есть всегда, — пожал плечами Фролов. — Лишь бы благоволила госпожа Удача.

— Вот как? Тогда останьтесь тут!

Диана быстро пробежала по дорожке, вскочила на бордюр и обернулась. Позади, за ее спиной круто опускался вниз крепостной вал. Солнечные лучи радостно заиграли ее волосами, и теперь силуэт Прекрасной Охотницы четко очерчивался на фоне панорамы Казани. Фролов невольно залюбовался ее ладной, точеной фигуркой, а Диана вдобавок еще и взмахнула рукою.

В ее пальцах был зажат короткий прутик — березовая веточка с одиноким листиком на конце. Когда она успела его сорвать, Фролов не успел заметить.

— Ну, господин стрелок! А отсюда вы могли бы сбить этот листик? Из любого оружия?

И она с самым легкомысленным видом покрутила веткою в руке, точно дразня своего озадаченного спутника.

— А вы не боитесь? — в свою очередь спросил Фролов, чуть прищуря глаз и внимательно выцеливая мишень, трепетавшую на теплом майском ветерке. — На двадцати шагах оружие дает погрешность, способную лишить вас пальчика, а то и двух!

— Лишь бы не головы! — бесстрашно крикнула Прекрасная Охотница. — Так что, попадете?

— Попал бы и за тридцать, — пожал плечами Фролов. — Но не советую вам проделывать с кем-то другим подобные фокусы, Диана Михайловна. В нашей провинции среди охотничьей братии вильгельмов теллей не водится. Тут все больше дуплетом палить привычны. А эдак не сносить вам, сударыня, вашей прелестной головки!

Он поднял указательный палец и шутливо прицелился в петербургскую гостью.

Диана глядела на стрелка немигающим взором. А он улыбался мягкой, обезоруживающей улыбкой человека, которого никак нельзя было заподозрить в том, что сейчас перед Дианой Арбениной стоит лучший стрелок всей Казанской губернии.

— Знаете что, Петр Федорович…

Она небрежно отбросила березовый прутик, чуть отступила от обрыва и задумчиво покачала головой.

— А ведь вы мне сейчас ненароком подарили одну оч-чень недурную идейку. Да-да!

— Весьма рад, — скромно заметил Фролов. — Если мне удалось отговорить вас от необдуманного поступка — большего мне и желать не должно, сударыня.

— Напротив, Петр Федорович, — медленно произнесла Арбенина. — При вашем размеренном и скептичном — да-да! — взгляде на жизнь, моя идея, боюсь, покажется вам вовсе уж безрассудной.

Фролов остро взглянул на молодую женщину.

— Это вы насчет вильгельмов теллей? — в голосе мужчины мелькнула холодная, поистине стальная нотка. — В таком случае не стоит, уверяю вас. Игры со смертью — неблагодарное занятие. А вы, как мне кажется, всерьез намерены всласть подергать тигра за усы?

— А вы не азартны? — осведомилась дама, опираясь на руку своего осторожного кавалера.

— Скорее, расчетлив, — ответил Фролов.

— О, в таком случае я не завидую вашему врагу, — улыбнулась Диана, хотя глаза ее при этом таинственно блестели.

— У меня нет врагов, сударыня, — пожал плечами Фролов. — Думаю, тому виной моя репутация.

И он опять вскинул указательный палец на манер пистолетного ствола.

— Не всякий противник соглашается на честную дуэль, — сказала Прекрасная Охотница. — Особенно если это дикий зверь, могучий и хитрый. Такой не пойдет под выстрел, верно?

— На всякого зверя найдется управа, — убежденно молвил Фролов. — Или засада.

— О, да вы опасный противник! — воскликнула Диана. — К вам лучше не поворачиваться спиною, нет?

Она остро взглянула на стрелка.

— Именно поэтому я и прошу вас… настоятельно прошу, Петр Федорович. Быть в нашем Обществе и составить его славу.

— Участвуя в турнире? — озабоченно пробормотал тот.

— И завоевывая награды прекрасных дам, — добавила Арбенина. — Сами посудите. Какие же охотники, каков же губернский союз без вас?

Фролов помолчал немного. Над тонкими кленами деловито прожужжал майский жук, спикировал на резной лист и деловито вгрызся в сочную зеленую мякоть с прозрачными сосудиками-прожилками.

— Я сторонюсь всякого рода союзов, — признался он. — Такая уж у меня натура. Позволите прежде подумать, Диана Михайловна?

— Думайте, — кивнула Прекрасная Охотница. — Только не слишком долго. Я ведь не могу беспрестанно откладывать открытие охотничьего клуба из-за одного человека. Даже столь именитого и достойного, как вы.

Они обменялись любезными поклонами.

— У меня складывается впечатление, что вы спешите, — заметил Фролов. — Что, уже наскучила наша провинция, тоскуете по столичному свету? Или торопит высокопоставленный меценат-учредитель?

— Ни то и ни другое, Петр Федорович, — возразила Диана. — Сие — из области моих личных, дамских секретов, кои я раскрывать пока не намерена. Но, так или иначе, Охотничье общество в Казани учреждается, в том уже нет сомнений. И церемония открытия должна получиться отменной.

Она оглянулась на экипаж, поджидавший ее за мыском изумрудно-зеленого газона, там, где начиналась булыжная мостовая кремлевского спуска.

— Засим давайте прощаться, Петр Федорович. Надеюсь, я сумела вас убедить нарушить свое затворничество. Хотя бы ради меня.

«И приза», — чуть не ляпнула она вслух. Но вовремя прикусила не в меру бойкий язычок.

— До свиданьица, Диана Михайловна, — почтительно склонился над ее рукою Фролов.

— Ну, так я не прощаюсь, — были последние слова петербургской гостьи. После чего колеса ее экипажа мягко покатили по Кремлевке в сторону губернаторского сада.

«Значит, любишь засады? — думала дорогой Прекрасная Охотница. — Что ж, спасибо за предупреждение. По крайней мере, честно. Если он тот, кто ты думаешь, Дарьюшка. Если только тот…»

«Серьезная барышня, — размышлял Петр Федорович Фролов, прогуливаясь вдоль набережной и глядя искоса на чаек, тревожно кружащих над водной гладью Казанки. — Пожалуй, с такой может статься и в шиллеровских разбойников поиграть. Вот только кому держать яблоко? Об этом стоит подумать на досуге. Как и над призом. А неплохо ведь утереть нос всей этой кобелиной стае офицеров, университетских менторов и купчишек! Оч-чень неплохо, Петруша…»

И сам же себе сказал:

— Только что-то здесь не так. Какая-то еще подоплека есть у этой «охотничьей» истории. И суть, пожалуй, в одном…

Он свернул и спустился по каменным ступеням к самой кромке воды. От нее пахло гниющими водорослями и тянуло речной прохладой.

— Для чего этой блестящей дамочке понадобились охотники? Что за зверя она намерена скрасть нынче? Пожалуй, это и есть главный вопросец. И он, Петруша, почище гамлетовского, это я уже чую.

Охотничье чутье не подводило Фролова никогда. И он вдруг остро ощутил, как по спине пробежал быстрый и неуютный холодок опасности.

Что-то тут было не так. Точно потянуло запашком приманки, нарочного прикорма.

И приманка эта, скорее всего, была отравленной.

«Любезный Петр Федорович!

Вновь и вновь думаю о нашем с Вами разговоре, что случился давеча. Вы мне подали весьма забавную идею, которая чем дальше, тем сильнее меня увлекает. Хотя, быть может, и сами того не заметили. Пожалуй, я решусь ее при случае претворить в дело. Но только и вы уж явитесь, дорогой Петр Федорович. Потому как боюсь, без Вашего участия дело не выгорит. А то и обернется совершеннейшей ерундою. Помните об этом и думайте обо мне, хотя бы иногда.

Д. Арбенина».

Получив эту записку, Фролов некоторое время пребывал в задумчивости. Он так и не понял, что имела в виду Прекрасная Охотница, говоря о «забавной идее». И не мог вспомнить, когда мог подать таковую своенравной петербургской гостье. А между тем все мысли лучшего стрелка в губернии раз за разом неизменно возвращались к госпоже Арбениной.

Он шел по улице, изредка поглядывая на витрины бакалейных лавок, с наслаждением вдыхая полной грудью чистый и сладкий воздух мая. Уже прилетели стрижи и теперь с веселым свистом носились над крышами магазинов и государственных учреждений. Извозчики весело и беззлобно покрикивали на зазевавшихся пешеходов, прогуливающиеся повсюду дамы дружно демонстрировали последние парижские моды, и на душе у Петра Федоровича было легко и вольготно.

В кармане сюртука лежала записка от красивой и умной женщины, просившей думать о ней «хотя бы иногда». И уже одно это обстоятельство наполняло сердце Фролова веселой отвагою, а мыслям придавало легкий мечтательный флер. Он и сам себе дивился: давно с ним не случалось этакого!

«А что, — думал Петр Федорович, — в конце концов, и я не из последних людей в этом городе!»

Здешние земство и земское собрание давно уже чаяли заполучить его в свои деловые объятия, зная как человека слова. А что не деятельного и мало предприимчивого, так то дела былые, быльем же и поросли. Открытая государевым повелением в 1865 году Казанская губернская земская управа уже год вела с ним оживленную переписку, желая видеть Фролова в предстоящем перспективном деле. В городе спешили приступить к постройке конно-железной дороги, предприятию новому, требующему современного мышления. И оно нуждалось в свежих людях с высшим образованием и передовым, не зашоренным образом мыслей.

Фролов пока думал, однако уже успел предложить губернатору маленькую хитрость. В Адмиралтейской слободе, где планировалась линия конки, имелся участок, где лошадям пришлось бы одолевать неудобный подъем.