— Аманда, сюда скоро приедет твоя мать.

— Что? — глаза ее расширились. — Зачем? Пусть не забирает меня с собой. Я не поеду… Я… пусть… — Глаза ее сразу наполнились слезами, она прижалась к Рафаэлле, та крепко ее обняла.

— Никуда тебе уезжать не надо, просто повидаешься с ней.

— Не хочу.

— Она тебе мать.

— Нет, не мать. — Холод блеснул во взгляде Аманды, и Рафаэллу это потрясло.

— Аманда!

— Я знаю, что говорю. Если женщина родит ребенка, это, Рафаэлла, еще не делает ее матерью. Любовь к нему, забота о нем, переживания за него, дни рядом с ним, когда он болен, старания принести ему счастье, стать его подругой — вот что делает тебя матерью. А не добывание голосов и победы на выборах. Ей-Богу, ты мне больше мать, чем она до сих пор. — Рафаэлла была тронута, но не хотела встревать между ними. Она всегда была осмотрительна в этом отношении. Свои обстоятельства не позволяли ей быть больше, чем потаенной спутницей в их жизни, ни для Аманды, ни для Алекса.

— А ну как ты несправедлива к ней, Аманда.

— Несправедлива? Да ты понятия не имеешь, как редко мы с ней виделись. Знаешь, когда Рафаэлла? Только если какой-то газете надо дать ее фото в домашней обстановке, или ей надо встретиться с молодежью, тут я нужна для поддержки, или же когда мое присутствие идет на пользу ее имиджу, тогда и встречались. В другое время я ее видеть не видела. — Последовал заключительный упрек: — А сюда она мне звонила?

Однако Рафаэлла повернула вопрос иначе:

— А тебе этого хотелось бы?

— Нет, не хотелось бы, — честно ответила Аманда.

— Может, она догадывалась об этом.

— Лишь бы не повредить собственными хлопотам. — Затем, тряхнув головой, она отвернулась, вдруг из толковой, рассерженной девушки вновь преобразившись в дитя. — Тебе не понять.

— Почему же. — Понимала она больше, чем хотела бы с ней делиться с Амандой. — Наверняка, с нею нелегко, дорогая, но…

— Не в том суть. — Аманда повернулась к ней, вся в слезах. — Не в том, что с ней трудно. Просто ей плевать на меня. Всегда так было.

— Откуда тебе знать, — с благородством возразила Рафаэлла. — Никогда не догадаешься, что у нее в мыслях. Может, она переживает сильнее, чем тебе кажется.

— Я так не думаю. — Уныл был взгляд девочки, и Рафаэлла посочувствовала ее горю. Подошла к ней, стала обнимать.

— Дорогая, я тебя люблю. И Алекс тоже. И бабушка твоя. Все мы с тобой.

Аманда закивала, стараясь не плакать.

— Вот бы она не приезжала.

— Отчего ж? Она тебя не обидит. Здесь ты в безопасности.

— Это не спасет. Я ее боюсь. Она попытается увезти меня.

— Только если ты сама того пожелаешь. Ты достаточно взрослая, чтоб тебя куда-то тащили силком. Кроме того, Алекс не даст такому случиться.

Аманда закивала в печали, а когда осталась одна у себя в спальне, то проплакала два часа. Перспектива увидеться с матерью наполняла ее отвращением. И когда наутро Алекс ушел в контору, Аманда уселась у окна, скорбно взирая на бухту сквозь пелену тумана. То было словно предвестье чего-то омерзительного, и вдруг, так вот глядя, она догадалась, что следует предпринять раньше приезда матери.

На поиски телефона ушли полчаса, а когда Аманда с нею созвонилась, то мать заговорила заведомо резко:

— Чему я обязана такой честью, Аманда? Ты мне целый месяц не звонила.

Та не стала напоминать, что и мать не звонила и не писала.

— Бабушка сказала, что ты скоро приедешь сюда.

— Это правда.

— А зачем? — Голос Аманды дрожал. — То есть…

— То есть что тебе, Аманда? — Кэ говорила ледяным тоном. — По некой причине ты не желаешь, чтобы я к тебе приезжала?

— Тебе это не нужно. Тут все и так отлично.

— Мило. Счастлива буду увидеть это.

— Зачем? Зачем тебе? — Сама того не ожидая, Аманда принялась плакать. — Не хочу, чтобы ты приезжала.

— До чего трогательно, Аманда. Всегда приятно знать, что ты неравнодушна.

— Не в том суть, просто…

— Что?

— Не знаю. — Аманда перешла почти на шепот. — Просто это мне напомнит про Нью-Йорк. — О ее тамошнем одиночестве, о том, сколь мало времени уделяли ей родители, как пустынно всегда было в квартире, как осталась в День Благодарения одна… и была тогда изнасилована.

— Не впадай в детство. Сюда я тебя не приглашаю. Лишь приеду навестить. Почему это напомнит тебе про Нью-Йорк?

— Не знаю. Но это так.

— Чушь. Я должна сама увидеть, как ты там. Твой дядя не желает отвлекаться на то, чтобы извещать меня.

— Он занят.

— Да ну? С каких это пор? — В голосе звучала неприязнь, которая покоробила Аманду.

— И прежде он всегда бывал занят.

— До той поры, как лишился Рэчел, а после Алекс стал не тот. Чем он может быть занят?

— Не собачься, мама.

— Прекрати, Аманда! Тебе непозволительно так разговаривать со мной. Видать, ты в ослеплении от своего дяди Алекса и оттого не замечаешь в нем недостатков. Ясное дело, почему охота ему иметь тебя при себе. Если разобраться, чем ему себя занять? Рэчел рассказывает, что он до того себя обожает, что и друзей у него не водится. Вот только нынче, как же, тебя заполучил.

— Противно слушать. — Как всегда при столкновении с матерью, в ней начал закипать гнев. — У него здоровенная юридическая нагрузка, он очень много работает, и много чего есть у него в жизни.

— А ты про это откуда знаешь, Аманда? — Был в этих словах злостный намек, от которого у Аманды перехватило дыхание.

— Мама! — По молодости лет это ее сразило.

— Ну-ка! — Кэ давила с убойной силой. — Правда, да? А вернешься ты ко мне, опять он один останется. Чему дивиться, коль он эдак за тебя цепляется.

— От тебя с ума сойдешь. Он поддерживает отношения с совершенно замечательной женщиной, она стоит десятка таких, как ты, и она мне больше мать, чем ты в любое прошлое или будущее время.

— Действительно? — Кэ была заметно заинтригована, и вдруг сердце у Мэнди начало вовсю колотиться. Понимая, что не следовало рассказывать про это, она не выдержала намеков матери, слишком уж несносных. — Кто же она?

— Не твое дело.

— Разве? Боюсь, дорогая, что не смогу с тобой согласиться. Она живет вместе с вами?

— Нет. — Аманда разнервничалась. — Нет, не с нами. — Господи, что же она наделала? Подсознательно чуя, что ничего нет ужасней, как выложить это матери, она сразу перепугалась, за Рафаэллу и Алекса, и не меньше — за себя. — Какая разница? Не надо ничего тебе рассказывать.

— Почему? Это тайна?

— Конечно же, нет. Ради Бога, мама, спроси у Алекса. Не вытягивай из меня.

— Спрошу. И, естественно, сама посмотрю, когда появлюсь. — Так она и поступила.

Следующим вечером, в половине десятого, безо всякого предупреждения, раздался звонок в дверь, и Алекс поспешил в прихожую. Он терялся в догадках, кто бы это мог быть в столь поздний час, а Рафаэлла в кухне, за чаем и печеньем, болтала с Амандой и его матерью. Все никоим образом не готовились узреть то, что явилось их взору через мгновение. Мать Аманды стояла в дверях кухни, разглядывая всех с нескрываемым интересом, рыжие волосы свеже уложены, на ней темно-серый мохеровый пиджак и такая же юбка. Самый подходящий наряд для политической особы. Смотрится солидно, как-то помогает выглядеть одновременно деловитой и женственной. Но вот Рафаэллу, вставшую дабы познакомиться, и грациозно протянувшую свою руку, больше заинтриговал ее взгляд.

— Добрый вечер, миссис Вилард. Как поживаете?

Кэ мимоходом поприветствовала мать, клюнув ее в щеку, прежде чем ответно протянуть руку и резко сжать ладонь Рафаэллы, отвести взгляд от безупречно очерченного лица, словно сошедшего с камеи. Лицо показалось ей вроде как и знакомым, откуда-то она его помнила, хоть и не встречалась, кажется, хотя не скажешь наверняка. Виделись они прежде? Или в прессе фото попадалось? Вот что беспокоило Кэ, пока она приближалась к тому месту, где стояла ее дочь. Аманда не двинулась ей навстречу, а всем было известно, что меж ними двоими не было контактов с той поры, как Аманда уехала из Нью-Йорка. Она не набралась смелости поведать кому-либо, что звонила матери накануне и раскололась по поводу Рафаэллы.

— Аманда? — Выжидающе посмотрела на нее Кэ, с немым вопросом, намерена ли та поздороваться.

— Привет, мама. — Безо всякой охоты она заставила себя подойти к матери и с видом неловким и угрюмым застыла близ нее.

— Выглядишь ты прекрасно. — Кэ равнодушно поцеловала ее в лоб, глядя мимо. Явно, ее интерес к Рафаэлле был сильнее, нежели к кому-либо в комнате. Дух породы и элегантности в Рафаэлле занимал старшую сестру Алекса сверх меры.

— Кофе будешь? — Алекс наполнил ей чашку, а Рафаэлла заставила себя не шевельнуться. Постепенно она так привыкла к роли хозяйки дома, в этот месяц, что пришлось напомнить себе о необходимости сдерживаться и ничем себя не выдавать. Она мирно села у стола, просто как гостья.

Беседа с полчаса бессодержательно тянулась, потом, обменявшись немногими словами, лично с Алексом, Рафаэлла извинилась и ушла, сказав, что уже позднее время. Было начало одиннадцатого. И едва успела закрыться за нею дверь, Кэ уставила сузившиеся свои глаза на брата, напряженно улыбнувшись.

— Очень интересно, Алекс. Кто она?

— Знакомая. Я тебе представил ее. — Он намеренно говорил без определенности, не замечая, как покраснела Аманда.

— Не совсем. Назвал мне лишь имя. А фамилия? Известная?

— Почему бы? Или ты хочешь добывать здесь средства на свою выборную кампанию? Она в этой стране не голосует, Кэ. Побереги свою энергию для других.

Его мать это развлекло, она кашлянула, сидя за своим кофе.

— Кое-что подсказывает мне, что здесь что-то нечисто.