— Что-что? Какое это имеет значение? Для нас-то!

Она не согласилась:

— А для иных, для тех, кто важен для Кэ, это покажется неприемлемым.

— Знать того не желаю. — Резким стал теперь его голос. При этом он пронзительно поглядел на Рафаэллу, рассуждая о своих родственниках и о поездке в Нью-Йорк. — Хотелось бы, чтоб ты отправилась со мною. — Он заговорил об этом вновь, видя, что она одевается, чтоб идти поутру домой, теперь он повторил это в последний раз, шепотом, когда она приготовилась оставить его и пройти в одиночестве последний квартал, отделяющий ее от дома.

В предутренней дымке блеснула влага на ее глазах, впрочем, Рафаэлле показалось, что и глаза Алекса увлажнились. Своим особенным образом они двое служили стражей для Аманды, бессонно сберегая ее живою в мыслях, и в беседах, устремляясь душою к девочке, избитой и униженной, что распростерто лежала в далеком Нью-Йорке. Но не об Аманде думала Рафаэлла, вновь целуя Алекса и касаясь на прощанье его щеки.

— Поехать бы мне тоже. — Вновь ощутила она всю жестокость обстоятельств, вес и груз обязанностей, которые должна выполнять по отношению к Джону Генри, однако ж возблагодарила судьбу, что в ее жизнь вернулся Алекс и можно делить с ним хоть ночь, хоть миг. Об одном действительно сожалела она — что не может быть ему помощницей в нелегкой поездке в Нью-Йорк. — Ты там справишься? — Он кивнул, но невесело. Справится. А вот как Аманда? Тут они решили поселить ее в Сан-Франциско, но останется ли она в живых? Эта мысль пронзила обоих в тот момент, когда Рафаэлла ласково касалась губами его глаз. — Можно, я позвоню тебе? — Он кивнул, заулыбавшись.

Оба понимали, сколь многое переменилось в их отношениях с начала этого вечера. Вместе совершили они этот скачок, рука об руку.

— Я думаю остановиться у матери.

— Передай ей мой самый нежный привет. — Их глаза встретились, и надолго, она в последний раз поцеловала его. — И не забывай, как сильно я тебя люблю.

Долгим и крепким был его поцелуй, и вот она уж уходит, на сей раз окончательно. Пролетит минута-другая, хлопнет тяжелая дубовая дверь за квартал отсюда, и Алекс заспешит домой, чтобы, ополоснувшись и одевшись, отбыть в семь ноль-ноль рейсом до Нью-Йорка.

ГЛАВА XIII

Шарлотта Брэндон нервничала, поджидая его в больничном вестибюле, поглядывая на конторку регистратуры и на автоматы по продаже конфет и кофе. Алекс ушел наверх, на первую встречу с Амандой. Самые свежие сведения, которые он получил, позвонив из «Карлейля», были таковы: ей стало получше, подавленность чуть ослабела, но теперь заметно докучают боли. Посещения противопоказаны, но раз уж Алекс прибыл столь издалека ради свидания, его допустят в отделение интенсивной терапии, в ближайший час, минут на пять или десять, но не более.

Итак, Алекс скрылся в лифте, а его мать недвижимо сидела, поглядывая на проходивших мимо нее безликих, незнакомых, спешивших войти или выйти из вестибюля, несущих цветы, подарки, магазинные пакеты с тапочками и пижамами. Дважды заметила она женщин на сносях, вошедших неуклюже, с напрягшимся лицом, каждая вцепясь в руку мужа, а у того в другой руке была сумочка с туалетными принадлежностями. Шарлотта с нежностью вспомнила подобные моменты собственной жизни, но нынче ощущала себя старой и усталой, думать могла только о своей внучке, что лежит этажем выше на койке. А Кэ по сю пору к ней не явилась. Еще через несколько часов должна прилететь из Вашингтона. Джордж заходил, конечно, но лишь изучал клинические данные, расспрашивал дежурного врача и медсестер, а девочку мало чем поддержал.

В нынешних обстоятельствах Джордж вправду не подходил на роль отца своей дочери. Не мог положительно влиять на ее самочувствие.

— Мама! — Она вскочила, услышав, как ее окликает Алекс, и прочла горесть в его лице. В душу ей вновь закрался страх.

— Как она?

— Все так же. Но где чертова Кэ?

— Я же говорила тебе, Алекс, она в Вашингтоне. Джордж немедленно сообщил ей все, после того как ему позвонили из полиции, но у нее не получалось выбраться раньше сегодняшнего вечера. — Миновало больше суток после того кошмара. Взгляд Алекса остекленел.

— Ее расстрелять мало. А Джордж, черт дери, где? Санитарка сказала, он знай прибежит и убежит, только в бумаги посмотрит.

— Ну, мало что еще он смог бы совершить. Разве не так?

— А у тебя какие мысли? — Оба помолчали. Он не стал описывать ей, что, стоило ему войти, Аманда разразилась истерическими рыданиями, пришлось сделать еще один укол. По крайней мере, она узнала Алекса, с таким отчаянием ухватилась за его руку. Посмотрев на него, Шарлотта Брэндон опять прослезилась, села на один из пластмассовых стульев, стоящих в вестибюле, и высморкалась.

— Ох, Алекс, как это происходит такое?

— Да потому, мать, что кругом чокнутые. И потому еще, что у Аманды такие родители, которым на все плевать.

Шарлотта мягко возразила, когда Алекс сел на соседний стул.

— Ты действительно в этом убежден?

— Сам не знаю, в чем убежден. Но знаю вот что: чтобы там сердце ни подсказывало Кэ относительно ее ребенка, нет у нее права безраздельно, в одиночку управлять воспитанием дочери. Даже если она как мать ответственна перед своим ребенком. И Джордж ничем не лучше. — Шарлотта кивком согласилась с ним. Она подумывала о том прежде, но нисколько не предполагала, что может стрястись подобное. Заглянув в глаза Алекса, она подметила нечто, доселе незамеченное.

— Алекс, ты собрался вмешаться? — Вдруг она догадалась об этом. Будто давно уже знала.

— Именно, — сказал он тихо и решительно.

— Что же ты задумал? — Что оно ни будь, она верила: совершится нечто радикальное, полностью отвечающее интересам Аманды. Шарлотта глубоко доверяла своему единственному сыну.

— Я увезу ее с собой.

— В Сан-Франциско? — поразилась Шарлотта Брэндон. — Каким образом.

— Я уже обдумал. Пусть-ка попробуют остановить меня. Раззвоню о случившемся со страшной силой, и поглядим, каково это понравится моей сестричке-политичке. — Кэ в ногах у него будет валяться, ясней ясного. Мать наклонила голову, подтверждая это.

— Думаешь, тебе возможно ухаживать там за девочкой, Алекс? Ведь это не просто травма от катанья на коньках. Одновременно нужно ожидать последствий в эмоциональной сфере.

— Сделаю все, что смогу. Добуду ей хорошего психиатра, буду к ней относиться со всею любовью. Вреда это не нанесет. Даст ей больше, чем она имеет здесь.

— Но ведь я могла бы взять ее к себе.

— Нет, ты не сможешь, — откровенно заявил он. — Ты не справишься с Кэ. Она как начнет на тебя давить, да и заставит дать согласие на возвращение Аманды к ней через какую-нибудь неделю.

— Ну, это еще надо посмотреть, — Шарлотта почти что не обиделась.

— Зачем рисковать? Почему не устроить перемену уж вчистую и за милую душу? До Сан-Франциско поди доберись-ка.

— Но ты там, Алекс, будешь при ней один… — Тут, еще не закончив фразу, она вдруг предположила нечто, в глазах объявился немой вопрос, а сын не замедлил улыбнуться. У них с матерью было давнее взаимопонимание.

— Один? — Он ничего не собирался скрывать от матери. Как то бывало и прежде. Они оставались всегда друзьями, он поверял ей все, даже тайну о Рафаэлле.

Вот и Шарлотта заулыбалась.

— Не совсем ясно мне, какими словами высказать то, о чем я подумала. Твоя… ну, твоя знакомая… Эта…

— Бог в помощь, мать! — Он усмехнулся. — Если ты имеешь в виду Рафаэллу, то да, мы видимся с нею. — Не хотелось добавлять, что она к нему только вот вернулась после двухмесячной убийственной разлуки. Не хотелось, чтобы мать или кто-нибудь еще ведал, что некогда Рафаэлла пребывала в сомнениях. Это ранило его гордость, его душу, но ставшую фактом его связь с замужней женщиной, да еще столь известной, как Рафаэлла, не станет же он держать в секрете от своей матери. С серьезным видом обратился он к ней:

— Мы все это обсудили минувшей ночью, перед моим отъездом. Думаю, она сделает много добра для Аманды.

— Не сомневаюсь, — тихо выдохнула Шарлотта. — Но, Алекс, у нее… есть другие обязанности… Ее муж тяжело болен.

— Мне это известно. Но там есть сиделки. Она не сможет быть при Аманде целыми сутками, но какое-то время станет проводить с нами. — Об этом, по крайней мере, мечталось. — И независимо от Рафаэллы, мама, я намерен кое-что сделать для Аманды, и для себя самого. Я не простил бы себе, кабы оставил ребенка здесь, с Кэ, которая вечно в отъезде, и с Джорджем, который витает в облаках. Мэнди сохнет из-за недостатка внимания к ней. Ей требуется больше, чем она от них получает.

— И ты, считаешь, мог бы дать ей это?

— Буду что есть силы стараться.

— Хорошо, — глубоко вздохнула она, глядя на сына, — желаю тебе успеха, дорогой. Наверное, ты поступаешь правильно.

— Спасибо тебе. — Глаза его подернулись влагой, он поцеловал мать в щеку и встал: — Пошли, я отвезу тебя домой, а после вернусь сюда, чтобы еще раз с нею повидаться.

— Ты, должно быть, утомлен после дороги. — Она с тревогой вгляделась в него, в темные круги под его глазами.

— Я в полном порядке. — И даже стало ему еще лучше немногими минутами позже, когда мать отперла дверь своей квартиры, а там упорно названивал телефон. Не спрашивая на то разрешения, Алекс сиганул к нему и немедленно просиял. Это звонила Рафаэлла.

— Как там она?

Улыбка стала гаснуть, когда мысли его вернулись к племяннице.

— Почти по-прежнему.

— С сестрой повидался?

— Еще нет. — Здесь его голос посуровел. — Она появится из Вашингтона не раньше, чем к вечеру. — Не увидел Алекс, в какое недоумение повергло это Рафаэллу.

— А ты себя хорошо чувствуешь?

— Ну да. И люблю тебя.