— Я еще не успел. Но намерен. Это один из мотивов, по которым я позвал ее на сегодняшний ленч. Она обожает твои романы.

— Ой, Боже ты мой, такие здесь не к месту. Господи, как стану я питаться бок о бок с теми, кто расспрашивает, сколь давно я стала писательницей и сколько месяцев уходит у меня на каждую книгу? — Однако жаловалась она понарошку и улыбалась по-прежнему достаточно мирно. — Отчего ты не водишься с девушками, предпочитающими иных писателей? Очень бы кстати была такая, что любит Пруста, или Бальзака, или Камю, или же обожает читать мемуары Уинстона Черчилля. Что-нибудь основательное.

Он хихикнул в ответ на ее откровенность и тут же узрел видение, вплывающее во «Времена года», а Шарлотте Брэндон будто воистину стало слышным, как у Алекса перехватило дыхание. Взглянув в том направлении, куда смотрел он, она рассмотрела редкостно красивую, высокую ростом, темноволосую молодую женщину, стоящую у дверей с видом поразительно беззащитным и одновременно вполне независимым. Женщина была так прекрасна, что все в зале уставились на нее, не скрывая восхищения. Ее осанка была безупречна, посадка головы прямая, волосы, тщательно уложенные в пучок на затылке, переливались подобно черному шелку. На ней было узкое платье из шоколадно-коричневого кашемира и роскошное меховое манто почти точно такого же цвета. Кремовый шелковый шарф от Эрме свободно повязан вокруг шеи, в ушах жемчуга с бриллиантами. Словно не имеющие конца стройные ножки в гольфах шоколадного цвета и коричневых замшевых туфлях. Сумка при ней — тоже из этой дорогой коричневой кожи, на сей раз не от Гуччи, а от Эрме. Столь красивого создания Шарлотте не попадалось с давних уж пор, нельзя было не разделить восторга сына. Но, когда Алекс, извинившись, оставил столик и заспешил навстречу гостье, его мать осенило, что про эту девушку ей хорошо было известно. Где-то видела Шарлотта это лицо, если не счесть его просто типичным для испанской аристократии. С грацией и самообладанием приближалась она к столику, словно шествовала юная королева, хотя стоило глянуть ей в глаза, и открывалась мягкость, робость, замечательно сочетаясь с ее ошеломляющей внешностью. Теперь и Шарлотта едва удержалась от восклицаний, когда всмотрелась. Такую красавицу можно созерцать только благоговейно. Как не понять ослепленность Алекса. Это же редчайшая драгоценность.

— Мама, хочу познакомить тебя с Рафаэллой. Это, Рафаэлла, моя мать — Шарлотта Брэндон.

Шарлотта слегка удивилась, не услышав фамилии, но забыла о своем удивлении, заглянув в темные, незабываемые глаза девушки. Вблизи удалось подметить, что та на грани испуга, дышит неровно, словно перед тем пробежалась. Со всем тактом пожала она руку Шарлотте, позволила Алексу снять с ее плеч пальто и села.

— Я ужасно извиняюсь, что опоздала, миссис Брэндон. — Она не таясь посмотрела в глаза Шарлотте, на кремовых щеках проступил румянец. — Я была занята. Трудно оказалось… освободиться. — Ее ресницы затенили взгляд, пока она прилаживалась поудобнее на стуле, Алекс же начал таять при виде нее. Это самая невероятнейшая женщина из всех, кого он когда-либо знал. И оглядывая их, сидящих рядышком, Шарлотта невольно подумала, что они составляют изумительную пару. Схожи цветом волос, оба большеглазые, отлично сложенные, с изящными пальцами. Ну чисто два юных мифологических божества, коим суждено составить чету. Шарлотте пришлось заставить себя вновь поддерживать разговор, мило улыбаясь.

— Ничего страшного, дорогая. Не волнуйтесь. Мы с Алексом обменивались новостями. Он сказал, что вы тоже вчера прилетели из Сан-Франциско. Повидать друзей.

— Встретиться с мамой. — Рафаэлла стала понемногу осваиваться, однако, еще только садясь, уклонилась от спиртного.

— Она живет здесь?

— Нет, в Мадриде. Здесь она проездом, по пути в Буэнос-Айрес. И решила, что… ну, у меня есть повод появиться на несколько дней в Нью-Йорке.

— Повезло ей с вами встретиться. Мне всегда так мнится, стоит приехать Алексу. — Все трое заулыбались, Алекс предложил заказать ланч, а потом уж беседовать. Так и поступили. После Рафаэлла призналась Шарлотте, сколь много для нее значат написанные тою книги, и сколь давно.

— Надо сказать, в прежние времена я обычно читала их на испанском, иногда — на французском, а переехала в вашу страну, так мой… — Она вспыхнула и потупилась. Собиралась сказать, что муж покупал ей романы Шарлотты в английском оригинале, но поспешно умолкла. Это не ахти как благородно, но не хотелось обсуждать сейчас Джона Генри. — Стала покупать их по-английски, и теперь уж все их только на английском и читаю. — И вновь погрустнела, бросив взгляд на Шарлотту. — Вы не представляете себе, как много ваше творчество значит для меня. Иной раз подумываю, что только оно, — голос звучал все тише, едва слышно, — что порою именно оно сберегало меня в живых. — Угасание ее голоса было явственно очевидным для Шарлотты, Алексу же вспомнилось про тот вечер, когда он увидел ее в слезах сидящей на ступенях. Ныне, средь помпезности нью-йоркского ресторана, он строил догадки, что за тайна лежит тяжким грузом на ее душе. А теперь не сводит она глаз с его матери, скромно и благодарно улыбается. Тут Шарлотта, особенно не задумываясь, тронула ее за руку.

— Для меня они полны значимости, пока я их пишу. А важно, чтоб они означали что-то для таких, как вы. Спасибо, Рафаэлла. Вы мне прекрасный комплимент высказали, в нем, в некотором смысле, оправдание моей жизни. — А следом, словно угадывая нечто сокровенное, мечту, давний порыв, спросила впрямую Рафаэллу: — Вы тоже пишете?

Рафаэлла же покачала головою, чуть улыбнувшись, с видом юным, детским, а не рафинированным, как поначалу:

— О нет! — И засмеялась. — Но сказки рассказываю.

— Что ж, это первый шаг к писательству.

Алекс молча разглядывал их. Восторгался, наблюдая их вместе, наблюдая многосторонний контраст меж двумя красивыми женщинами, одна из которых в зрелости и победности, а другая так молода и хрупка, одна — седая, у другой — черные волосы, одну он дотошно знает, а другую не знает совсем. Но хочет узнать о ней больше, чем о ком-нибудь до сих пор. Вбирая в себя это зрелище, он услышал, как Шарлотта продолжила беседу:

— Что же за сказки вы рассказываете, Рафаэлла?

— Развлекаю детишек. Летом. Всех своих младших кузин и кузенов. Каждое лето мы проводим в нашем фамильном доме в Испании. — Познания Шарлотты относительно подобных фамильных «домов» подсказали ей, что в виду имеется нечто посолиднее. — Там их целые дюжины, семья у нас очень большая, и мне нравится верховодить детишками. Вот и рассказываю им сказки, — улыбка ее была светла, — а они слушают, хихикают, хохочут, это прелесть, душа не нарадуется.

Шарлотта с сочувствием встретила эти слова, и вглядевшись внезапно все сфокусировала в памяти. Рафаэлла… Рафаэлла… Испания… фамильное поместье там… и Париж… банк… Пришлось бороться с позывом высказать нечто вслух. Взамен же она дозволила Алексу поддержать беседу, а сама поглядывала на девушку. Притом ей хотелось бы знать, известны ли Алексу все подробности. И возникало подозрение, что он их ведать не ведает.

Побыв всего час, Рафаэлла огорченно, но нервно сверилась со своими часиками.

— Мне очень жаль… Боюсь, надо возвращаться к матери, к тете, к кузинам. А не то они подумают, что я сбежала. — Она не стала рассказывать матери Алекса, что под предлогом головной боли уклонилась от ланча в означенном кругу.

Ей отчаянно хотелось познакомиться с Шарлоттой Брэндон, и снова повидать Алекса, ну хоть разочек. Теперь тот предложил, что проводит ее до такси, и оставляя мать за очередной чашкой кофе, пообещав незамедлительно вернуться, удалился под руку со своей обольстительной знакомой. Перед уходом она высказала Шарлотте все приличествующее случаю, на мгновение глаза их встретились, остановились друг на друге. Рафаэлла словно бы поведала ей обо всей своей судьбе, а Шарлотта словно бы призналась, что все это ей известно. Это был один из примеров бессловесного взаимопонимания, какое приключается между женщинами, и пока смотрели они одна на другую, сердце Шарлотты устремилось к прекрасной юной даме. Пока они были вместе, Шарлотта вспомнила все обстоятельства, теперь это уж не было темой трагических комментариев в прессе, вживе открылась действительная, одинокая молодая женщина, которая испытала эту трагедию. На миг возникло побуждение обнять ее, но вместо того Шарлотта лишь пожала прохладную точеную ладонь и проводила взглядом обоих уходящих — столь очаровательного сына своего и столь потрясающе привлекательную девушку, которые вскорости удалились вниз по лестнице.

Алекс смотрел на Рафаэллу с откровенной радостью, когда они, выбравшись на улицу, приостановились, вдыхая свежий осенний воздух и ощущая себя счастливыми и молодыми. Его глаза играли, и он не прятал улыбку, хоть она глядела на него несколько печально и задумчиво, а впрочем, радостность проблескивала и в ее взоре.

— Знаете ли, вы очаровали мою мать.

— Не пойму, чем. Вот она меня очаровала. Она — сама прелесть, Алекс. Со всеми достоинствами, какие только возможны в женщине.

— Да уж, милейшая дева в годах, — сказал он шутливо, но не о матери думал, направив взгляд на Рафаэллу. — Когда мне предстоит увидеть вас вновь?

Она нервно отвела взор, прежде чем ответить, обозревая при этом улицу в поисках проезжающего такси. Потом вновь посмотрела на Алекса темными, озабоченными глазами, лицо враз стало неожиданно грустным.

— Я не смогу, Алекс. Простите меня. Мне надо быть вместе с матерью… и…

— Да не сутками же напролет. — В голосе прозвучало упрямство, Рафаэлла усмехнулась. Нет, ему не понять этого. Никогда не жил он в таких правилах.

— Только так. Беспрерывно. А потом надлежит вернуться домой.

— И мне тоже. Увидимся там. Кстати вспомнил я, что вы, юная дама, забыли поведать мне нечто, сообщая, что остановитесь в «Карлейле».