Барбара Картленд - Прекрасная монашка

Выражение лица девушки, искаженное тревогой, внезапно сменилось выражением счастья.

— Так вы не хотите, чтобы я уезжала от вас? — проговорила она. — Но подумайте, монсеньор, ведь завтра весь Париж будет судачить о том, что произошло сегодня вечером во дворце его преосвященства. И хотя в миру я прожила совсем немного, но успела понять, какую непреодолимую страсть испытают люди к всевозможным слухам и сплетням, как нравится им обсуждать поступки и события, имеющие отношение к другим людям. Кардинал будет зол не на шутку, и я опасаюсь, что он может выместить свой гнев на вас, ваша светлость.

— Я не боюсь ни кардинала, ни кого-либо еще, — проговорил герцог. — Я — англичанин, Аме, и в скором времени вернусь в свою родную страну. И как бы ни старались кардинал, герцог де Шартре или им подобные навредить мне, пока я нахожусь здесь, они ни в малейшей степени не смогут как-то повлиять на мою жизнь. Враги всегда надоедливы, но я начинаю приходить к мысли, что их существование вполне компенсируется тем, что мы имеем и друзей. Если из-за встречи с вами я оказался вынужден поссориться с его преосвященством, то могу поклясться вам, что это не вызвало у меня ни малейшего сожаления.

— Ах, монсеньор, монсеньор, когда вы говорите, как сейчас, меня охватывает такое счастье!

Когда девушка подняла глаза, в них стояли слезы, и тут, повинуясь внезапному порыву, она обняла его. Герцог освободился из ее рук и медленно встал с кресла.

— Уже поздно, и вам пора спать, — проговорил он. — Завтра нам обязательно предстоит решить, как действовать наилучшим образом при сложившихся обстоятельствах. Я думаю, что нам не помешало бы отправиться 6 лесной домик.

Аме тихо вскрикнула от радости:

— Неужели вы так считаете, монсеньор? Бог мой! Это было бы самой чудесной вещью на свете.

— Так вы уже устали от высшего общества? — спросил герцог. — Не забывайте о том, дорогая, что вы имели здесь огромный успех, и если теперь, пусть даже на короткое время, покинете Париж, ваше место первой красавицы незамедлительно может быть занято другой дебютанткой, и, когда вы вернетесь, окажется, что о вас уже все забыли, но, разумеется, кроме ваших врагов.

— Неужели вы думаете, что я хотела бы остаться в памяти у кого-нибудь, кроме вас? — тихо спросила девушка.

Герцог взглянул на нее и тут же отвернулся от этих наполненных обожанием глаз.

— Изабелла, — позвал он через открытое окно, — уже поздно и пора отправляться спать.

Он стоял, глядя в окно, повернувшись спиной к Аме и наблюдая, как Изабелла и Хьюго медленно подходили к дому по вымощенной тропинке, которая огибала бассейн с золотыми рыбками, — и тут он услышал едва доносившийся голос позади себя:

— Спокойной ночи, монсеньор. Я вас очень люблю. И кажется, с каждым днем все сильнее.

Однако на следующий день планам герцога Мелинкортского и Аме отправиться в лесной домик не суждено было сбыться: леди Изабелла пришла в ужас, узнав об этом намерении его светлости.

— Это было бы похоже на бегство! — воскликнула она. — В самом деле, Себастьян, должны же вы, в конце концов, понимать, что сегодня весь Париж только и будет заниматься тем, что обсуждать происшествие, случившееся прошлым вечером у кардинала. Те, кому его преосвященство стоит поперек горла, кто выступает против него, будут превозносить поступок Аме до небес.

Остальные же, которые успели проникнуться восхищением к этому чародею, а также те, кто из политических побуждений стараются поддерживать добрые отношения с принцем де Роганом, будут распространять злостную клевету и постараются выставить нас в ужасном свете. Исчезнуть сейчас из Парижа значит отдать все карты последним. А кроме того, разве вы забыли, какой сегодня день?

— А какой сегодня день? — повторил герцог вопрос леди Изабеллы. — Разве он чем-то примечателен?

— Примечателен, да еще как, — ответила леди Изабелла. — Ведь сегодня — двадцать первое июня.

— Прошу извинить, но это число не вызывает в моей памяти никаких ассоциаций, — проговорил герцог.

— Воистину, Себастьян, я перестаю верить, что вы способны запомнить хоть слово из того, что я вам говорю, — посетовала Изабелла, после чего рассмеялась. — Знаете, наш разговор напоминает мне сцену, в которой жена упрекает своего забывчивого мужа; ведь всего два дня назад я говорила вам, Себастьян, что должно произойти вечером.

— Я вспомнила! — воскликнула Аме. — Сегодня устраивается прием в честь шведского короля.

— Ну разумеется, именно это, — проговорила леди Изабелла, — и, как вам должно быть хорошо известно, Себастьян, королева просила, чтобы на этом приеме присутствовали все мы. Судя по всему, прием должен быть отменным — начнется он с представления, даваемого собственным театром Ее Величества, а завершится балом в садах Трианона.

— Да, по сравнению с этим моя затея кажется вам скучной, — согласился герцог. — А что, мы должны появиться на этом приеме обязательно все?

— Обязательно должны, — настаивала леди Изабелла. — Начнем с того, что пренебрежение особым приглашением королевы само по себе было бы чрезвычайно вызывающим поступком. А исчезнуть в такое время из Парижа и поселиться в лесном доме, как называет его Аме, значит породить злые сплетни.

— Что ж, тогда нам обязательно следует пойти на этот прием, — вздохнув, проговорил герцог.

— Перестаньте, Себастьян, не принимайте такой удрученный вид, — сказала леди Изабелла. — Когда вы окажетесь там, полагаю, вам понравится этот вечер. Можно с уверенностью сказать, что спектакль будет превосходным, потому что королева имеет твердое намерение произвести сильное впечатление на одно лицо из свиты шведского короля, хотя сам царственный повелитель этой особы и не вызывает у Ее Величества никакой симпатии. Вспомните, как король Густав вызывал у нее антипатию в свой прошлый визит, — тогда Мария-Антуанетта была еще только женой дофина, — подарив бриллиантовое колье редкой красоты собаке мадам дю Барри .

— Ас какой стати королеве нужно произвести впечатление на кого-то из королевской свиты? — наивно поинтересовалась Аме.

Изабелла рассмеялась.

— Сплетницы говорят, что граф Аксель Ферзен — юноша с весьма приятной наружностью, — ответила она. — По крайней мере сегодня вечером мы сможем убедиться в этом сами; да, и не забудем о том, что все гости должны быть одеты в белое.

— В белое! — удивленно воскликнул герцог. — Так мы все будем вроде привидений?

— Вполне возможно, что когда-нибудь люди будут Думать о нас, как о призраках, — с грустью в голосе проговорила девушка. — Может быть, через много-много лет мы будем казаться привидениями, которые бродят во дворце, к тому времени здесь будут жить совершенно другие люди и приходить зеваки, чтобы поглазеть на места, где мы когда-то смеялись и развлекались.

Изабелла вздрогнула:

— Что за странные мысли! Не представляет никакого труда думать о прошлом, но, если вдруг в какую-то минуту приходит мысль, что настанет будущее, в котором все мы будем в прошлом, меня охватывает ужас.

— Думаю, что обо мне в будущем вряд ли кто вспомнит, — проговорила девушка, — а вот о вас, монсеньор, будут наверняка помнить всегда. А все ваши прапраправнуки будут воспитаны добрыми, отважными и сильными, чтобы оказаться достойными вашей памяти.

Изабелла рассмеялась несколько язвительно.

— Какой вздор! Если они и будут когда-нибудь говорить о нем, то, скорее всего, как о «злом герцоге»! — воскликнула она. — Не могу представить себе, чтобы кто-то в будущем вспоминал о нем как о Себастьяне Добром.

Герцог отвернулся к окну с таким видом, будто все эти разговоры наскучили ему, и тут леди Изабелла внезапно встретилась взглядом с удивительно ясными глазами Аме.

— Мадам, я люблю вас и всегда буду очень признательна вам за доброту, которую вы проявили в отношении меня, но вы ни в коем случае никогда не должны говорить о монсеньере в подобном тоне. Уверяю вас, что отношение его светлости ко мне всегда было хорошим и добрым. Я видела, как он сражался за меня с такой отвагой, на которую не способен был бы другой человек.

Я глубоко уважаю и люблю его.

На какое-то мгновение в комнате воцарилась полная тишина, а затем непроизвольно, словно повинуясь порыву своего доброго сердца, леди Изабелла подошла к девушке и поцеловала ее.

— Простите меня, милая, — проговорила она. — Это было бестактно и очень скверно с моей стороны, но поймите, я ведь просто поддразнивала его, и Себастьян это хорошо понимает. Независимо от того, какие ошибки были допущены этим человеком в прошлом, в вашем лице он, несомненно, имеет такого защитника, которым обязан гордиться.

— Не он мной, миледи, а я им должна гордиться, — проговорила Аме, чем заслужила еще один поцелуй Изабеллы.

— Ну, тогда больше не о чем говорить, — улыбнулась леди Изабелла. — Пойдемте, дитя мое, нам многое нужно подготовить к нашей поездке.

Дамы вышли из комнаты, герцог Мелинкортский отправился на поиски Хьюго, который, как обычно, был занят выполнением своих обязанностей секретаря и находился в библиотеке. Его светлость сообщил ему о том, что леди Изабелла настаивает на их поездке на прием у королевы в этот вечер, и Хьюго полностью согласился с ней относительно того, что ни герцог, ни Аме ни в коем случае не должны оставлять Париж в такой ответственный момент.

— Враги королевы постараются извлечь для себя максимум выгоды из того, что произошло прошлым вечером во дворце кардинала де Рогана. И было бы величайшей ошибкой подыгрывать этим людям в их затее.

— А почему именно недруги королевы? — удивился герцог. — Говоря о них, вы, Хьюго, имеете в виду ту их часть, которая принадлежит к партии герцога де Шартре?

Хьюго кивнул.

— Безусловно, все, кто стоят за Филиппом де Шартре, будут обрадованы, — согласился он. — Война между Версалем и Пале-Роялем не утихает ни на мгновение, а, напротив, усиливается день ото дня. Вам ведь известно, Себастьян, что это настоящая и беспощадная война не на жизнь, а на смерть.