Чейз ничего на это не ответил. Он стоял совершенно неподвижно, вытянув руки по швам. Он не мигал, и даже, как казалось, не дышал. Эва точно знала, что он никогда не поднимет руку на Лейна, даже если на карту поставлена его собственная жизнь.

Ей хотелось закричать. Тишина становилась слишком невыносимой. Ее взгляд перескакивал с одного на другого. Время текло. Наконец, с молниеносной быстротой, Лейн поднял револьвер и выстрелил. Эва закричала. Закрыв ладонями уши, она визжала, как резаная.

Дым от выстрела рассеялся.

Чейз, без единой царапины, стоял в той же позе. Он даже не сделал попытки вытащить свое оружие.

Эва подбежала к нему на подгибающихся ногах. Она вцепилась в его рубашку. Он обнял ее за плечи, но все так же, не отрываясь, смотрел на Лейна.

Лейн, не говоря ни слова, сунул револьвер в кобуру. Потом, никак не проявив обуревавших его чувств, принял у Рамона поводья, надвинул на лоб шляпу, кивнул Эве и ускакал прочь, ни разу не обернувшись.

Ноги у Эвы были, точно ватные. Чейз смотрел вслед Лейну, пока тот не скрылся за деревьями.

– Я знала, что ты не сможешь причинить ему вреда, – прошептала Эва.

– Если бы я мог, он был бы уже мертвецом. Он нарочно промахнулся. – Чейз снял руку с ее плеча.

Эва почувствовала себя покинутой, когда Чейз отступил от нее.

– А если бы ты вытащил револьвер?

– Он не стал бы защищаться. Внезапная догадка пронзила ее мозг.

– Он хотел, чтобы ты его убил, – прошептала она.

Чейз смотрел сквозь ветви деревьев на солнце, жмурился в его лучах, смотрел на расстилавшуюся внизу долину. Он пошел прочь, будто находясь в каком-то трансе, подошел к своей лошади и вскочил в седло. На какую-то долю секунды он задержался и, обернувшись, посмотрел на Эву. Но в его темных глазах не было ничего, кроме пустоты.

Чейз ускакал, и даже в его посадке чувствовалось напряжение.

И снова рядом с Эвой оказался Рамон.

– Вы отвратительно говорите по-испански, сеньорита.

Все еще мыслями оставаясь с Чейзом и Лейном, пытаясь понять все, что произошло между ними, она повернулась к нему и нехотя выдавила из себя:

– Ты слышал, как я вопила?

Он улыбнулся одними краешками губ. С его стороны – знак величайшего расположения, отметила она.

– Я не хотела, чтобы вы попали в ловушку, – пояснила она. – Я так боялась за Чейза. – Эва смотрела, как все увеличивается расстояние между ними, и у нее заныло сердце. – Как ты думаешь, он оправится от потрясения?

– Рано или поздно Бог даст каждому то, чего он заслуживает. А я думаю, что мой друг заслуживает того, чтобы стать счастливым.

Она вздохнула. Счастье – это именно то, что она так хотела бы дать Чейзу. Но теперь, очевидно, их желания не совпадают.

– Думаю, мне теперь остается только собрать вещи и уехать восвояси.

Рамон подсадил ее в седло. Если у него и были на этот счет свои соображения, он предпочитал держать их при себе.

Шестое чувство подсказывало Чейзу, что Эва скачет за ним следом вместе с Рамоном, но вообще соображал он сейчас туго. Лейн уехал.

Салли покончила с собой.

Его веселая, жизнерадостная сестренка сама лишила себя жизни после того, как убила своего насильника. Лейн убедительно доказал, что его жизнь для него не имеет никакой цены. Он исчез из жизни Чейза так же окончательно и бесповоротно, как Салли оставила их обоих.

Чейз выругался, чувствуя только безнадежность и пустоту. Долгие годы он лелеял в себе ненависть, которая была основана на ложном подозрении, и теперь, по идее, должен был ощущать хоть что-то, какую-то свободу, облегчение от того, что с него свалилась эта ноша. Но он не чувствовал абсолютно ничего. Ни злобы, ни сожаления, ни боли. Ничего.

Он скакал по своей земле. Это единственное, что у него осталось. Он оглядывался по сторонам, как будто видел все это впервые. Пологие холмы, покрытые низкорослым кустарником, скот, который пасся, неторопливо бродя по склонам. И в отдалении – длинный приземистый дом, такой же покинутый и одинокий, как и он сам.

А Эва? Где-то там, за его спиной, Эва скакала рука об руку с Рамоном. Чейз понимал, что оскорбил ее до глубины души, знал, что все его обвинения были несправедливы. Он так обидел ее, что ему придется смириться, если она никогда не простит его. Он принял любовь, которую она предложила ему, а потом швырнул ее дар ей в лицо, хотя единственное, в чем она провинилась, – то, что скрыла правду о своем происхождении.

Разве это преступление? Разве он сам никогда не задумывался, а что было бы, если бы он мог начать все сначала, если бы мог полностью очиститься от своих грехов? Разве не хотел бы он стать кем-то другим, человеком без прошлого, без имени?

Он так сильно обидел ее, что не имеет права ждать прощения. Не удивительно, что она даже не пыталась удержать его, когда он уехал, вместо того чтобы поговорить с ней начистоту. Черт, как бы он хотел ускакать от самого себя – от правды, от всего – так, как это сделал Лейн.

Подъехав к дому ближе, он заметил, как покосилась крыша, как обветшала кровельная дранка. Впервые с момента своего возвращения он задумался над тем, сколько ему труда и средств придется вложить, чтобы сделать этот дом снова настоящим домом.

Кто-то притаился в тени крыльца. На мгновение Чейзу показалось, что это Лейн, но он понял, что ошибся, когда узнал серую в яблоках лошадь, привязанную к одному из столбиков загона. Это была лошадь учительницы.

Когда он въехал во двор, она соскочила с низенького крылечка. Глаз ее не было видно из-за широких полей шляпы.

Одной рукой придерживая шляпу, она подняла голову.

– Мистер Кэссиди, я думаю, вы не станете возражать против моего присутствия здесь. Я слышала, что у вас неприятности, и приехала, чтобы оказать Эве помощь, если понадобится. С ней все в порядке?

– У нее все нормально. Они будут здесь с минуты на минуту. – Чейз оставался в седле, наклонившись к Рэйчел и положив руку на луку седла. Он видел, что ее забота об Эве была искренней, и мысленно поблагодарил ее за это.

– А где Лейн?

Чейз почувствовал, что у него язык не поворачивается ответить. Он просто смотрел на нее.

– Боже мой, – прошептала она. Ее ярко-голубые глаза округлились, как серебряные доллары, и она прижала ладонь ко рту. Она вся излучала тревогу. – Неужели он…

Найдя в себе силы отрицательно покачать головой, Чейз наконец вымолвил:

– Он уехал по собственной воле.

Она тут же взяла себя в руки, разгладила манжетку и поправила на талии пояс. Наконец она задумчиво посмотрела ему прямо в глаза.

– Хотела бы я, чтобы смогла сделать для Лейна больше, чем сделала, мистер Кэссиди. Я знаю, что я преподаю совсем недолго, но он – единственный ученик, к которому мне не удалось найти подход, как я ни старалась. Надеюсь, он найдет свой путь в жизни.

Он выпрямился в седле и устремил взгляд на линию горизонта. Эва и Рамон приблизились уже на расстояние выстрела.

– Не вините себя ни в чем, мэм. Я не знаю, смог ли бы кто-нибудь вообще помочь ему. Или любому из нас, если на то пошло.

Рэйчел проследила за направлением его взгляда и приглушенно вскрикнула, когда заметила Эву, подъезжающую в сопровождении Рамона. Она бросилась им навстречу, ее шляпа соскользнула с головы и повисла на синей ленточке, удерживающей ее под подбородком Рэйчел.

Чейз перекинул ногу через седло и спрыгнул вниз, когда Рамон и Эва подъехали вплотную. Помощник сразу же направился к конюшне. А Эва спешилась и упала в объятия Рэйчел. Он не видел ее лица и даже не был уверен, что если увидит написанную на нем обиду, то сможет это вынести. Он стоял на месте, ожидая, когда обе женщины закончат тихонько переговариваться между собой.

Направляясь к крыльцу, Эва остановилась перед Чейзом, крепко стискивая руку Рэйчел. Учительница, стоявшая рядом с Эвой, напоминала ему спокойную темненькую птичку-королька, готовую броситься на защиту другой, более яркой, раненой птицы. Кожа вокруг покрасневших глаз Эвы припухла – свидетельство того, что она плакала. Больше всего на свете ему сейчас хотелось заключить ее в объятия, умолять ее простить его, но оцепенение было слишком сильно, обида слишком глубока. А ее молчание страшило больше всего.

Эве хотелось накричать на него, затопать ногами, только чтобы растормошить, вывести его из этого состояния, но она не желала унижаться, ее и так унизили. Если она была нужна мужчине, то ему надо прямо сказать об этом. Она ошиблась в Куинсе Поуэлле и заплатила за это. Она оставила «Дворец», потому что там страдало ее чувство собственного достоинства. Если она сейчас упадет на колени перед Чейзом Кэссиди, она вообще потеряет последние остатки самоуважения.

Эва представить себе не могла, что бы стала делать, не будь с ней рядом Рэйчел, готовой предложить свою дружбу и поддержку. И Эва приняла решение – уехать. Она подняла глаза на Чейза, вбирая в себя его образ, его губы, его глаза, каждую черточку, а потом глубоко вздохнула и спокойно произнесла:

– Я иду собирать вещи. Возьму с собой только самое необходимое. Останусь пока у Рэйчел, пока не подыщу себе новое место. А за остальными вещами пришлю сразу, как только смогу.

Ей пришла в голову мысль, что почти те же самые слова она говорила Джону, когда покидала «Дворец». Если дело пойдет так и дальше, свое имущество ей придется собирать по всей стране.

– Отлично. – Одно-единственное слово, произнесенное без всякого выражения. Вот все, чего она дождалась.

Этого было достаточно, чтобы она укрепилась в своем решении уехать.

Чейз смотрел, как Эва гордо расправила плечи, а потом повернулась к нему спиной и ушла. Она шла через двор, потом поднималась по ступенькам крыльца. Он не мог отвести от нее глаз.

Знала ли она, что уносит с собой то, что еще осталось от его сердца?

Десять дней спустя в «Конец пути» прибыл большой черный кофр и маленький, странного вида деревянный ящичек.

Чейз пытался убедить возницу почтового фургона, что Эва Эдуарде здесь больше не проживает, но тот уперся и заявил, что ему заплачено только за доставку вещей на ранчо, значит тут он их и выгрузит. А еще он добавил, что если Чейз все-таки захочет, чтобы леди их получила, пусть занимается этим сам.