Она сделала глубокий вдох, наслаждаясь чистым свежим воздухом и видом пологой равнины. Как же это было непохоже на задымленный зал кабака, до отказа забитого людьми. Хотя окрестности и пострадали от недавнего ливня, теперь все жадно впитывало в себя солнечные лучи, которые пробуждали к жизни молодую весеннюю травку и первые полевые цветы.

Отдаленные предгорья оделись бархатом нового изумрудно-зеленого покрывала, а за ними вздымались островерхие горные пики в пушистых снежных шапках. От этих величественных сизых гигантов веяло чем-то монолитным, безмолвным, незыблемым.

Эва подняла руки, чтобы поправить шляпку, а заодно аккуратно возвратила на место завиток волос, выбившийся из прически. А потом начала пристально всматриваться туда, где, по ее расчетам, вскоре должны были показаться постройки ранчо. Она наклонилась вперед, опершись одной рукой о сидение так, чтобы, не дай Бог, не коснуться своего молоденького возницы, Джеймса Карберри. Она, казалось, вызывала у него такой ужас, что старалась избегать всяких контактов – а то еще с перепугу вывалится из повозки. Через пять минут после того, как они выехали из Последнего Шанса, ближайшего к ранчо «Конец пути» городка, она оставила свои безуспешные попытки завязать разговор с застенчивым отпрыском владельцев самого крупного в городе магазина.

По счастью, Эва высадилась из утреннего дилижанса и справлялась в «Универмаге Карберри», как добраться до ранчо, как раз тогда, когда паренек собирался везти туда заказанный товар. Ее несколько смутило ошарашенное выражение лица миссис Карберри, когда та услышала, что Эве нужно в «Конец пути». Но приставать с расспросами времени не было.

Она одернула юбку, коснувшись пальцами газетного объявления, надежно упрятанного в карман.

Ее новый дорожный костюм выглядел довольно скромненько. Он был сшит из серого сукна и дополнялся шляпкой в тон, на которой красовались фазаньи перья и шелковая птичка в гнездышке. Смена стиля одежды, по мнению Эвы, была неплохой уловкой. Это поможет сбить с толку тех, кто мог бы узнать в ней одну из «Изумительных Эберхартов» или танцовщицу из «Дворца Венеры».

Она уже могла различить изгородь – ряды колючей проволоки, туго натянутой на грубо обтесанные столбы. Приземистая длинная постройка – жилой дом – находилась в непосредственной близости от хозяйственных построек и загонов для скота. Подъехав ближе, она убедилась, что это покосившееся здание не имеет ничего общего с двухэтажным бревенчатым домиком, который она нарисовала в своем воображении. Навес над крыльцом еле держался, кровля от времени прохудилась, а сам дом нуждался в основательной покраске.

Она до мельчайших деталей представляла себе дом своей мечты. Белые кружевные занавесочки, колышущиеся от ветра, колечки ласкового дыма, струящиеся из дымохода, блистающий свежей краской забор из штакетника. А этой унылой деревянной избушки, которую трудно было отличить от находившегося рядом хлева и такой же конюшни-развалюхи, в ее мечтах определенно не было.

Эва набрала в легкие побольше воздуха и призвала на помощь стойкость духа и мужество Эберхартов, с которыми они переживали и хорошие, и плохие времена. В их жизни были и пирушки ночь напролет, и бегства от кредиторов, которые неожиданно возникали у окошечка кассы. Еще раз, окинув взглядом ранчо, Эва утешила себя тем, что дом, конечно, не ахти, но зато от города недалеко, и, возможно, ей время от времени будет удаваться встретиться и поболтать с кем-нибудь из местных жителей. Вряд ли в этой глуши ее кто-нибудь узнает.

Ее жизненный путь был тернистым. Зато теперь она может пройти через любые испытания. Она закалилась за долгие часы, проведенные в дороге, за время коротких ночевок в обшарпанных номерах дешевых гостиниц. Она оделась в броню, которой стали не страшны ни уничтожающие рецензии, ни свист невежественной публики, ни работа в качестве девицы из кабаре, презираемой порядочными гражданами.

Так что для начала и это место вполне сойдет.

Фургон подъезжал все ближе. Она смотрела на загон, заполненный лошадьми-полукровками и людьми, удивительно непохожими друг на друга. Она обратила внимание на высокого мексиканца, прислонившегося к створке открытых ворот. Он был наряжен в кожаную куртку с серебряными пуговицами. Ряд таких же пуговиц украшал манжеты и лампасы брюк. Экзотическое зрелище, ничего не скажешь! Огромное сомбреро скрывало верхнюю часть его лица, но оставляло на всеобщее обозрение пышные черные усы, под которыми пряталась нижняя губа. Она почувствовала, что он исподтишка внимательно наблюдает за ней. Остальные тоже не сводили с нее глаз, но при этом не прекращали своей работы. Мужчины перебрасывались шутками и свистом подгоняли большую дворнягу, помогавшую разводить лошадей по разным загонам.

Пока она наблюдала за ковбоями, Джеймс Карберри мастерски лавировал своей упряжкой и потихоньку подводил фургон к жилым постройкам. Старый черный с белыми подпалинами пес выскочил из загона, нырнув в дырку под забором, и помчался к новоприбывшим, приветствуя их заливистым лаем. Высунув язык, пес начал обнюхивать колеса повозки. Эве было не до него. Ее ладони под перчатками покрылись липкой испариной. Она твердила себе, что предстоящее знакомство ничуть не страшнее того происшествия, которое случилось как-то вечером, когда она споткнулась на сцене во время второго акта «Заблудившейся в лилиях» и грохнулась носом вниз прямо на глазах у администрации шайеннского оперного театра.

Она старалась приободриться, напомнить себе, что к этому она и стремилась, и пыталась сосредоточиться и придумать, как вести себя и что говорить хозяевам ранчо. Состряпать какую-нибудь душещипательную историйку ей особого труда не составит. Нужно прикинуться барышней с востока, у которой ни гроша за душой и чья матушка недавно отправилась в лучший мир. Эва искренне надеялась, что хозяйка дома не разглядит под этим маскарадом ее подлинной сущности и не отошлет ее восвояси.

А что если она выдержит это испытание? Она все еще не была уверена, что сумеет справиться со своими новыми обязанностями. Хотя теоретически вести хозяйство она умела. В ее распоряжении была целая коллекция статей, аккуратно вырезанных из «Дамского мира» и других журналов, и немного потрепанная книжица по домоводству, приобретенная по случаю. Но удастся ли ими воспользоваться?

Оглядев постройку еще раз, она убедилась, что кружевами тут и не пахнет. Оконные проемы были вкривь и вкось занавешены линялыми индейскими одеялами.

– Я высажу вас здесь, мэм, если вы не возражаете, – произнес молодой Карберри еще не окрепшим, ломающимся голосом. Заметно было, как движется кадык под тесным воротничком, который он пристегнул к своей полосатой рубашке. – Я обычно разгружаю поклажу возле сарая.

– Очень вам признательна, мистер Карберри, – ответила она и улыбнулась, потому что ее обращение «мистер» заставило юношу покраснеть до корней волос.

Он спрыгнул вниз и поспешил обойти фургон с другой стороны. Глазки его так и бегали, но ни разу не встретились с ее глазами. Он помог ей высадиться, и немедленно отпустил ее руку, как если бы она была настоящей светской дамой. Ну, хоть кого-то ей удалось обвести вокруг пальца.

Она в изысканных выражениях поблагодарила его и полезла в плетеную сумочку, висевшую у нее на запястье, за монеткой, молча, ожидая, когда он выгрузит ее чемодан.

– Большое спасибо, мэм. Я не могу дожидаться вас, мэм, – сообщил он, пряча награду в карман и при этом обеспокоено поглядывая на дверь дома. Интересно, всегда он такой дерганый, или это она вывела его из душевного равновесия. Она продолжала мило улыбаться.

– Все в порядке, мистер Карберри, мне, вероятно, придется побыть здесь какое-то время. А если у меня ничего не выйдет, наверняка найдется кто-нибудь, кто подбросит меня до города.

Он скептически хмыкнул и снова метнул взгляд в направлении дома, прокашлялся, а потом снова взобрался на высокое шаткое сидение фургона. Взмахнув кнутом, он пустил упряжку шагом, и повозка медленно покатилась к сараю.

Пес крутился рядом, обнюхивая ее ноги. А Эва разгладила юбку и поправила и без того безупречно сидящую шляпку. Решив пока оставить свой багаж на крыльце, она потянулась затянутой в перчатку рукой к двери, сколоченной из сосновых досок, постучала и отошла в сторонку.

Никакого эффекта.

Псина уселась позади Эвы на задние лапы и смотрела на нее полными сочувствия глазами, один из которых был коричневым, а другой – голубым в крапинку.

– Пошел вон. – Эва отряхнула подол своей дорожной юбки. Но вместо того, чтобы убраться подобру-поздорову, этот мешок костей просто растянулся на грубых досках крыльца, уронив голову на носки ее новых ботиночек. И начал скулить. Эва повернула голову и обнаружила, что мексиканец так и остался на своем посту у забора и наблюдает за ней. Но если в доме никого нет, почему бы ему не сообщить ей об этом?

Она решительно повернулась, чтобы снова забарабанить в дверь, но ее рука замерла, едва коснувшись досок, потому что она начала различать довольно громкие голоса, раздававшиеся в доме. Послышался звук шагов. Голоса приближались. Она уже ждала, что дверь откроется, но обитатели дома, казалось, не подозревали, что на крыльце кто-то стоит. Или им было все равно.

– Мне наплевать на то, сколько раз тебя выгоняли из школы и уж совсем наплевать на то, что ты всякий раз сгораешь от стыда, вновь и вновь возвращаясь туда.

Первый, грубоватый мужской голос был слышен довольно хорошо, хотя его обладатель явно старался сдерживаться, чтобы не сорваться на крик.

– А какого черта ты решил, что я пойду у тебя на поводу? Кто дал тебе право мне указывать? Тебе было немногим больше, когда ты уже заботился о маме и о ранчо. – Второй голос был помоложе, в нем звучал вызов, хотя легкую нотку нерешительности Эва тоже уловила.

– Если бы мне пришлось связать тебя по рукам и ногам, чтобы заставить…

Второй голос звучал глуше, но теперь в нем слышалась угроза.