– Благодарю вас, но…

– He думаю, чтобы кто-то из присутствующих видел Чейза больше одного-двух раз с тех пор, как он вернулся. Вы, должно быть, оказываете на него очень благотворное влияние, раз он осмелился показаться здесь сегодня. – Остролицая дама придвинулась ближе, разглядывая Эву с таким видом, как будто она была каким-то диковинным насекомым.

– Можно себе вообразить, как она добилась того, что мужчина побежал, куда она поманила, как щенок, – прошипел кто-то за спиной Милли.

Эва отстранила владелицу магазина и увидела высокую полную даму лет сорока, взирающую на нее с откровенной неприязнью.

Тщательно подготовив свой ответ, взвесив каждое слово и отбросив те, которые составляли ее салунный репертуар, Эва стиснула свой букет и растянула губы в ледяной улыбке.

– Там, откуда я родом, миссис Карберри, достойные леди не позволяют себе даже мыслить так вольно.

– Но я…

Трясясь от злости, Эва прошествовала мимо изумленной женщины.

У самой двери ее остановил шериф Маккенна.

– Что здесь понадобилось Кэссиди?

– Он просто не мог пропустить такое событие, как школьный концерт, шериф. Он мне сказал об этом утром.

– Если у Чейза хотя бы на лице отразится, что он собирается что-нибудь затеять, парень и моргнуть не успеет, как я упеку его за решетку.

– Я ручаюсь, что он приехал только послушать концерт и проводить нас домой.

Маккенна понимающе взглянул на Орвила, который сделал движение в сторону Эвы, как бы намереваясь защитить ее.

– Надеюсь, что так оно и есть.

Эва молча вышла. За ней семенил Орвил. Задержавшись на ступеньках крыльца, она пыталась разглядеть Чейза во мраке. Возле самого забора, между двумя деревьями, в лунном свете мелькнула его рубашка. Он отвязывал свою лошадь.

Эва обернулась через плечо.

– Я пойду за Чейзом. Встретимся у повозки, Орвил.

Подобрав юбки, она побежала к одинокой фигуре, скрывающейся в тени. Лица Чейза она не видела, но чувствовала, что он наблюдает за ней, стрелой несущейся через школьный двор. Добежав, она остановилась перевести дыхание. Затем приблизилась настолько, насколько осмелилась, страстно желая дотронуться до него, приласкать, заслонить от каждого, кто, выходя из школы, обернется или, того хуже, будет таращиться на них с неприкрытым презрением.

Он не произнес ни слова и не двинулся с места. Он стоял рядом со своей лошадью, понурив голову, держа в руках поводья, жалея, что не успел уехать, куда глаза глядят, до того, как она нашла его.. Конец комедии. Он должен чувствовать облегчение, твердил он сам себе. И хорошо, что она воочию убедилась в том, что здесь он является отверженным. Он недостоин стирать пыль с ее башмаков, не только того, чтобы она жила на его ранчо.

– Чейз? – Эва изо всех сил старалась казаться спокойной, лихорадочно пытаясь найти нужные слова. Она потянулась, чтобы коснуться его плеча, но потом отдернула руку.

Повернувшись к ней спиной, он смотрел на луну, просвечивающую сквозь ветви дуба, покрытые молодой зеленой листвой.

– Я очень виноват, Эва, – вот все, что он нашел в себе силы произнести.

Его извинение было произнесено так тихо, что она едва расслышала. Но самые чувствительные струны ее сердца были затронуты.

– Ты виноват? Это я должна чувствовать себя виноватой. В конце концов, это я уговорила тебя прийти. Мне следовало предвидеть… – Испугавшись, что неосторожно выдала себя, Эва прикусила язык. Он повернулся и уставился на нее. Его выразительные глаза были скрыты тенью, которую отбрасывали поля шляпы, но их взгляд, казалось, проникал в самое ее сердце.

– Что ты хочешь этим сказать? «Мне следовало предвидеть»? Предвидеть что?

– Я…

Он шагнул ближе, не отрывая от нее взгляда. Сердце его бешено стучало. Пальцы дрожали.

– Что, Эва? Что ты знаешь?

Она огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что их не подслушивают. У дверей школы все еще стояла кучка родителей, прощающихся друг с другом, но идти через двор пока еще никто не собирался. Не смея поднять на него глаза, она смотрела на цветы, которые держала в руках. Их стебли были так же истерзаны, как и ее сердце.

Наконец она собралась с мужеством и вымолвила:

– Я знаю, что ты вышел из тюрьмы всего год назад. – Из груди Чейза вырвался тяжелый вздох, и плечи его поникли, как будто бы на него вдруг свалилась непосильная ноша.

Он чувствовал себя так, как будто его только что вываляли в грязи.

– И как давно ты это знаешь? Она вздрогнула.

– Как давно? Он кивнул.

– С того самого дня, как Рэйчел привезла Лейна домой после того, как он сбежал.

– Прошло уже столько времени, и ты до сих пор не уехала? Ты осталась, притворяясь, будто ничего не знаешь? – Ему невыносима была мысль, что он ходил вокруг да около, мучительно придумывая, как бы ему половчее преподнести новость, что он бывший бандит, а тут оказывается, что она обо всем знала едва ли не с самого начала.

Уловив гневные нотки в его голосе, она обиделась.

– А тебе не кажется, что я тоже вправе предъявлять к тебе претензии? Ты же сам счел, что тебе лучше от меня все скрывать.

– Так было нужно. – Он никогда не оправдывался за свои поступки ни перед единой живой душой, и тем более не собирался этого делать перед женщиной, присутствие которой рядом сводило его с ума. Он отвернулся и положил руку на луку седла.

Она схватила его за плечо.

– Погоди, Чейз.

Стряхнуть ее руку он мог легко, одним движением, как назойливого комара, но ее прикосновение было таким нежным, в нем было столько мольбы, что он снова повернулся к ней. Когда он опустил глаза на ее руку, сжимающую его плечо, она отпустила его.

– Я думаю, нам не о чем больше говорить, не так ли, Эва?

– Что ты имеешь в виду?

– Все яснее ясного. Ты убедилась в том, как ко мне здесь относятся добрые жители Последнего Шанса. – Он махнул рукой в сторону школы. – Может быть, тебе лучше пока пожить у мисс Олбрайт, пока ты не подыщешь себе другую работу.

Пытаясь осмыслить, что же он все-таки за человек, она ответила:

– Мне не нужна другая работа.

– Тогда ты, наверное, чокнутая. Ни одна порядочная женщина в здравом рассудке не захочет работать на такого типа, как я.

«Ни одна порядочная женщина»! Она чуть было не расхохоталась во весь голос.

– Слушай, Чейз. Я достаточно хорошо успела узнать тебя, чтобы понять: у тебя были достаточно веские причины для того, что ты сделал много лет тому назад.

– Веские причины? Разве могут быть какие-то причины для того, чтобы связаться с шайкой воров, бандитов и убийц? Разве можно найти веские причины для того, чтобы посреди бела дня стрелять в людей? Опомнись, Эва. Если ты ждешь, что я сейчас провозглашу себя героем, наподобие Робин Гуда – то напрасно.

Когда-то, давным-давно, он считал, что веских причин у него предостаточно, но за годы, проведенные в тюрьме, он в корне изменил свое отношение. Имея эти годы за плечами, легко оглянуться назад и признать, каким идиотом он был. Да будь он сам одним из добропорядочных жителей Последнего Шанса, он устроил бы подобному типу, как он, еще более «ласковый» прием.

Стоя рядом с ним, она чувствовала, как пробегает дрожь по его телу, как клокочет в нем едва сдерживаемая ярость, и молила Бога, чтобы он подсказал ей, что нужно сказать или сделать, чтобы исправить положение. Эва оглянулась назад. Толпа у школьного крыльца уже заметно поредела. Дети визжали и гоняли в салочки при свете луны, пока их родители рассаживались по повозкам, заполнявшим школьный двор.

Он внезапно почувствовал непреодолимое желание обидеть ее, сделать больно, чтобы она поняла – он не заслуживает ни ее искренности, ни ее заботы.

– В чем дело, Эва? Уж не хотела ли ты выяснить, что прячется там, по другую сторону закона? Тебе было любопытно узнать, что из себя представляет человек, отсидевший столько лет за решеткой? Это тебя привлекало?

– Прекрати.

– Тебя возбуждает чувство опасности? – Подавшись вперед, он схватил ее за плечи. – Так ты поэтому поцеловала меня тогда? Тебе вдруг захотелось совершить какое-нибудь безрассудство, прежде чем сбежать на другое ранчо, к более порядочному хозяину?

Ему хотелось начать мучить ее еще сильнее, отбросить все правила приличия и поцеловать прямо тут, на виду у всех, напугать и унизить до такой степени, чтобы вынудить сбежать от него без оглядки.

– Нет, Чейз, пожалуйста. Неужели мы не можем обо всем поговорить, как цивилизованные люди? Ну, прошу тебя. Отвези меня домой.

Стиснув руки в кулаки, он начал сам себя уговаривать образумиться. Не отступив ни на шаг, Эва ждала ответа. Она просто была добра к Лейну, к Орвилу и ко всем остальным, и, конечно, даже к нему самому, даже после того, как узнала правду. Разве она заслуживала того, чтобы срывать на ней злость?

– Идем. – Не удостоив ее ни единым взглядом, он зашагал через школьный двор, ведя свою лошадь под уздцы туда, где Орвил поджидал возле повозки.

Эва поняла. Она поспешила следом, чуть ли не вприпрыжку, роняя по дороге цветы. Наспех подобрав их, она снова бросилась вдогонку. Решив, что сейчас самое разумное – помалкивать, она ничего не сказала, когда он вручал Орвилу свою лошадь и давал наставления быть поосторожнее в темноте.

Престарелый ковбой был рад стараться и тут же вскочил в седло.

Эва стояла у повозки, ожидая, когда ей помогут усесться. Чейз подошел с другой стороны, увидел ее и остановился. Несколько секунд он смотрел на нее, потом обошел повозку и, оглядевшись по сторонам, протянул ей руку, чтобы она могла опереться на нее.

Эва ждала, сжимая увядший букет, пока он сядет на место возницы и возьмет в руки поводья. Ей было достаточно просто сидеть рядом с ним, в полной тишине, плечом к плечу, пока он опытной твердой рукой направлял упряжку в сторону ранчо. Ведь это было так здорово – смотреть на луну, на тени, скользящие по земле, позволять легкому ветерку, напоенному ароматом молодой весенней зелени, развевать ее волосы. Она была полна решимости сегодня узнать о Чейзе Кэссиди все, во что он сочтет возможным ее посвятить.