Брайен был неисправим. Не имело смысла напоминать ему, что если бы эта девица и в самом деле была колдуньей, они не могли бы держать ее в плену. Рон с досадой покачал головой.

— Возвращайся и скажи сэру Роберту и остальным, что мы нашли ее. И не торопись проклинать волшебные травы: они еще могут нам понадобиться.

Рон почувствовал, что рука Джины слегка дернулась, и взглянул на девушку. Подняв брови, она смотрела на них в притворном изумлении.

— Неужели вы захотите воспользоваться моими магическими способностями, милорд! А вы уверены, что я захочу поделиться ими? Ведь, по-вашему, я колдунья и злая фея! Что, если я предпочту превратить всех вас в жаб или лягушек?

Лицо Брайена стало белым как мел под россыпью веснушек. Дрожащей рукой он поднял свой амулет и что-то забормотал.

— Довольно, Брайен. — Рон толкнул девушку перед собой, раздраженный ее насмешками и этими нелепыми суевериями ирландца. — Ты что, не видишь, что она просто смеется над тобой?

Джина с улыбкой покачала головой.

— О, это так легко! На вот, лови, ирландец!

Она вскинула руку, и дождь белых цветов рассыпался в воздухе. Брайен в ужасе замахал руками, попятился назад и, споткнувшись о поваленный ствол, растянулся на земле. Рон быстро схватил ее за руку. Пальцы девушки крепко сжались в кулак, удерживая что-то. Не отрывая от нее взгляда, он медленно разжал их… Но там ничего не было — только белые лепестки слетели с ее ладони, кружась над травой. Одни легко упали на воду, другие рассыпались под ногами.

Джина раскрыла и вторую ладонь.

— Ты думаешь, это простые цветы? О, нет! Цветы рябины необходимы для колдовства! — таинственно прошептала она. — Я могу вызвать ветер и дождь, могу закрыть солнце тучами, могу льва сделать зайцем, а зайца львом. Стереги меня как следует, милорд, и возможно, я помогу тебе добиться того, чтобы все твои враги исчезли!

— Хватит! — Пальцы Рона крепче сжали ее запястье. — Я не ребенок, чтобы меня пугать глупыми баснями.

— А разве ты не кормил меня баснями? — Откинув волосы с лица, Джина с вызовом посмотрела на него. — Ты же хочешь, чтобы я помогла тебе, и, очевидно, что-то пообещаешь взамен? Но ты не выполняешь своих обещаний, сэр Рональд!

Рон удивленно посмотрел на нее. В ее глазах больше не было озорства. Теперь в них сверкала решимость. Он оглянулся на Брайена, который уже встал на ноги и отряхивал влажные листья с колен.

— Оставь нас, Брайен. Я должен поговорить с этой… с этой девицей наедине.

— Ты уверен, что поступаешь благоразумно, Рон? — недовольно проворчал тот. — Стоит ли оставаться наедине с ней сейчас?

— Все будет хорошо, Брайен. Иди.

Он подождал, пока ирландец удалился на достаточное расстояние, взял Джину за руку и усадил ее на поваленное дерево. Она села, глядя на него безмятежно и спокойно. Но Рон уже привык к этим внезапным переменам и был настороже.

— Как же ты провела моих часовых?

— Разве трудно проскользнуть мимо спящих? — подняла брови она. — Хотелось бы надеяться, что те, кто захватил Гленлайон, спят так же крепко, как твои часовые…

— Как ты узнала об этом плане?!

Она пожала плечами с небрежной беспечностью. Но Рон быстро схватил ее и притянул к себе, запустив пальцы в волосы на затылке, так что голова ее откинулась назад, а из горла вырвался удивленный вздох.

— Мне кажется, ты слишком много подглядываешь и подслушиваешь, цветочек! И мне интересно знать, что ты собираешься делать со всеми этими сведениями, которые узнала, шпионя за мной.

— Ничего не собираюсь… И что я могла бы с ними сделать?

— Что?! — прошептал он, обхватив ее рукой за спину и еще крепче прижимая к себе. — Именно это я и собираюсь выяснить! Ты хотела здесь с кем-нибудь встретиться? Послать известие, подать знак?..

Джина попыталась оттолкнуть его, упираясь кулачками в грудь, но все усилия были тщетны. Глаза ее разгневанно вспыхнули.

— Я старалась доказать тебе, что все, что мне от тебя нужно, — это твоя помощь. Ты мне поклялся! Поклялся на своем мече, что сдержишь обеща…

— Только не говори мне опять про это безумное пророчество! Я уже достаточно наслышан о нем. — Она, казалось, совсем забыла, что сама рассказала ему о человеке, который заставил ее отравить вино. Но Рон не забыл! — Если тебе дорога твоя хорошенькая головка, цветочек, ты обо всем расскажешь. Мне нужна правда!

— Нет, не правда тебе нужна! Ты слушаешь ее, но не слышишь. — Она взглянула на него с негодованием, сверкая глазами и сжав губы. — Все, что тебе было нужно, это просто переспать со мной! Поэтому ты готов был тогда обещать что угодно. Но я сдержала свое слово, не так ли? А ты делаешь вид, что ничего мне не обещал, что никогда не клялся…

— Да, ты свое слово сдержала… — Рон продел пальцы сквозь шелковистую прядь ее волос медленным плавным движением. И слегка нахмурился. Он помнил ту ночь так смутно и неотчетливо, что иногда сомневался, была ли она вообще. — И я обещал участвовать ради тебя в рыцарском турнире, но ведь ты требуешь целой войны! А я бы никогда не ввязался в войну ради того, чтобы разделить постель даже с таким прекрасным цветочком, как ты. По-моему, ты просто с самого начала заговариваешь мне зубы.

Джина изо всех сил попыталась вырваться, и движение ее гибкого тела было возбуждающим. Его собственное тело немедленно отозвалось на это — железная хватка превратилась в объятие, и Джина застыла, удивленно подняв на него свои большие черные глаза. Рон понял, что она уловила эту разницу. Мягким замедленным движением он провел по ее спине, лаская пальцами плавные изгибы, и почувствовал, как она затрепетала.

Этот мягкий трепет тотчас передался ему, и, несмотря на все усилия сдержаться, он вмиг воспламенился. Совершенно ненужное неуместное вожделение! Будь она проклята! Но желание рос-ло, и все внимание его сосредоточилось на нежном давлении маленьких грудей, прижатых к его ребрам. Полы ее накидки распахнулись, и теперь ничего не осталось между ними, кроме тонкой ткани ее платья и его рубашки. Искушение было велико. Все его тело горело. Воспоминание о ее мягкой коже и голых бедрах сделалось настолько острым, что он уже не мог отделаться от него. И почему он должен отказывать в этом себе, если она была перед ним — такая теплая, желанная, доступная…

Цветы рябины белели на ярко-зеленом мху, словно снег. Но когда он пригнул ее к этому пестрому ковру, Джина схватила его за руку. Ее пальцы впились ему в локти, утонув в складках льняной рубашки.

— Сэр Рональд, подожди…

— Нет, цветочек! Я достаточно долго ждал. Прошло уже целых три дня, и я хочу повторить все это наяву, а не во сне. — И он принялся пылко целовать ее, пока не почувствовал, что ее сопротивление ослабло. — Давай помиримся, цветочек! — прошептал он. — Давай помиримся…

Джина лишь издала горлом слабый звук, беспомощный и испуганный, а он нежно, но уверенно уложил ее на мягкий мох, подстелив шерстяную накидку. И опять стал целовать ее брови, щеки, закрытые в истоме глаза, пока голова ее не откинулась назад с тихим стоном.

Рон поднял голову. Дыхание Джины участилось, губы раздвинулись, а ресницы слегка подрагивали при каждом вдохе. Он улыбнулся и, стянув через голову руоашку, откинул в сторону. На Джине было только платье, подпоясанное на талии простым кушаком, и ему захотелось увидеть ее обнаженной при свете дня. Он потянулся к шнуровке на ее груди.

— Иди ко мне, цветочек, — шептал Рон, расстегивая ей платье, — иди сюда…

Обдавая теплым дыханием ее шею, он скользнул рукой ниже, под мягкую шерстяную ткань платья, и взял руками ее голые груди. Его пальца нащупали твердый сосок, и она вскрикнула, когда он начал дразнящими движениями поглаживать его. Сдвинув ткань в сторону, Рон приник к соску губами. Она изогнулась в бессловесном порыве, и ее руки невольно задвигались по его плечам, притягивая его ближе.

Рон приподнялся и, прижав девушку плотно к накидке, лег на нее сверху. Удерживая свой вес на руках, он опять взял губами ее сосок, раздвигая коленями бедра, и наконец крепко прижался к ней, содрогаясь от необыкновенно острого ощущения.

Рон потянулся к завязкам на своих штанах, чтобы убрать последнюю преграду, но тут Джина изогнулась и, упершись руками ему в грудь, попыталась остановить.

— Милорд, — выдохнула она, — не надо! Я не могу…

— Но почему? — требовательно спросил он, чувствуя, что тело его содрогается в тисках мешавшей ему одежды. Рон был так возбужден, что просто не мог отпустить ее сейчас. — Почему? — повторил он.

Но Джина не шутила. Стараясь не встречаться с ним глазами, она вырывалась изо всех сил, и Рону ничего не оставалось, как позволить ей сесть. Ее ответ прозвучал легким шепотом.

— Сейчас… неподходящее время.

— Неподходящее время?! — Рон глубоко вздохнул. — Луна, что ли, не в той четверти на небе?

Пытаясь дрожащими руками зашнуровать платье, Джина резко проговорила:

— Дело вовсе не в этом! А… ты знаешь в чем.

Рон уставился на ее пылающие щеки, понял, что она имеет в виду, и покачал головой.

— Ты могла бы сказать мне об этом прежде, чем позволила зайти так далеко. Но я предполагаю, что тебе просто нравится мучить меня.

Она слегка улыбнулась.

— Да, милорд, признаюсь, иногда нравится… Но сейчас причина вовсе не в этом, клянусь тебе!

Он посмотрел на нее, проклиная трепет в своих чреслах, который, похоже, не собирался быстро угасать. Снова нахлынули смутные воспоминания: темная комната, эта необыкновенная девушка верхом на нем, ее нежные бедра и пьянящий аромат… Рон нахмурился. Возбуждающих воспоминаний было в избытке, но он не помнил, что достиг тогда пика наслаждения… Пунцовый шелк, горячая кожа, эротическое скольжение ее тела по нему — но не было воспоминаний о том остром последнем слиянии, которое должно было за этим последовать!

Протянув свою забинтованную руку, Рон легко взял ее за запястье, поглаживая пальцами гладкую кожу.

— Ну что ж, цветочек… В таком случае, расскажи мне о той нашей ночи вместе. У меня остались какие-то смутные воспоминания о ней. Хотелось бы услышать, как все это было на самом деле.