— Если этого не сделать, — возразил Морган, — ты не сможешь даже подойти к нему, не то что наложить свою мазь.

Девушка улыбнулась.

— Не беспокойся. Он не причинит мне вреда.

Оруженосец скептически хмыкнул и проворчал что-то на уэльском наречии, которого она не понимала. Никто из этих людей не доверял ей! Все они надеялись, что ее неудача докажет наконец Рону, что она не стоит его внимания…

Но сама она намеревалась доказать им как раз обратное!

Похлопав коня по шее, Джина прошептала несколько ласковых слов на тайном языке лошадей, которому она научилась у жителей аравийской пустыни, чье умение обращаться с лошадьми давно уже сделалось легендой. Потом она достала маленькую баночку с резко пахнущей мазью, кусок мягкой ткани и снова приблизилась к жеребцу. По его черной блестящей шкуре, обтягивающей могучие мускулы, прошла мгновенная дрожь. Захрапев, он снова натянул поводья, которые держал оруженосец, и округлил глаза, показывая белки.

— Отойди подальше, — сказала Джина Моргану, но тот отрицательно покачал головой.

— Я не хочу потом объяснять лорду, почему на лошадиных копытах следы твоей крови!

Она пожала плечами и положила руку на дрожащий лошадиный круп. Конь всхрапнул, но не отдернулся, и Джина улыбнулась.

— Видишь? Мне он ничего не сделает, но ты должен отойти. Конь нервничает из-за тебя.

— Из-за меня? Черт побери! Ну ты и отчаянная девица!

— Отойди, Морган, — вмешался вдруг Брайен. — Ты же предупредил ее.

Улыбка Джины стала еще шире. Если он думает, что ему удастся избавиться от нее таким способом, то ошибается!

Морган неохотно отпустил повод коня и отступил, прислонившись к каменной стене.

— Уйдите из стойла! — твердо сказала Джина. — Я не хочу, чтобы вы были здесь, пока я лечу его.

Выругавшись по-уэльски, оруженосец бросил на нее разгневанный взгляд и вышел из стойла. Брайен, чуть помедлив, последовал за ним, а Джина начала ласково говорить с жеребцом, медленно приближаясь к его голове. Все еще нервничая, конь заржал; Джина чувствовала, что его животный разум сосредоточился на источнике боли, на резких, пронизывающих толчках в ноге.

Дотронувшись до головы, она легко пробежала рукой по блестящей холке коня, а оттуда вниз к ноге, потом еще ниже, пока не встала на колени у его огромных копыт. Эти смертоносные копыта с тяжелыми железными подковами могли вмиг затоптать упавшего человека или нанести в схватке сокрушительный удар другой лошади. Но жеребец стоял спокойно, лишь слегка подрагивая, словно чувствовал, что она поможет ему. И тогда Джина, подняв одно из тяжелых копыт, опустила его на свое склоненное колено. Равновесие коня удерживалось на трех ногах, но, пока она осторожными касаниями накладывала целебную мазь, тихо приговаривая успокаивающие слова, он вел себя смирно. Работая, Джина непрерывно разговаривала с жеребцом. Она хвалила его силу и красоту, его большое сердце и его предков, и, казалось, он понимал ее. Пока она накладывала повязку, он опустил свою большую голову и мягко провел носом по ее волосам, дыша влажным теплом в шею. Перевязав лошадиную ногу мягкой тканью и закрепив ее прочным узлом, Джина поднялась. Спина ее болела: пришлось довольно долго пребывать в неудобном положении, удерживая к тому же вес огромной ноги жеребца. Потирая спину руками, она прогнулась, чтобы расслабить затекшие мышцы, и вздрогнула, внезапно услышав голос за спиной.

— Позволь, я помогу, — шутливо сказал подошедший Рональд; в проеме двери она увидела Брайена и Моргана. — Эти двое, кажется, не решаются двинуться с места, — кивнул он на них с озорным блеском в глазах.

Джина пожала плечами.

— Наверное, боятся, что ты заменишь их кем-то, кто лучше понимает лошадей.

Он рассмеялся и прислонился к дубовой стойке.

— Бояться им нечего. Я предан тем, кто предан мне.

— Хорошо, если так. Но некоторые люди легко меняют свои пристрастия…

— Я — нет. Хоть я и не против того, чтобы принимать помощь от посторонних людей. — Он показал на пустую баночку на полу стойла. — А чем ты лечила мою лошадь?

Джина взглянула на Брайена и широко улыбнулась.

— Истолченными крылышками фей и сердцем единорога. Нерожденного единорога!

— А не зубами дракона?

— Я пользуюсь ими только в полнолуние. — Она опять посмотрела на Брайена и едва не расхохоталась. Он, казалось, начал подозревать, что его разыгрывают, но все еще не мог победить своих суеверий. И эта борьба отразилась на его лице.

— Она посылала своего слугу за зубами дракона, милорд! — яростно зашептал он. — Я сам слышал!

Рон удивленно взглянул на нее, и Джина пожала плечами.

— Это была просто шутка, но твой приятель никогда не поймет этого.

— В таком случае, не мучай его. И потом — ведь неизвестно, кто из нас прав. Вдруг окажется, что я сам дурак, оттого что не верю в разных фей и духов?

Джина загадочно улыбнулась.

— Да, милорд, может быть…

Он удивленно поднял брови, но ничего не ответил, а вместо этого протянул ей руку:

— Пойдем со мной, прекрасная Королева эльфов. Я заплачу тебе за то, что ты вылечила моего коня.

— А ты не желаешь подождать и посмотреть, вылечила ли я его на самом деле? Что, если у него вдруг вырастут крылья или он превратится в мышь? — отшутилась она.

— Рискну поверить.

Пожав плечами, Джина взяла свою шкатулку с травами, но вдруг приостановилась и нерешительно взглянула на него.

— У меня есть средство, чтобы вылечить твоих людей, если ты согласен рискнуть и этим.

— Я-то готов, но не уверен, что у моих людей хватит на это смелости. — Он заколебался, потом сказал: — Но предложи им: может, найдется человек, который так страдает, что ему уже все равно.

Джина оглядела засушенные листья и цветы, аккуратно разложенные в ее шкатулке, и взяла по две щепотки мяты, розмарина и руты. Поднявшись, она протянула их оруженосцу.

— Если ты сомневаешься, то завари это сам. Прокипяти их с медом и дай эту микстуру тем людям, которые хотят чувствовать себя лучше.

Морган явно колебался, но потом, бросив на Рональда быстрый взгляд, все-таки взял травы и кивнул. Они тихо поговорили о чем-то по-уэльски, и оруженосец ушел, а Рональд обернулся к ней и снова протянул руку.

— Пойдем, цветочек, посмотрим, на что способна эта трактирная кухня. Раз сегодня день чудес, возможно, и с ней произошло чудо.

Джина заколебалась. Ей показалось, что за его добродушной улыбкой что-то еще таится, хотя она не могла понять, что именно. Но отказаться значило опять отложить разговор о его обете. А как знать, когда они увидятся снова? Нужно было ловить подходящий момент.

Поэтому она дала ему руку и пошла с ним в трактир, досадуя, что нельзя смыть запах лошадиного пота, а заодно и переодеться. Ее наряд состоял из простого шерстяного платья с засученными до локтя рукавами и широкого матерчатого кушака, опоясанного вокруг талии — и больше ничего, никаких украшений. Порывом ветра подхватило широкий подол ее платья, так что ей пришлось придержать его одной рукой. Небо заволокло тучами, и на плечо ей упали первые дождевые капли. Рональд обхватил ее за талию и прибавил шаг, так что она едва поспевала за ним.

И снова Джина почувствовала уже знакомый жаркий трепет и тревожное волнение в груди. Все это очень не нравилось ей. Ей не нравилось, что пульс ее учащается всякий раз, когда Рон вот так улыбается ей, обнажая белую кипень зубов, а глаза его, осененные густыми ресницами, так весело сверкают, что невольно хочется улыбнуться в ответ. Джину почти пугало то, что она не может сдержать ответную улыбку и что ей хочется, неудержимо хочется коснуться пальцами его лица, погладить губы, подбородок…

Должно же быть какое-то лекарство от этого! Надо будет разузнать, поискать, выяснить у Элспет. Есть же, наверное, какая-то трава или растение, какое-то целебное средство, чтобы избавить ее от желания поминутно улыбаться ему, как какая-то безмозглая идиотка! Наверняка она похожа на тех влюбленных дурочек, которых она всегда презирала…

— Тут ступеньки, — пробормотал Рон и вовремя: Джина поняла, что все время так неотрывно смотрела ему в лицо, что едва не споткнулась о ступеньку на крыльце трактира.

О Господи, до чего же еще она может дойти, прежде чем достигнет своей цели?!

Лицо ее все еще горело, когда Рон, не обращая внимания на других посетителей, повел ее к столу у окна. И поделом ей! Это возмездие за то, что опоила его людей. И за то, что смеялась над Брайеном… и дразнила Бьяджо… У нее столько грехов, что трудно сосчитать! Она заслужила это и должна еще радоваться, что не получила чего-то похуже…

Джина никак не могла успокоиться — особенно после того, как Рон уселся на скамью рядом с ней, сапогом касаясь ее платья, а коленом дотронувшись до бедра. Он придвинулся так близко, что она увидела топорщившиеся волоски у него на висках, и ей немедленно захотелось пригладить их. Пришлось даже крепко сжать руки на коленях, чтобы подавить это желание. Склонив голову, Джина с отчаянием уставилась в исцарапанную крышку дубового стола.

— Поведай-ка мне, как тебе удалось стать такой сведущей в травах и лошадях, — попросил он шутливо.

Это был тот случай, когда она могла позволить себе сказать правду:

— В аравийских пустынях многие разбираются в лошадях. Тому немногому, что я знаю, я научилась у бедуинов.

— А мазь?.. Она, конечно, была не из крылышек фей и не из сердец единорогов. Но мне все же интересно знать, из чего она.

— Из конского каштана. — Джина осмелилась поднять на него взгляд и даже слегка улыбнуться. — Если его истолочь и смешать с гусиным жиром, он очень хорошо помогает. Никакой магии, ничего таинственного! Это самая обычная мазь.

— А признайся: тебе ведь нравится изображать из себя этакую колдунью!

— А ты уверен, что я не колдунья? — поддразнила она, проведя пальцем по глубокой трещине на крышке стола. — Может быть, я переодетая принцесса, откуда ты знаешь? Или Королева эльфов, которая увезет тебя на хрустальной лодке в волшебное царство…