— Жене. Она — моя жена.

Как только Америка прокрутила у себя в голове этот разговор, она чуть не задохнулась.

— Ты делаешь татуировку? Что с тобой, Эбби? Ты надышалась ядовитых паров при пожаре?

Я посмотрела на свой живот, на размазанную черную массу как раз на внутренней стороне тазовой кости и улыбнулась.

— Мое имя написано у Трэва на запястье, — я сделала глубокий вдох, когда жужжание продолжилось. Гриффин вытер чернила с моей кожи и продолжил делать татуировку. Я говорила сквозь зубы:

— Мы поженились. Я тоже захотела чтр-нибудь такое.

Трэвис покачал головой.

— Тебе не нужно было.

Я прищурилась.

— Не начинай. Мы это уже обсуждали.

Америка засмеялась.

— Ты сошла с ума. Я сдам тебя в психушку, когда ты приедешь домой, — ее голос был все еще пронизывающим и сердитым.

— Не такая уж я и сумасшедшая. Мы любим друг друга. Мы весь год, время от времени, живем вместе. Почему бы и нет?

— Потому что тебе девятнадцать, идиотка! Потому что ты сбежала и никому не сказала, и потому что меня там нет! — закричала она.

— Прости, Мер, мне пора. Увидимся завтра, хорошо?

— Не знаю, хочу ли я тебя завтра видеть! И уж точно не думаю, что хочу снова увидеть Трэвиса! — съехидничала она.

— Увидимся завтра, Мер. Ты же знаешь, что хочешь увидеть мое кольцо.

— И твое тату, — сказала она с улыбкой в голосе.

Я выключила телефон и отдала его Трэвису. Жужжание возобновилось, и я сконцентрировалась на чувстве жжения, за которым последовал сладкий момент облегчения, когда Гриффин вытирал лишние чернила. Трэвис положил мой телефон в карман, крепко сжимая двумя руками мою руку и наклоняясь, чтобы прикоснуться своим лбом к моему.

— Ты так же сильно сходил с ума, когда тебе делали твои татуировки? — спросила я его, улыбаясь в ответ на его встревоженное выражение лица.

Он отодвинулся. Казалось, Трэвис чувствовал мою боль в тысячу раз сильнее меня.

— Мм… нет. Это другое. Сейчас гораздо хуже.

— Готово! — сказал Гриффин с неменьшим облегчением в голосе, чем было написано на лице у Трэвиса.

Я откинула голову назад.

— Слава Богу!

— Слава Богу! — вздохнул Трэвис, похлопывая меня по руке.

Я посмотрела на красивые черные линии на моей красной и раздраженной коже:

— Миссис Мэддокс.

— Ух, ты, — сказала я, поднимаясь на локтях, чтобы лучше увидеть надпись.

Хмурый взгляд Трэвиса внезапно сменился на ликующую улыбку.

— Красиво.

Гриффин покачал головой.

— Если бы я получал доллар за каждого нового муженька в татуировках, который бы приводил сюда свою жену и переживал сильнее нее… ну, мне бы не пришлось больше делать татуировки.

— Просто скажи, сколько я тебе должен, умник, — пробормотал Трэвис.

— Я выдам тебе счет за стойкой, — сказал Гриффин, развеселившись остроумным ответом Трэвиса.

Я осмотрела комнату, обращая внимание на яркие желтые стены и плакаты с примерами татуировок, а затем вновь обратила взгляд на свой живот. Моя новая фамилия, написанная крупными, черными, сияющими буквами. Трэвис с гордостью смотрел на меня, а затем глянул на свое титановое обручальное кольцо.

— Мы сделали это, малышка, — тихо сказал он. — Мне все еще не верится, что ты моя жена.

— Поверь, — улыбнулась я.

Он помог мне встать со стула, и я облокотилась на правую сторону, остро чувствуя каждый раз, когда джинсы терлись о мою голую кожу. Трэвис достал свой кошелек, быстро выписал чек, взял меня за руку и повел к ожидающему нас такси. Мой телефон вновь зазвонил, но когда я увидела, что это Америка, то решила не брать трубку.

— Она еще долго будет винить нас за это, не так ли? — нахмурился Трэвис.

— Она подуется еще один день, после того, как увидит фотографии, а затем перестанет.

Трэвис озорно улыбнулся мне.

— Вы уверены в этом, миссис Мэддокс?

— Ты когда-нибудь перестанешь так меня называть? Ты обратился ко мне так уже в сотый раз, начиная с момента, когда мы вышли из церкви.

Он покачал головой и придержал для меня дверь машины.

— Я перестану так тебя называть только тогда, когда пойму, что это все реально.

— Ой, это все реально, лады? — сказала я, двигаясь на середину сидения, чтобы освободить ему место. — В доказательство, у меня остались воспоминания с брачной ночи.

Он наклонился ко мне и провел носом по чувствительной части моей шеи, пока не остановился возле уха.

— Конечно, остались.

— Ох… — сказала я, когда он прижался к моей повязке.

— Ой, вот дерьмо, прости, Голубка.

— Ты прощен, — улыбнулась я.

Всю дорогу до аэропорта мы держались за руки; я откровенно смеялась каждый раз, когда Трэвис смотрел на свое обручальное кольцо. В его глазах было написано спокойствие, к которому я уже начала привыкать.

— Когда вернемся домой, думаю, до меня наконец-то дойдет что произошло, и я перестану вести себя как придурок.

— Обещаешь? — улыбнулась я.

Он поцеловал мою руку, положил себе на колени и прижал ее своими ладонями.

— Нет.

Я засмеялась и устроилась головой у него на плече, пока машина не замедлила ход и не остановилась рядом с аэропортом. Мой телефон вновь зазвонил, показывая имя Америки на экране.

— Она не отступит. Дай мне с ней поговорить, — сказал Трэвис, потянувшись к моему телефону.

— Алло? — сказал он, пережидая поток пронзительных ругательств на том конце линии. Он улыбнулся.

— Потому что я ее муж. Теперь, я имею право отвечать вместо нее. — Он посмотрел на меня и открыл дверь такси, предлагая мне свою руку. — Мы в аэропорту, Америка. Почему бы вам с Шепом не подобрать нас? Ты сможешь орать на нас всю дорогу домой. Да, всю дорогу. Мы прилетим около трех. Хорошо, Мер. Увидимся.

Он поморщился от ее резких слов, а затем протянул мне телефон.

— Ты не шутила. Она очень разозлилась.

Он оставил на чай таксисту и закинул сумку себе на плечо, вытаскивая ручку моего чемодана на колесиках. Его татуированные руки напряглись, когда он поднял мою сумку, свободной рукой потянувшись ко мне.

— Не могу поверить, что ты разрешил ей кричать на нас целый ча, — сказала я, последовав за ним через вращающуюся дверь.

— Ты же не думаешь, что я позволю ей кричать на мою жену, не так ли?

— Ты довольно быстро привыкаешь к этому понятию.

— Думаю, настало время мне это осознать. С той секунды, что я встретил тебя, я уже знал, что ты станешь моей женой. Не буду лгать и говорить, что я не ждал того дня, когда смогу это сказать… так что, я собираюсь злоупотребить твоим новым званием. Пора бы тебе уже привыкнуть.

Он сказал это настолько обыденным тоном, будто не раз повторял эту речь.

Я рассмеялась и сжала его руку.

— Я не против.

Он искоса посмотрел на меня.

— Не против?

Я покачала головой, и он притянул меня к себе, целуя в щеку.

— Хорошо. Тебя затошнит от этого через пару месяцев, но прости мне эту слабину, ладно?

Я пошла за ним через холл, до эскалаторов и службы безопасности. Когда Трэвис прошел через металлодетектор, раздался громкий звуковой сигнал. Когда служащий аэропорта попросил Трэвиса снять кольцо, его лицо приобрело суровый вид.

— Оно будет у меня сэр, — произнес офицер, — это всего лишь на пару секунд.

— Я обещал ей, что никогда не сниму его, — процедил Трэвис сквозь зубы.

Офицер протянул свою ладонь, а на его лице образовались озорные морщинки вокруг глаз, выражающие терпение и понимание. Трэвис неохотно снял кольцо, и, вложив в руку охранника, а затем, вздохнув, прошел через рамку, но на этот раз без сигнала. Я прошла без происшествий, также передав свое кольцо. Трэвис все еще был напряжен, но когда нас пропустили, его плечи расслабились.

— Все в порядке, малыш. Оно снова на твоем пальце, — сказала я, хихикая над его чрезмерно бурной реакцией.

Он поцеловал мой лоб, прижав меня к себе, пока мы шли к терминалу. Когда я поймала взгляды людей, мимо которых мы прошли, я задалась вопросом, было ли очевидно, что мы молодожены, или их просто привлекала глупая ухмылка Трэвиса, резко контрастирующая с его коротко стриженой головой, расписными руками и бугрящимися мышцами.

Аэропорт гудел от взбудораженных туристов, в воздухе стоял шум от игровых автоматов, а люди шли во всевозможных направлениях. Я улыбнулась молодой паре, держащейся за руки, выглядевшей такой же возбужденной и нервной, как Трэвис и я, когда мы прилетели. Я не сомневалась, что из ощущений у них останется смесь облегчения и недоумения, которые испытали мы, сделав то, ради чего приехали.

В терминале, я листала журнал, и мягко касалась бешено дергающегося колена Трэвиса. Его нога замерла, и я улыбнулась, продолжая держать взгляд на фотографиях знаменитостей. Он нервничал насчет чего-то, но я ждала, пока он расскажет мне сам, зная, что он обдумывает все внутри себя. Спустя пару минут, его колено снова стало отбивать азбуку морзе, но в этот раз он остановил его сам, и затем медленно развалился в кресле.

— Голубка?

— Да?

Прошло некоторое время, и он вздохнул.

— Ничего.

Время шло слишком быстро, казалось, что мы только сели, когда наш номер рейса высветился на табло. Линия быстро выстроилась, и мы присоединились, ожидая своей очереди показать билеты, и пройти по длинному туннелю к самолету, что отвезет нас домой.

Трэвис замешкался.

— Никак не могу избавиться от этого чувства, — выдохнул он.

— Что ты имеешь в виду? Дурное предчувствие? — внезапно занервничала я.

Он повернулся ко мне с тревогой в глазах.

— Меня преследует безумное чувство, что стоит нам вернуться домой, как я проснусь. Будто ничего этого не происходило.