— О чем ты думаешь, Кристиан?

— О твоем лице, — ответил он, повернув к ней голову.

— А что ты нашел в моем лице?

— У тебя невероятно тонкие черты. Как такие хрупкие линии могут удержать такие огромные глаза? Если бы я был художником, то изобразил бы твой портрет карандашом, почти не касаясь бумаги, и поставил бы два больших чернильных пятна там, где должны быть зрачки. А если бы я был скульптором…

Он улыбнулся, погасил сигарету в пепельнице, стоявшей на полу рядом с диваном, и продолжил более низким голосом:

— Но сейчас я стану скульптором.

Он провел указательным пальцем по носу Элизабет, потом по ее бровям, щеке, дотронулся до ее губ. Она поддавалась этим точным движениям, желая помочь ему в имитации лепки ее лица.

— Теперь шею, — сказал он. — Плечи…

Он оперся на локоть. Она ощутила запах горячей подмышки.

— Плечи… Плечи маленькой девочки!..

— Ты злишь меня, называя всякий раз маленькой девочкой, — неубедительно сказала Элизабет.

— Вот как? Однако ты и есть просто маленькая девочка. Записка, которую ты мне вчера оставила: «Я приходила». Точка и все! Маленькая девочка и не написала бы ничего другого.

— Не могла же я написать тебе длинное письмо!

— Нет-нет! Это было очаровательно… Подожди… я вдыхаю тебя. Чем ты пахнешь? Жимолостью? Бергамотом? Точно не могу сказать, но я узнаю твой запах из тысячи…

Она закрыла глаза, смущенная и одновременно обрадованная рвущимся из него желанием. Он осторожно прикоснулся губами к соску ее правой груди, затем втянул в себя сосок левой. Элизабет прерывисто задышала от охватившего ее желания. Сейчас он возьмет ее снова. Она уже поворачивалась, раздвигая ноги, чтобы приготовиться к встрече с этим загадочно вооруженным телом. Теперь Кристиан целовал ее в губы. Элизабет ничего не ощущала, в ее голове взрывались белые искры, Кристиан медленно оторвался от нее, прищурил глаза, и поморщившись, словно испытывая сильную боль, прошептал:

— А теперь надо быть разумной, Элизабет.

— Почему? — воскликнула она.

— Ты знаешь, который теперь час?

— Ну и что?

— Я должен идти на частный урок.

Элизабет удивленно посмотрела на него.

— Ты же отлично знаешь, что вчера приходила женщина и оставила мне записку, — сказал Кристиан.

— Да-да, — пробормотала Элизабет.

Ее желание стало стихать. Она чувствовала себя ненужной. Кристиан встал. Покрывало соскользнуло с постели. Элизабет с силой потянула его на себя обеими руками, чтобы прикрыть грудь.

— Не закрывайся, — попросил он.

Но ей больше не хотелось, чтобы он видел ее обнаженной, раз он решил уйти. Прижав покрывало к подбородку, она смотрела, как он ходил в полутьме из комнаты в туалет. Это большое тело, гладкое и бесстыдное, зачаровывало ее. Кристиан чувствовал себя абсолютно свободно, он ходил, поворачивался, наклонялся, выпрямлялся перед лежащей женщиной, следившей за каждым его движением с жадностью, нахмурив брови. Он зажег лампу в изголовье постели и стал одеваться. Понемногу Элизабет начала успокаиваться, ее желание становилось менее острым. Она улыбнулась, чувствуя себя зрителем на каком-то невероятном спектакле. Между тем Кристиан надел лыжные брюки, застегнул ширинку и слегка согнул колени, чтобы шов между ног встал на место. Это чисто мужское движение позабавило Элизабет.

— Тебе тоже следует одеться, — сказал он небрежно. — Уже поздно…

— Мне все равно, — ответила она. — Я что-нибудь наплету дома. Сколько уроков в неделю ты должен дать этому мальчику?

— Три, — сказал Кристиан, надевая рубашку. — Правда, он уже не мальчик, ему шестнадцать лет. И он очень красивый. Такой красивый, со светлыми волосами, немного похожий на девочку. А черты почти такие же тонкие, как у тебя.

Его голова исчезла в черном пуловере. Элизабет почувствовала, что какая-то тень проскользнула по ее радости.

— Это единственный ученик, с которым ты работаешь во внеурочное время? — спросила она.

Лицо Кристиана выплыло из темноты:

— Нет. Есть еще две девочки, одной четырнадцать лет, другой пятнадцать.

— Красивые?

— Страшней войны, бедняжки!

Он сел на край кровати, чтобы обуться. Элизабет был виден его затылок, крепкие пальцы, затягивающие шнурки.

— А завтра у тебя есть уроки? — спросила она.

— Нет, — ответил Кристиан. — Но я завтра буду занят.

— Чем?

— Мне придется подняться на Арбуа с Жоржем и Франсуазой Ренар. Это те самые друзья, о которых я тебе говорил. У нас это займет весь день.

— Это слишком глупо! — воскликнула она. — Ты мог бы устроить так, чтобы отменить эту встречу!

Он потянулся и сказал:

— Но я не хочу ее отменять, Элизабет. Это мои очень близкие друзья.

— А я?

— Мы увидимся послезавтра.

— Слишком долго ждать!

— Пожалуйста, будь благоразумной!

Она с вызовом посмотрела на него:

— А я не хочу быть благоразумной! Я люблю тебя. Мне хочется приходить сюда каждый день.

— Если бы ты приходила сюда каждый день, твои родители уже заподозрили бы неладное.

— И дальше что? Я не боюсь родителей! Когда я представлю тебя им, они поймут и согласятся…

— Согласятся с чем? Что ты моя любовница?

Элизабет вздрогнула, услышав это непривычное для нее слово.

— Но… Кристиан… я не любовница.

Он разразился коротким смехом, сверкнув белыми зубами, и приблизил свой подбородок к ее лицу:

— Тогда кто же ты, малышка?

— Я не знаю, — растерянно ответила Элизабет.

Она секунду поколебалась и добавила тихо:

— Твоя жена…

— Моя жена? Ну да, конечно! Только мы не женаты.

— Мы поженимся однажды, Кристиан.

Он сделал глубокий вдох. Глаза его потемнели.

— Нет, Элизабет, — медленно сказал он. — Мы никогда не поженимся.

Эта тихо произнесенная фраза перевернула в ней все. Элизабет чувствовала себя словно рыба, выброшенная на берег. Ей не хватало воздуха, глаза утратили ясность, словно покрылись мутной пеленой. Лицо Кристиана было лицом незнакомого ей человека.

— Как же это? — прошептала она. — Но это просто невозможно! Я не смогу жить без тебя, Кристиан!

— Кто сказал, что ты будешь жить без меня, дорогая? — улыбнулся он. — Мы будем продолжать встречаться как и теперь.

— Тайком?

— Да. Разве это не чудесно?

Элизабет покачала головой:

— Тебе этого, может быть, и достаточно, Кристиан, но не мне! Я хочу любить тебя всегда и чтобы все знали об этом! Я хочу иметь от тебя ребенка!

— У тебя не будет от меня детей, Элизабет, — ответил он.

— Почему?

— Потому что ты слишком прекрасна, и я не хочу изуродовать тебя.

— Ты что, сумасшедший?

— Это ты сумасшедшая! Ты живешь мечтами маленькой девочки. Ты не подумала о привычке, Элизабет. Брак — это преступление против любви. Представь себе двух существ, приговоренных жить друг с другом днем и ночью. Истинное наслаждение может испытать только свободный человек. С того момента, как я узнаю, что связан с тобой чем-то другим, кроме желания, — да, подписью в книге записей актов гражданского состояния, детьми, денежными интересами, домом, мебелью, хозяйством, — запомни, с этого момента я, который тебя так любил, отвернусь от тебя!

Он протянул руку, чтобы обнажить грудь девушки. Она увернулась и прошептала:

— Не дотрагивайся до меня, Кристиан!

— Что?

Он склонил голову на бок с видом собаки, которая слушает своего хозяина. Улыбка обнажила его зубы.

— Я сказала, не дотрагивайся до меня! — уже громче повторила она.

Продолжая улыбаться, он оперся коленом о край кровати, обнял Элизабет за плечи и отыскал ее губы. Она хотела вырваться, но он уже целовал ее и она начала слабеть.

— Жду тебя послезавтра, — тихо сказал он, вставая.

Элизабет посмотрела на него своими черными глазами, полными горечи, и сказала:

— Я не приду.

Кончиками пальцев он провел по ее щеке:

— Нет, Элизабет, ты придешь!

Затем он завязал на шее красный платок, накинул на плечи кожаную куртку и вышел.

ГЛАВА III

Через день Элизабет не пошла к Кристиану, а поднялась на Рошебрюн с Сесиль, Глорией и Греви. Вернувшись вечером в гостиницу, она была такой печальной, что от перспективы показаться за столом, разговаривать и улыбаться клиентам, Элизабет заранее утомилась. Жак крутился около Сесиль, глядя на нее голодными глазами. Зрелые мужчины вели разговоры о политике. Мадам Лористон, которой наконец-то позвонили из Парижа, жеманилась перед Амелией, возбужденно изображая из себя обожаемую и избалованную женщину: ее мужу надо было ехать по делам в Гренобль и он сказал ей, что по пути заедет к ней в Межев.

— Он будет завтра утром! К сожалению, всего лишь на один день! То есть я хотела сказать, что он пробудет здесь весь день и ночь. Но я попытаюсь задержать его подольше!

После обеда она сбегала к парикмахеру, и теперь завитые колечками волосы обрамляли ее увядающее напудренное лицо. Глория и Сесиль уже развлекались, строя догадки: блондин господин Лористон или брюнет? Носит ли он усы? Выглядит ли он как спортсмен или как интеллектуал? Еще совсем недавно Элизабет с удовольствием присоединилась бы к ним. Она тоже горела бы от нетерпения увидеть этого донжуана, а теперь ее собственные муки мешали ей интересоваться чужими сентиментальными историями. После обеда, сославшись на головную боль, она раньше, чем обычно, ушла в свою комнату. Элизабет плохо спала и проснулась с ощущением, что впереди ее ждал длинный и пустой день. Раньше, едва открыв глаза, она думала: «Скоро я увижусь с Кристианом». И этой надежды хватало для того, чтобы жизнь ее становилась светлее. Теперь же у нее не было желания видеться с ним. Ей была отвратительна сама мысль о том, что ей снова придется выслушивать его разглагольствования, выносить его ласки, терпеть его смех. «Мы никогда не поженимся». Несколькими словами он все испортил, все изгадил. По его вине она не только больше не любила его, но и не находила в жизни ничего приятного. Элизабет рассеянно погладила Фрикетту, позавтракала в постели, полежала еще какое-то время под одеялом. Она спустилась в холл в тот момент, когда Амелия бросилась к входной двери со словами: