Намек, прозвучавший в словах сэра Энтони, заставил маркиза гневно ответить:

– Нет, нет, ничего подобного! Тебе следовало бы знать, что я не имею обыкновения связываться с юными созданиями, не ведающими, откуда берутся дети.

– Я всегда так и считал, – спокойно заметил сэр Энтони. – Но для чего такая таинственность?

– Боже мой, Энтони, неужели я должен отчитываться перед тобой за каждый свой шаг? – вспылил маркиз.

– Нет, естественно, нет, – ответил сэр Энтони. – Но у Уайта все в волнении, а что до Холостяков!..

– У Уайта? Холостяки? – закричал маркиз. – А они-то тут при чем?

– Их всех пригласили, мой дорогой. Как ты мог предположить, что при твоем положении, после всех твоих громких заявлений о высших достоинствах холостяцкой жизни, резкое изменение взглядов пройдет незамеченным и не станет сенсацией?

– Уайт и Холостяки! – еле слышно пробормотал маркиз. – Моя бабка, должно быть, сошла с ума!

– Это эпохальное событие, – сказал сэр Энтони. – Ради бога, Вальдо, ты уже должен быть там и встречать гостей, а не сидеть развалясь здесь в пыльной одежде.

По всей видимости, слова сэра Энтони наконец вывели маркиза из оцепенения. Он залпом выпил остатки бренди и, пройдя к себе в комнату, с грохотом захлопнул за собой дверь.

Его друг испуганно смотрел ему вслед. Конечно, можно допустить, что маркиз внезапно решил связать себя узами брака, только почему предстоящее событие вызывает у него такое раздражение? Реакция маркиза была странной, и этого было достаточно, чтобы заставить любого, кто тепло и дружески относился к нему, преисполниться тревоги.

Сэр Энтони опять вынул из кармана приглашение. На белой карточке каллиграфическим почерком было написано следующее:

«Вдовствующая маркиза Линч имеет честь пригласить сэра Энтони Хедли на прием в ознаменование помолвки ее внука, благородного маркиза Линча, и мисс Друзиллы Морли».

– И кто же эта Друзилла? – в который раз спрашивал себя сэр Энтони.

Ответ на свой вопрос ему предстояло получить только через час. Их карета остановилась в самом начале Керзон-стрит. Улица была запружена всевозможными колясками и фаэтонами, которые преграждали им путь к особняку.

– Ты неприлично опаздываешь, – заметил сэр Энтони, причем его слова никак не способствовали тому, чтобы хмурое выражение исчезло с лица маркиза. – Может, доберемся пешком?

– Я буду добираться с удобствами, – резко оборвал его маркиз, исключительно элегантный во фраке.

Через окно кареты он взглянул на фаэтоны, из которых выходили гости и направлялись к помпезному парадному подъезду особняка вдовствующей маркизы.

Большинство гербов, украшавших экипажи, были ему знакомы, и при мысли, что его бабка полна решимости выставить его дураком перед всем светом, он ощутил, как внутри поднимается волна бешенства. Не было сомнения, что она пригласила весь бомонд, а он-то, получив в Ньюмаркете ее письмо, воображал, будто она собирается устроить просто семейный обед, на котором она представит Друзиллу их общим родственникам.

Маркиз находился в глубокой депрессии, меньше всего на свете ему хотелось присутствовать на подобном грандиозном приеме, и внезапно у него возникло желание развернуть карету, а Друзилле и всем тем, кто, движимый непреодолимым любопытством, пришел поглазеть на выбранную им невесту, сказать, чтобы они убирались ко всем чертям.

Он слишком хорошо знал, какой вопрос ему будут непрестанно задавать – «почему?». Почему он выбрал в жены такую девушку – унылую, непривлекательную, бедную, не имеющую никакого положения в обществе – если с тех пор, как он окончил Итон, за ним гонялись все честолюбивые мамаши со всей Англии?

А что он сможет объяснить тем замужним красавицам, с которыми у него были близкие отношения, которые с удивительной беспечностью и величайшим искусством дарили ему свою любовь?

У него было множество любовных связей, и для некоторых дам эти романы заканчивались разбитым сердцем, однако маркиз очень гордился тем, что бывшие возлюбленные становились его друзьями и, преодолев горечь разлуки, не стремились навредить ему.

Но это благорасположение тут же улетучится, едва они узнают, что их место в сердце маркиза заняла какая-то девчонка, о которой даже сказать-то нечего, кроме как то, что она его дальняя родственница.

При одной только мысли о том, что ему предстоит, маркизу страшно хотелось ругаться самыми грязными словами, как это было в присутствии Друзиллы после отъезда из дома герцога.

Охваченный негодованием, он непроизвольно сжал кулаки. Вероятно, в попытке обрести контроль над своими эмоциями он на какое-то время прикрыл глаза, так как внезапно обнаружил, что лошади уже стоят перед освещенной дверью, а сэр Энтони уже выходит из кареты на красный ковер.

Маркиз последовал за ним и увидел, что мраморный холл заполнен до предела. Слышался шорох шелков, атласа и бархата; везде можно было заметить всплески тончайшего газа и мерцание драгоценностей; в воздухе витал аромат самых разнообразных духов – и весь этот блеск сопровождался гулом голосов и смехом, который, как показалось маркизу, был полон любопытства, как будто все только и спрашивали друг друга: «Почему?», «Почему такой убежденный холостяк решил расстаться со своей свободой, которой он столько хвастался?»

Какое-то время маркиз так и стоял, ошеломленный увиденным, не замечая обращенных к нему любопытных взглядов и улыбок. Наконец сэр Энтони коснулся его руки.

– Тебе лучше бы подняться по другой лестнице, – предложил он.

Две лестницы образовывали очень красивую арку. По левой поднимались гости, в то время как правая была пуста.

Маркиз покорно начал подниматься по правой лестнице и, постепенно замедляя шаги, приблизился к широкой галерее, украшенной цветами, через которые он смог разглядеть свою бабушку со сверкающей в седых волосах диадемой. Маркиза приветствовала гостей, о прибытии которых торжественно объявлял мажордом, одетый в ливрею с гербом Линчей.

– Его светлость герцог Девонширский и ее светлость герцогиня.

– Его превосходительство посол России и княгиня Елена.

– Виконтесса Ньюбертонская.

У маркиза возникло ощущение, что громкий голос мажордома – это глас судьбы. Затем он усилием воли заставил себя перевести взгляд на девушку, которая стояла рядом с маркизой.

На мгновение ему показалось, что она ему незнакома! Действительно, он никогда раньше ее не видел – или видел?

Повинуясь какому-то необъяснимому порыву, он вытянул шею и услышал голос маркизы.

– Позвольте представить мою внучатую племянницу Друзиллу Морли, она помолвлена с моим внуком. Друзилла, его светлость – мой очень близкий друг.

Так это Друзилла! Маркиз не верил своим глазам. Друзилла полностью преобразилась. В последний раз, когда ее видел маркиз, она, одетая в уродливое коричневое платье, была похожа на невзрачную бедную горничную, сейчас же она превратилась в красавицу, в которой, как он обнаружил, трудно было узнать ту непривлекательную девушку.

Он сразу обратил внимание на ее волосы. Они, как и раньше, были рыжими, но теперь они сияли, будто преисполнившись того самого, столь ценимого венецианскими художниками, живого искрящегося огня, который образовывал ореол вокруг изящного личика с красивыми большими глазами.

«В жизни не видел таких потрясающих глаз», – неожиданно для самого себя подумал маркиз.

Изумрудно-зеленые, они, казалось, мерцали каким-то таинственным светом, с которым не мог соперничать даже блеск изумрудов в волосах и в великолепном ожерелье, обвивавшем стройную шейку.

Маркиз смутно помнил эти фамильные изумруды: его матери всегда казалось, что они слишком яркие для нее, поэтому она их не носила. На Друзилле же они выглядели совершенно изумительно, и он сразу же заметил, что она как-то необычно выделяется среди блистательных красавиц в великолепных драгоценностях.

Он был достаточно опытен в оценке женской красоты, чтобы понять, насколько смелым было платье Друзиллы. Ни одна незамужняя женщина не решилась бы появиться в подобном туалете, да и мало кто из замужних отважился бы на такое. Платье из тончайшего газа было изумрудно-зеленым, оно сверкало и переливалось, будто расшитое множеством драгоценных камешков, и ни один мужчина, будь он стар или молод, не мог не обратить на него внимания.

Ошеломленный маркиз довольно долго стоял за цветами и разглядывал Друзиллу, но вдруг раздался голос маркизы, которая, обернувшись и заметив его, протянула ему руку:

– Вальдо, мой дорогой, – воскликнула она, – как я рада тебя видеть!

Он подошел к ней и, встав перед гостем, ожидавшим, когда же его наконец представят, склонился к руке маркизы. Через мгновение он обнаружил, что держит в своей руке ручку Друзиллы.

– Милорд, мы беспокоились о вас, – проговорила она звонким голосом, а потом слышным только ему шепотом резко добавила: – Придумай какие-нибудь удобоваримые оправдания своему опозданию.

– Должен извиниться, – послушно начал маркиз, – за свое опоздание, но на дороге из Ньюмаркета случилась авария. Перевернулся дилижанс. Не правда ли, Энтони?

Сэр Энтони Хедли, стоявший за спиной маркиза, галантно выступил вперед.

– Да, действительно, мэм, – обратился он к вдовствующей маркизе. – По всей дороге… э-э… разбросало багаж, женщины кричали. Не могли же мы проехать мимо и не предложить свою помощь.

– Как вы добры, – заметила Друзилла, бросая на маркиза взгляд, полный, как показалось всем окружающим, обожания. – Искренне надеюсь, что они все были красавицами.

Среди стоявших вокруг них гостей пробежал смешок.

– Ну а теперь, когда ты, Вальдо, наконец явился, – сухо сказала маркиза, – предложи Друзилле руку и представь ее своим друзьям. Все сгорают от любопытства и очень хотят с ней познакомиться.

Друзилла кончиками пальцев прикоснулась к руке маркиза, и он повел ее в гостиную, освещенную тоненькими свечками в огромных хрустальных канделябрах. Пламя шевелил легкий ветерок, пробиравшийся в дом через высокие стеклянные двери, распахнутые в сад, разбитый позади дома.