— Не надо, минут через пять поеду. А вы сегодня, в отличие от меня, прекрасно выглядите. Ну просто очень соблазнительная женщина, прямо конфетка! — Стригунов оценивающе посмотрел на секретаршу, одобрительно кивнул.

— Скажете тоже… — смущенно потупилась Ольга Павловна.

— Серьезно! — заверил ее Стригунов. И вдруг шаловливая мысль мелькнула в его голове. После минутного раздумья он решился: — А что, Ольга Павловна, если б я предложил вам позаниматься чем-нибудь… понимаете, более приятным со своим шефом? Любовью, так сказать, вы бы обиделись?

Ольга Павловна поджала губы, отрицательно покачала головой. «Зря сболтнул, — подумал Стригунов. — Она ко мне с заботой, а я, выходит, обидел ее…» Он уж было собрался извиниться и клятвенно заверить, что пошутил, на самом деле ничего подобного у него и в мыслях не было и не будет, как Ольга Павловна неожиданно сказала:

— Но вы же никогда не предлагали мне, Илья Олегович.

Стригунов прикусил язык. Вот оно что! Значит, надо было предложить, и не так страшны бы стали капризы Марины, и ходить далеко не надо, есть же комната для отдыха с уютным диванчиком… Вот ведь как — не знаешь, где найдешь, где потеряешь!

— Виноват, Ольга Павловна, виноват, — проурчал Стригунов. — Были такие мысли, да боялся. Вы такая красивая, неприступная, что… не решился. Но сегодня вы просто, понимаешь, обольстительны.

— Спасибо, Илья Олегович.

— К сожалению, сейчас я не смогу воспользоваться вашим замечательным расположением ко мне, и вправду, нелегкий был день. Но завтра!.. — Он многозначительно погрозил ей пальцем. — Вы от меня никуда не денетесь, строгая, так сказать, красавица наша!

— Куда ж мне деваться-то от вас, — по-девчоночьи зарделась Ольга Павловна. — Я уже лет двадцать обожаю вас, Илья Олегович. Как приехали в Прикубанск в семьдесят пятом, так и начались мои страдания…

— А вот страдать, понимаешь, не надо, — сказал Стригунов, растроганный неожиданным признанием. Что это с нею стряслось? Четыре года молчала и вдруг, нате вам, понимаешь!

— Может, подбросить вас до дому, Ольга Павловна? — Илья Олегович помолчал, ожидая ответа, и добавил: — Оленька…

— Спасибо, — тихо прошептала она, все еще стесняясь своей неожиданной смелости. — Мне тут близко, дойду потихоньку.

— Ну тогда пошли. По домам.

Стригунов выбрался из-за стола, ласково обнял ее за плечи и, подхватив свободной рукой «дипломат», направился к выходу.

На сегодня хватит, пора и домой. А вот завтра… Надо же какая, а! Четыре года молчала! Но завтра, завтра он поговорит с ней по душам, вспомнят, как двадцать лет назад приехал в Прикубанск новый первый секретарь горкома Илья Стригунов… Особа, приближенная к тогдашнему кубанскому князю Медунову. Знали об этом и боялись Илью Олеговича. Ох, какое прекрасное времечко было!

Может, и не совсем, так сказать, прошло, а?


Едва черная «волга» свернула на улицу Некрасова, Стригунов положил руку на плечо своего верного (двадцать лет вместе в машине!) водителя Ивана.

— Тормози, Ваня, тут я пешочком.

— Зря, Илья Олегович, — недовольно сказал Иван. — Посмотрите, какая погода, того и гляди ливанет!

— Как ливанет, я зонтик возьму. Делай, что тебе сказано, Ваня.

Водитель остановил машину. Он мог спорить, высказывать свое мнение, даже давать советы боссу, но если тот повторял приказ, обязан был подчиниться. Стригунов с кряхтением выбрался из «волги», зябко передернул плечами.

— Прохладно, — наклонился к окошку. — Не иначе, завтра морозец ударит, а то и снег пойдет. То-то сегодня я весь день хреново чувствую себя. Но хорошо, хорошо на свежем воздухе, понимаешь!

— И фонари погасли, — мрачно буркнул Иван. — Ехали бы прямо до подъезда.

— Пройдусь. Не то отложения солей будут в суставах, врачи рекомендуют иногда и пешочком похаживать. — Стригунов сунул руки в карманы пальто и неторопливо зашагал по тротуару.

— Если будут отложения, они и так будут, — проворчал Иван, ровесник босса. И медленно поехал вслед за Стригуновым, выдерживая дистанцию в четыре метра.

Илья Олегович шагал неторопливо, солидно, как и подобает высокому начальству. Привычка. Хоть и не видит никто, кроме водителя, и темно на улице, а плечи опускать, сутулиться не следует. Генерал, он и в запасе генерал!

А время нынче такое, что вот-вот запасы понадобятся.

Проходя мимо арки старого трехэтажного дома, он услышал какой-то шорох, повернул голову, замедлив шаг. И в то же время с сухим треском раскололось небо над головой, белая молния ударила по глазам, и весь мир вокруг погрузился в темную ночь.

«Гроза, что ли, началась?» — успел удивиться Илья Олегович.

Услышав выстрелы, Иван вдавил в пол педаль тормоза и выскочил из машины.

На его глазах грузная фигура босса тяжело рухнула на колени и дальше — лицом в темную лужу, которая мгновенно стала еще темнее.

40

Место происшествия было освещено фарами трех милицейских машин. Оперативники прочесывали квартал, следователь допрашивал водителя, другой уже помчался домой к секретарше Стригунова, выяснять, встречался ли он сегодня с какими-то подозрительными личностями?

Тело погибшего, накрытое брезентом, все еще лежало на тротуаре, в желтом свете фар похожее на тушу убитого медведя.

Подполковник Чупров, заложив руки за спину, стоял у своей «волги». Он уже понимал, что по горячим следам раскрыть это преступление вряд ли удастся. А преступление — из ряда вон! За такое по головке не поглядят.

Самоубийство Бориса Агеева за пару часов до этого происшествия до сих пор не укладывалось в голове. Почему? Что случилось с этим вполне нормальным, благополучным мужиком? То, что он покончил с собой, не вызывало сомнений. Однако Чупров чувствовал, что Бугаев не все рассказал ему. Кто-то позвонил, сообщил, что Агеев попал в отвратительную историю… Какую? Неизвестно. Прячется на даче, пьет горькую второй день. Верно, даже без экспертизы ясно, что Борис перед тем, как выстрелить в себя, был пьян в дымину. Бугаев как человек, ответственный за безопасность мэра и ее семьи, помчался на дачу выяснять, в чем дело. Увидев его, Агеев дверь не открыл, ушел в комнату и разрядил дробовик себе в сердце.

Почему?!

Бутаев что-то не договаривает. Придраться не к чему: узнал, что мэру грозит опасность, приехал проверить полученные сведения… От кого получил? Говорит, анонимный звонок…

И еще. Настойчиво акцентировал внимание на времени гибели Бориса. Просил, чтобы в городских сводках новостей не говорилось о времени его гибели; мол, этим могут воспользоваться конкуренты в предвыборной гонке.

А сама она, Агеева, где? Никто не знает… Чупров сжал кулаки. А если и ее уже… Пока занимались обследованием дачи, пока пытались найти Агееву, упустили из виду Стригунова. А он ведь непосредственный начальник Бориса! Мог бы рассказать, почему тот спрятался на даче и пьет.

Уже не расскажет.

Черт побери! Почти месяц в городе не было ни одного серьезного преступления! Затишье перед бурей…

И как квалифицировать эти две смерти, несомненно, связанные одна с другой? Погибли два руководителя крупнейшего завода — одна версия. Погибли кандидат в Государственную Думу и муж другой кандидатки — вторая версия. Погиб кандидат в мэры и муж нынешнего мэра, тьфу черт, не по-русски получается… муж главы администрации города — третья. Это политика и деньги. А ревность? Месть? Шантаж?

Такие убийства, как правило, не раскрываются…

— Дмитрий Семенович, похоже, нашли пистолет, из которого совершено убийство, — следователь показал носовой платок, на котором чернел смертоносный металл.

— На экспертизу, — бросил Чупров.

Его в этот момент занимали другие мысли: надо сообщить жене Стригунова, она до сих пор ничего не знает. И сделать это нужно ему…


Лера задумчиво посмотрела на Андрея, негромко сказала:

— Пора, мой журналист. Пришло время прощаться… Интересный был бы сюжет для городских новостей, правда?

— Что же тут интересного? — грустно сказал Андрей. — Столько были обмануты, разлучены, далеки друг от друга, и вот наконец все позади, мы встретились, мы вместе. Мы любим. И — нужно разлучаться. Журналисту такой сюжет не нравится…

— Тебе бы раскрыть мафиозную группировку, разоблачить коррумпированных чиновников, да?

— Нет, Лера, к сожалению, такое лишь в кино бывает. Нормальный человек, которому есть, что терять, не станет совать нос в это дерьмо, извини.

— Ты хочешь сказать, нет на свете доблестных Фандоров?

— Есть. Или человека приперли к стенке, ему деваться некуда, знаешь, и кошка, загнанная в угол, может жестоко поцарапать кого угодно. Или человек давно работает на мафиозные, коррумпированные структуры. Ему дают на съедение пару-тройку «шестерок», он становится знаменитым, бесстрашным борцом и все такое. А потом, когда нужно, знаменитый, бесстрашный и т. п. спасает своими публикациями крупную рыбу. Кричит: вместо того, чтобы бороться за порядок, вы арестовываете честнейших, умнейших граждан, которые хотели… Это всегда действовало на судей, на следственные органы, а сейчас — особенно. Лера, о чем я говорю?

— О журналистах…

— Черт с ними! Лера, я люблю тебя и не хочу с тобой расставаться. Я не могу без тебя, любимая.

— Я тоже… ты ведь знаешь. — Она покачала головой. — Надо же, в моем лексиконе появилось слово-паразит — «тоже».

— Хочешь, я позвоню Косте, попрошу его не возвращаться домой до утра?

— Нет, мой хороший, это невозможно. Мало ли что в городе может случиться, а я неизвестно где…

— Этот город, он что, маленький ребенок? Твой ребенок?

— Если так не думать, лучше не быть мэром. — Она невесело улыбнулась. — Своих детей я не могу иметь, ты знаешь причину, поэтому у меня есть город. Чего я только не насмотрелась за эти без малого четыре года! Видела сгоревшие квартиры, затопленные, с обвалившимися потолками, раскуроченные взрывами газа… Людям нужно было помогать, поддерживать, выискивать средства, выбивать деньги из бизнесменов. Хозяйство-то мне досталось знаешь какое? Аховое… Вот и я заговорила о чем-то непонятном. Андрюша, милый, пожалуйста, проводи меня.