Николай Новиков - Предвыборная страсть

— Это угроза, ультиматум?

— Это забота о тебе… о нас, о нашей семье!

— Лучше б ты вернулся, как обычно, поздно, — усмехнулась мэр Прикубанска. — Вчерашние фантазии я хоть могу объяснить страстью к извращениям, а вот сегодняшние — абсолютно не понимаю. Ты опять выпил?

— Я трезв, как никогда. Прошу тебя, Лера… Ты всегда все делала по-своему, но один-то раз…

— Пожалуйста, не пей больше. Мне бы не хотелось краснеть за своего мужа на банкете.

— Ты не хочешь прислушаться к моему мнению?! — закричал Агеев.

— Вот что, Боря, я тебе обещаю, мы поговорим обо всем после встречи. Давно пора. А сейчас извини.

— Может, «скорую» вызвать? — встревоженно спросил Андрей, глядя на бледное, осунувшееся лицо матери.

Татьяна Федоровна едва добралась домой из мэрии — сердце прихватило. Андрей уложил ее в кровать, напоил лекарствами и теперь сидел на стуле у изголовья, ожидая, когда же матери станет лучше. Она покачала головой:

— Я еще немного полежу и встану, надо обед разогреть моему сыночку… Не обижайся, Андрюша, что так получилось. Я ж хотела как лучше, думала, она тоже ведь женщина, понимает, каково это — остаться без работы, да и по глупости. Не по своей, а по начальственной…

— Проходит боль или нет? Еще валидол дать? Ну, мама, не строй из себя героиню, прошу тебя! Если болит сердце, нужно вызвать «скорую». Я же не врач, ничего не понимаю. Валидол, валокордин могу дать. А вдруг этого мало?

— Проходит, проходит, уже легче. Слава Богу, что ты вернулся домой, теперь не так страшно. А то жил в своем Краснодаре, а я тут совсем одна… Прямо хоть ложись да помирай.

— Правда лучше? Не обманываешь?

— Конечно, правда. Ты пиво выпил? Я утром на столе тебе оставила, подумала, наверное, у моего Андрюши голова будет болеть.

Несмотря на серьезную ситуацию, Андрей улыбнулся.

— Ты совсем не знаешь меня, мама. Я не похмеляюсь, а так сильно напивался вообще раза два в жизни, да и то давно. Если наутро голова трещит, выпью анальгин, через полчаса — все нормально. А ты решила пивом лечить меня.

— Так я ж не знала…

— Все равно, спасибо, мама. Я выпил пиво. Ты знаешь, сразу будто ожил. Теперь только пиво и буду пить. Вчера… Ну, ты понимаешь, так досадно стало, хоть волком вой. Потому и хватил лишку. Все было нормально, и вдруг исчезает кассета! Лежала в сейфе несколько лет, и в самый напряженный момент как сквозь землю провалилась. А этот болван, Осетров, вместо того, чтобы разобраться, тут же делает из меня «стрелочника», козла отпущения и увольняет. Да что ж это такое?

— Ох, Андрюша, и со мной точно так получилось. Отметили день рождения директора магазина, пятьдесят ему стукнуло, он вино поставил, «Чинзано», может, видал в ларьках? Сумасшедшие деньги стоит. Выпил с нами рюмочку и домой побежал, к нему ж гости должны приехать. Ну, а мы, две продавщицы, кассирша и подсобный рабочий, ту бутылку и прикончили. Уж больно красивая этикетка и медалей много, не оставлять же. И тоже домой стали собираться. А тут, как назло, Агеева заходит. И как набросилась на меня. Другие-то узнали ее и попрятались, а я в зале была. Я уж и так, и эдак — ничего не хочет. Злая, как собака. А на следующий день сам Егор Петрович приехал, хозяин. И давай директора чихвостить на чем свет стоит! Дал два часа, чтоб меня уволить, За два часа и управились…

— Дура она, эта Агеева!

— Люди говорят, правильная женщина. Взяток не берет, начальников всяких гоняет, как сидоровых коз, помогает, если человеку трудно. Не знаю… Может, кому и помогает, а со мной и говорить не стала.

— Она злая на меня, думает, я кассету кому-то продал, а тут как раз ты приходишь… Хоть бы спросила меня, стоит ли идти к Агеевой?

— Так я ж говорила тебе вчера.

— Говорила? Неужели я сказал: «Иди, мама, Агеева нам поможет»?! — ужаснулся Андрей.

— Нет. Но я подумала, ты пьяный, злой… А Маша своего отца попросила, чтоб он уговорил ее выделить мне чуток времени, день-то сегодня неприемный. Чего ж не пойти…

— Маша, Маша… — сердито буркнул Андрей. — Она как здесь оказалась, советчица наша дорогая?

— Не злись, Андрюша. Она хорошая девочка, и ты ей нравишься. Пришла потому, что беспокоилась за тебя. И хотела помочь. Разве она виновата, что так получилось?

— Сидела бы дома, так и ты б не пошла к Агеевой.

— Не обижай Машу, — попросила Татьяна Федоровна. — Я смотрю на нее и думаю: какая хорошая жена была бы для моего Андрюши.

Андрей серьезно посмотрел на мать и покачал головой.

— Ты знаешь, кто у нее отец?

— Ну, так что ж?

— А то, что у меня было уже такое, хватит! — в сердцах бросил Андрей и отвернулся.

— Жена твоя, да? Которая выгнала тебя? У нее ж отец был каким-то начальником.

Андрей молчал. Как это ни странно, о своей бывшей жене он почти не вспоминал. Познакомился с нею, когда уже был на пятом курсе, простудился, зашел в поликлинику, где она работала в регистратуре, и познакомился. Вряд ли это была любовь, он всегда любил только одну женщину. Ту, которая приходит во сне. Но пятый курс — это серьезно: если хочешь остаться в Краснодаре, женись. Что он и сделал. Какое-то время казалось, что ему повезло с женой. Но не с родителями жены, которые вскоре стали откровенно намекать, что нищий журналист их не устраивает. Единственная дочь могла бы найти себе мужа и получше. Она, Рита, защищала его, цапалась с родителями. Потом они снимали комнату у старушки в Нахаловке, есть такой район частных домишек в Краснодаре. Потом суровый тесть смилостивился, на кого-то нажал, и они получили однокомнатную квартирку. Разумеется, хозяйкой ее была Рита. Вот и все, больше и вспоминать не хотелось. Все чаще слышал упреки в неспособности зарабатывать деньги, огрызался, изменял жене время от времени с редакционными девчонками и героинями своих репортажей. Как-то жил… Ну, а потом тесть ударился в бизнес, организовал фирму, в которую «челноки» сдавали оптом привезенное из-за границы. Рита бросила работу в поликлинике, стала летать вместе с «челноками» — то в Турцию, то в Таиланд, то в Эмираты. Вначале, чтобы страны заморские посмотреть за счет фирмы — папаша назначал ее «консультантом» в группе «челноков»; а после втянулась в торговлю, настоящим специалистом стала и уже не могла жить без дальних путешествий. Появились деньги и новые упреки. Возвращаясь домой, Андрей не знал, где сейчас его жена. В Китае? В Турции? В итальянском Римини? Частенько вспоминались строки Высоцкого:

Именно так и было с Андреем, хотя его жене Марсель Марсо ничего не говорил. Она все настойчивее требовала, чтобы и он стал бизнесменом. Доводы были разные: от заманчивых — посмотришь, как люди в других странах живут, какая там природа — до угрожающих — мужчины без ума от нее, и, если он будет равнодушно отпускать свою жену в дальние вояжи, ничего хорошего из этого не получится. Для него. А он давно уже был равнодушен к ней. И в конце концов услышал официальное заявление (одобренное папой), что такой идиот ей не нужен и пусть убирается из ее квартиры. Похоже, к тому времени уже появился идиот, который ей был нужен, и доказал свою необходимость. Как раз пришло слезное письмо от матери, где она сообщала, что ее несправедливо уволили с работы. Андрей недолго раздумывал: развелся, выписался и вернулся в Прикубанск.

И ни разу не пожалел об этом. До вчерашнего дня.

— Начальником таксопарка он был… — пробормотал Андрей. — А потом бизнесом занялся и там стал начальником. Такая уж у них планида — руководить.

— Ты думаешь, и Маша потом зазнается, попрекать тебя станет?

— Не думаю, а знаю, мама, — Андрей не стал объяснять, что это его знание связано вовсе не с Ритой и ее родителями. Хотя и они внесли посильный вклад в укрепление его.

— Ну, поступай как знаешь, — вздохнула Татьяна Федоровна. Я тебе тут не советчица. А вот скажи мне, все хочу спросить… Девочка тебя провожала в армию, вы поцеловались под каштаном у призывного пункта, она не стала ждать, когда вас посадят в автобусы, заплакала и убежала… А ты не захотел даже сказать, кто это такая.

— Я уже и сам не помню, — соврал Андрей. — У меня много знакомых девчонок было, кто-то вечером провожал, кто-то утром.

Но Татьяну Федоровну не так-то просто было провести.

— Ой, не ври, сынок. Это была она?

— Кого ты имеешь в виду?

— Агееву. Я раньше не присматривалась к ней, а сегодня разглядела как следует и вспомнила. По-моему, это была она. Ты еще по телефону перед армией по часу говорил: все Лера да Лера. Она ж Лера, верно? Валерия Петровна?

— Ну, мама… — недовольно поморщился Андрей.

— И злится она на тебя совсем не из-за той пропавшей кассеты, — упрямо продолжала Татьяна Федоровна. — Ты бы сам встретился, поговорил с ней.

— О чем?

— Да мало ли… может, и найдется, о чем.

Андрей вскочил со стула, сердито взглянул на мать:

— Прошу тебя, никогда не напоминай мне о ней. Слышишь, мама, — никогда!

Сжав кулаки и стиснув зубы, Агеев стоял у закрытой двери ванной и слушал мерный, спокойный шум. Когда-то он казался разноцветным и радовал слух. Можно было долго стоять, представляя, как упругие струи воды падают на прекрасное обнаженное тело любимой женщины. А можно было открыть дверь и полюбоваться на это сказочное зрелище. Или нырнуть под одеяло в спальне и ждать, когда она выйдет из ванной, подойдет к постели, развяжет поясок на халате…

Когда-то…