— Ну да? А мне почему-то казалось, что он обитает в центре, где и положено жить белым хозяевам.

— Он переехал сюда, когда уже стал директором. Завод как раз закончил строить два дома, наверное, последние в своей истории. Вроде к заводу поближе, а на самом деле ему такие апартаменты отгрохали в новом доме, каких в центре и не найдешь!

— У них всегда так: чем хуже, тем лучше, — философски резюмировал Костя.

— Понятное дело. Но я тебе о чем хотел сказать? Увижу, как он пыхтит мне навстречу, на другую сторону перехожу. Инстинкт самосохранения.

— Правильно, лучше с ними не сталкиваться.

— Я одного не пойму: для чего мне советуешь идти кому-то кланяться?

— Ты — не я. К тому же есть веская причина. Тебя уволили не по закону. Почему бы не поговорить с Агеевой?

— Зачем, Костя?! — разозлился Истомин. — Она приняла решение и вряд ли изменит его. Первая баба города знает цену своему железному слову, иначе его не считали бы железным.

— Прошлое вспомнили бы, — со значением сказал Костя.

— Послушай, я пришел к тебе, чтобы хоть немного душу отвести с другом. Кончай издеваться.

— Ну, хочешь, я поговорю с Осетровым? Кстати, не Агеева тебя выгнала, а наш любезный Пал Ваныч.

— Нет, не хочу. Давай-ка еще выпьем. На пару недель у меня есть деньги, потом у тебя займу. За это время придумаю, что делать дальше. Жаль, так и не успел сделать интервью с Бароном. Колоритнейшая личность!

— А я тебе что говорил? Сам хотел, но он наотрез отказался. А материал был бы сенсационный. Шутка ли, матерый убийца, чудом избежавший расстрела, живет рядом со свалкой в старом, разбитом кирпичном заводе и не хочет быть ни местным авторитетом, ни честным гражданином. Вроде как скит себе устроил! Фантастика! Я, когда узнал об этом, аж подпрыгнул от радости: вот это удача! А он и слушать меня не захотел. Канай, говорит, кореш, пока цел. Еще раз сунешься — пожалеешь. А ты, значит, договорился?

— Неделю назад. Здоровый он мужик, чуть не покалечил меня. Пять раз я приезжал на развалины, но все-таки уговорил его дать интервью. Знаешь, иго помогло? В последний раз я рассказал ему, как меня жена выгнала. После этого Барон почему-то решил, что я свой чувак.

Они выпили еще, но легче не стало. Тягостное молчание воцарилось за столом.

Костя думал, как помочь приятелю, и ничего не мог придумать. Телестудия в городе одна, выгнали — можешь забыть о ТВ. Газета тоже одна. И там начальство прекрасно знает, что, если Агеева недовольна человеком, с ним и разговаривать не стоит.

Истомин курил, мрачно глядя себе под ноги. Казалось, жизнь кончилась, в тридцать четыре года стал он никому не нужным человеком. Вроде бы все правильно делал, а становилось все хуже и хуже. Мать была так рада: вернулся домой, кормилец, на пенсию разве проживешь?.. Как ей сказать о том, что он теперь не кормилец, а нахлебник? Маша? Она, конечно, будет уверять его, что любит… Но он-то знает, чем все это кончится. Мужчина должен обеспечивать своей женщине нормальную жизнь… Да и вообще, Маша — это ведь несерьезно.

А что в этой жизни серьезно?

9

Кличка Платон имела прямое отношение к знаменитому античному философу: давным-давно, когда Егор Петрович Санько был юным карманником, инспектор по делам несовершеннолетних пыталась объяснить ему порочность воровской круговой поруки известной фразой: «Платон мне друг, но истина дороже». Егор Петрович объяснениям не поверил, что и подтвердил вскоре очередной «ходкой», но фразу запомнил, и так она полюбилась ему, что употреблял ее при каждом удобном случае. Звучало это примерно так: «Как сказал один кент, Платон мне друг, но истина дороже, понял, сука?!» А когда старшие воры говорили ему: «Ну ты, Платон хренов!..» — не обижался. Так и стал он Платоном.

Теперь ему было пятьдесят пять лет, и при желании мог бы он купить себе роскошную квартиру в центре города или даже целый особняк. Но такого желания не возникало. Зачем перебираться в шумный центр, когда здесь имеются и камин, и ванна-джакузи, и сауна, не говоря уже о прочих удобствах. А кроме того — густой виноградник перед верандой. Летом Платон выйдет утром из дома в тренировочных штанах фирмы «Адидас», посмотрит, как сквозь густые виноградные листья пробиваются солнечные лучи, попрыгает на теплом асфальте — и будто бы моложе становится. Где еще такую красоту да уют почувствуешь? Ну, а когда холодно, как теперь, хорошо сидеть у камина и смотреть, как полыхает огонь. Береза в Прикубанске росла неохотно, лишь на центральных улицах меж сосен и голубых елей, а так, чтобы на поленья можно было использовать — не найдешь столько деревьев. Но для Платона это разве проблема? Послал человека на деревообрабатывающий комбинат, и аккуратная поленница из березовых чурок выстроилась под навесом за домом. Любил Платон именно березовые поленья.

Сегодня перед чугунной решеткой камина, украшенной затейливым орнаментом, сидели в глубоких креслах три человека. Помимо самого хозяина, присутствовали Фантомас и Лебеда.

Фантомас был тоже немолод, шестой десяток разменял. В отличие от Платона, кличку свою не любил, требовал, чтобы звали его, как положено: Ашот Коммунарович Гарибян. Оно и понятно, очень уж молодежная была кличка, не солидная для уважаемого человека. А когда-то звучала! И была как награда для неуловимого грабителя. Времена меняются, изменился и сам Фантомас, а вот изменить кличку уже невозможно.

Третьим был Лебеда, самый молодой из теневых авторитетов города. Он и срок-то мотал смехотворный — год за драку на танцплощадке, но «откинулся» вовремя, в самый разгар перестройки, и крутым стал до невозможности. Клички своей не стеснялся, хоть происходила она от названия сорняка, и о том, что он Василий Левицкий, вспоминал нечасто.

Пользуясь тем, что Платон и Фантомас еще коротали свои будни на нарах, сколотил мощную «бригаду» и быстренько прибрал к рукам выросшие, как грибы после дождя, ночные увеселительные заведения и все, что им сопутствует. Когда Платон и Фантомас вернулись в родной город и огляделись, им это очень не понравилось. Быть бы в Прикубанске крутым разборкам с большой кровью, но Бог миловал — договорились.

Платон прибрал к рукам приватизированные хлебо-, масло- и сахарный заводы, а также почти все частные торговые точки, Фантомас — табачную фабрику, винно-водочный бизнес и рынок, а Лебеде оставили то, что и было у него.

Сидели, посматривая на оранжевые языки пламени, попивали кто что уважал: Платон — водочку, Фантомас — армянский коньяк, а Лебеда — шампанское. Бутылки и закуски стояли на столике, до которого каждый мог дотянуться из своего кресла. Собрались не просто так, а по важному делу. Раньше на подобные дела им глубоко плевать было, западло считалось даже говорить о таком. Но теперь, в условиях демократии и рыночной экономики, стало просто необходимым если не контролировать, то участвовать в этом процессе, подправлять его так, чтобы потом легче жить стало.

Речь шла о предстоящих выборах.

Что ни говори, а теперь они уважаемые люди и кровно заинтересованы, чтобы в городе был порядок, чтобы люди почаще ходили в магазины и на рынок, в рестораны заглядывали. Кому ж охота делать бизнес в нищем городе?

— Ну, значитца так, — сказал Платон, глотнув «Прикубанской особой», которая изготовлялась на заводе Фантомаса (импортную водку не признавал). — На выборах в Думу поддерживаем нашу девочку, она вела себя правильно, много хорошего сделала для города, пущай в Москве позаседает. А мэром сделаем этого козла Вашурина. Он, понятное дело, дурак, любит пустить пыль в глаза, покутить за чужой счет, но зато в наши дела не будет лезть. Такой и нужен.

— Правильно говоришь, — поддержал его Фантомас. — Пусть радуется жизни, пока не старый, а мы помозгуем что да как устроить.

— «Наша девочка»! — презрительно хмыкнул Лебеда. — Я б эту сучку пришил за все ее дела. Достала уже! Мы же решили на переговорах: не будет мешать бизнесу! Да ни хрена подобного! С лета семерых моих людей загнала в зону за бизнес.

— Плохо работаешь, дорогой, — сказал Фантомас. — Хочешь легально «толкать» наркоту — такого не бывает. Головой думай лучше, а не злись на мэра.

— А ты не учи меня, Фантомас, — зло сказал Лебеда. — Я на эту стерву очень даже сильно обижен, понял?

— Ну вот и расстанешься с нею тихо-мирно, — сказал Платон. — Она уедет в Москву и не будет тебе мешать. Для этого нужно помочь ей победить на выборах. А с Вашуриным ты договоришься. Правильно я сказал?

— Ты уверен, что Вашурин станет мэром? Я знаю, Стригунов уже понял, что нехрена ему хавать на этих выборах и вовсю засобирался в мэры. А с ним никто не договорится. Этот коммуняка даст волю Гене Бугаеву, посмотрю я, как вы тогда взвоете!

— Почему так думаешь? — прищурился Фантомас. — Гена — человек Агеевой, Стригунов его задвинет.

Платон задумался. Гена Бугаев, командир созданного Агеевой спецотряда по борьбе с организованной преступностью, который местные острословы называли «мушкетеры королевы», мог сильно навредить их бизнесу. Но потом, когда мэром станет Вашурин, можно и на Гену найти управу. Главное, не спешить. Платон усмехнулся и лениво сказал:

— Всем ясно, что Агееву нужно убирать из города. Она баба крутая, уже крепко стоит на ногах. Если не уедет, выберут ее на новый срок, прищучит не только Лебеду, но и всех нас. Но убирать по-хорошему. Поэтому — пусть будет депутатом и едет в Москву. А со Стригуновым мы как-нибудь разберемся.

— Может, проще с Агеевой разобраться? — не унимался Лебеда.

Платон опять задумался. Горячий этот Лебеда и дурной. Приключений на свою жопу ищет. Забыл, как было дело три года назад?

А он, Платон, отлично помнит. Сложное тогда время было. И он, и Фантомас не могли мириться с тем, что Лебеда не уважал их мнение. Да и между собой не могли договориться. И у него были решительные люди, и у Фантомаса, и у Лебеды. Крупная разборка назревала в городе. И тогда в дело вмешалась Агеева. Приглашала в свой кабинет, переговоры устраивала. Поначалу смешно было: эта телка пытается решить их сложные вопросы? Да в своем ли она уме? Оказалось — в своем. Отлично знает ситуацию, и решения предлагает неглупые. Более того, уважает их, надеется на сотрудничество, готова помочь, но и сама рассчитывает на помощь в городских социальных программах.