Наталья Майорова - Представление должно продолжаться

– Нельзя, нельзя, а потом – мозьно! Так? – чихая и выглядывая сквозь розовое облако, спросил он у матери.

– Так! – твердо сказала Марыся, глазами выбирая среди достопочтенных и невинных созданий мещанского уюта свою следующую жертву.

Зинаида, старая служанка матери, поставила на стол чашку с жидким чаем и, как-то по-особенному поджав губы, подсунула газету – свежий номер «Русского Слова».

Валентин понял намек и, отставив до времени чай, развернул газету. В глаза сразу бросилась строчка, отпечатанная жирным шрифтом:

«Переворот в Петрограде. Арест Временного правительства. Бои на улицах города.»

Мгновенно кровь бросилась в голову. Поднялся, чуть пошатнувшись, оправил гимнастерку и сразу же настигло почти облегчение: нарыв прорвался. То, что витало в воздухе уже с апреля, нависало свинцовой угрозой, пробовало силы подавленным июльским восстанием и неудавшейся попыткой Корнилова, наконец проявило себя. Началось. Требуются действия.

Прошел в свою комнату, достал из ящика револьвер, прицепил кортик.

– Валя, куда это ты собрался? – испуганно-подозрительно спросила мать, неслышно возникшая в дверном проеме.

– В Думу. Поскольку моего полка здесь нет, полагаю, мое место сейчас там.

– Но зачем? Не лучше ли сейчас, пока еще ничего не ясно, остаться дома? Ты же в отпуске, и не должен… Всякое может случиться. Члены домового комитета… Ты мог бы возглавить оборону дома, организовать дежурство…

– Мама, я – боевой офицер!

– А как же мы?! – в голосе близкие слезы.

– Мама, ты помнишь, что сказала Любовь Николаевна? Твое место навсегда – в моем сердце… Я ухожу. До моего возвращения не выходите на улицу без нужды, если начнется стрельба, не подходите к окнам, старайтесь находиться во внутренних комнатах. Моника, прошу тебя, присмотри за мамой.

– Не беспокойся. Иди, – она поцеловала его и перекрестила вслед.

Он был благодарен ей за малословие, в этот момент оно казалось удивительно уместным – в критические минуты женщины из польской шляхты без сомнения умеют вести себя достойно.

Стукнула дверь, стихли шаги на лестнице. Старая кошка, изрядно напуганная всем, происходившим в доме в последние дни, бесшумно выглянула из кладовой – и попятилась, будто не узнавая знакомого места.

– Красногвардейцы рвутся в бой, но не имеют никакой, даже начальной военной подготовки, и имеют всего одну винтовку на троих, а то и на пятерых. Противостоят же нам кадровые военные. Наше дело правое и мы должны победить. Но как?! – трое совсем молодых людей, по виду фабричные, едва ли не приплясывают на месте.

В просторном гулком зале стоит такой шум, как будто идет крупный дождь, и одновременно большие деревья гудят под ветром.

Странно одетый коренастый человек в наброшенной на коричневый гражданский костюм солдатской шинели поднимает лицо с заметными шрамами от старых ожогов:

– Из Петрограда через Архангельск получена радиограмма с крейсера «Аврора». Вот она.

– Читайте, товарищ Январев! Читайте немедля!

Люди движутся, как молекулы. Где теплее, там движение ускоряется. Вокруг Январева завивается смерчик из серых шинелей и темных рабочих курток, потом образуется небольшая толпа.

– «К гражданам России! Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в руки органа Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов – Военно-революционного комитета, стоящего во главе петроградского пролетариата и гарнизона.

Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание Советского правительства, это дело обеспечено!

Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян!»

– Ура! Да здравствует! – гремит в зале. В воздух летят шапки, кепки, фуражки, бескозырки.

Какой-то бородач в крестьянском зипуне плачет, присев у колонны. Его ободряюще хлопает по плечу матрос – загорелый, в черном бушлате и с серьгой в ухе. Он поднимает бородача на ноги, и они крепко обнимаются.

– Свобода! Революция! Пролетариат!

Всеобщее воодушевление. Все слова – с заглавной буквы. Горящие глаза. И шуршание революционно-вездесущих семечек под ногами.

В небольшой комнате, где раньше отдыхали губернаторские слуги, несколько человек склонились над картой Москвы.

– Нужно немедленно отправить группы товарищей из числа красногвардейцев, чтобы занять почту, телеграф и междугородный телефон. Обеспечить охрану Московского совета и Политехнического музея – там вечером состоится объединенное заседание Советов рабочих и солдатских депутатов.

– Оружие – первейший вопрос! Красной Гвардии как воздух необходимо оружие!

– В 1905 году на Пресне было также, – улыбается Январев. – По-видимому, это вечный вопрос любого восстания…

Молодые рабочие смотрят на Январева с уважением и почти восторгом – он был на пресненских баррикадах!

– Во многие домовые комитеты входят бывшие или действующие офицеры, а стало быть, там наверняка есть оружие. Пока не поздно, их следует разоружить. Также, как и офицеров на улицах. Кроме того, нужно послать товарищей в Орел, Брянск, Смоленск, Александров, Тулу. Вопрос поддержки революции и вопрос присылки оружия на равных правах. Но основной арсенал все-таки в Кремле…

– Товарищ Январев! Мы сегодня же разберем стену и у нас будет полтораста штыков! – кричит от входа молодой рабочий.

– Простите?

– Я с завода Михельсона! Мы еще в марте на всякий случай замуровали в перемычке между цехами полтораста винтовок.

– Очень предусмотрительно, – смеется Январев. – Действуйте.

Обыватели спят или встревожено переговариваются за столами в гостиных при притушенном свете ламп.

По улицам проносятся грузовики. В кузове плечом к плечу стоят люди. Вперед и назад из кузова торчат в темноту пулеметные дула. Когда грузовик попадает в полосу света, чуть поблескивают офицерские погоны. На перекрестках – дымные костры и красногвардейские патрули. На стенах домов – обрывки старых и, поверх них, новые воззвания от всех на свете.

«Товарищи и граждане! Налетел девятый вал революции. Петроградский пролетариат разрушил последний оплот…» – от Военно-революционного комитета. «Все с оружием в руках – на Скобелевскую площадь!» Загадочная подпись: Ц.И.К.М.С.Р.С. и К.Д. «Московское население должно в едином порыве сплотиться для подавления мятежа губителей революции…» – Московская дума. «…Следует всемерно поддержать Временное правительство и дать жесткий и бескомпромиссный отпор…» – Комитет общественной безопасности.

Женщина в синем пальто целеустремленно пробирается по почти безлюдным улицам к Тверской, потом к генерал-губернаторскому дому, что-то объясняет патрулям самокатчиков, заходит внутрь, идет сначала по второму, потом по третьему этажу, заглядывая подряд во все помещения.

На прямой вопрос какого-то матроса, с озабоченным лицом роющегося в небольшой кучке офицерских кортиков, ножей и гвардейских сабель: товарищ, вы по делу пришли? – твердо отвечает: Да, товарищ, по делу. Пришла служить революции.

Матрос кивает и смотрит с уважением – на восторженную гимназистку женщина отнюдь не похожа.

– Вот и славно. Вы ведь наверное умеете складно писать, а то и на машинке печатать? Так у нас как раз есть для вас дело. Сейчас пройдемте вниз, там у нас гектограф стоит…

Они идут анфиладой комнат с большими окнами, где на стенах еще висят портреты значительных личностей, которые завтра же, скорее всего, будут отсюда сброшены. Личности тоже смотрят на женщину, пришедшую служить революции – в отличие от матроса, испуганно и недоуменно.

Высокий холодный актовый зал Александровского юнкерского училища полон людьми. Старинная лепка, портреты великих полководцев, огромная батальная сцена на потолке. В зале очень много раненных, пришедших сюда из многочисленных московских госпиталей. Перевязанные головы, костыли, руки, висящие на перевязи. Офицеры московских запасных полков и те, кого события застали в отпуске или командировке.

Сообщение президиума Совета офицерских депутатов о происходящих событиях. Предложения о мерах по объединению офицерства.

Выступают представители полков. Все говорят одно и то же: полк распропагандирован, рассчитывать на солдат, как на единую военную силу, нельзя. Но и на стороне большевиков солдаты без офицеров, вероятнее всего, не выступят. Скорее просто разбегутся, как мыши из разворошенного стога.

Командующего войсками Московского округа полковника Рябцева нет в зале и никто не знает, когда он прибудет. Пробуют ему дозвониться – его нет дома.

– Он должен быть здесь! В такой час!

– Господа офицеры, это измена!

– Нужно избавиться от него, пока не поздно!

Председательствующий звонит в колокольчик, увещевает собравшихся, напоминает о воинской дисциплине.

– Самовольно сменив командующего, мы ничем не будем отличаться от мятежников!

Офицер-летчик рассказывает об арестах в его части и просит сил для охраны ангаров с самолетами, иначе они достанутся большевикам.

Вслед за ним выступает артиллерист.

– Если мы хоть чуть-чуть промедлим, сотни пушек окажутся в руках мятежников!

Вне очереди просит слова юнкер Михайловского училища из Петрограда, только что сошедший с поезда. Когда ему предоставляют трибуну, он не сразу может начать говорить от волнения.

– Господа… Господа, бой в Петрограде идет и сейчас. Сотни юнкеров, сестер, офицеров растерзаны большевиками. Если мы не удержим рубежей, это будет последний день… последний день… – юнкер хочет еще что-то сказать, но, обхватив голову руками, сбегает с трибуны.

Несколько секунд тишины, потом общий рев, вблизи распадающийся на отдельные выкрики: