— Это Мари?

— Да мадам, я помощница мсье, — представилась она.

Помощница — какое хорошее слово, гораздо лучше, чем домработница.

— Мари, мсье не сказал вам, куда именно он поехал?

— Нет, мадам, мсье Саргийон ничего не сказал.

— Он так торопился? — спросила я.

— Он был очень взволнован, — она явно не хотела сплетничать о хозяине и добавила.

— До свидания, мадам.

— До свидания, Мари, — попрощалась я.

Первоклассники возвращались со своих первых уроков, от соседней школы доносились бодрые пионерские песни.

Предчувствие. Предчувствие большой беды. Не надо было уезжать домой! Нет, правильно, в гостинице я бы сошла с ума. Возвратившись с работы, Аллочка заглянула ко мне.

— Подруга, да на тебе лица нет! Я думала, найду счастливейшую из женщин, что не поладили с Анри?

— Скорее с Мишелем. Аль, мне многое надо тебе рассказать…

Облегчить душу, переложить часть груза на чужие плечи, вот к чему я стремилась, рассказывая Аллочке то, что она должна была знать уже давно.

— Не верю. Мишель, конечно, не подарок, но и не такая дрянь, как ты его представила, — фыркнула она. — Изнасилование! Чушь!

— Постой, Аль, я не обвиняю его в изнасиловании. Только в шантаже. Думаю, ничего не было между нами в ту ночь, — оправдывалась я.

Аллочка взорвалась:

— Ишь, какая секс-бомба, все мужики только и мечтают с тобой переспать! Да ты первая им на шею вешаешься! Думаешь, я забыла, как ты выбрала Мишеля? Как строила ему глазки, с моей, прости господи, помощью. И я, дура, поверила, что это тебе необходимо, встречи устраивала! А ты, моего Мишеля обвиняешь во всех смертных грехах! Если они поубивают друг друга, наверное, ты успокоишься. Да только обо мне ты ни секунды не подумала!

Она вихрем промчалась к входной двери и с грохотом захлопнула ее.

Аллочка верила в любовь Мишеля? Это он ее убедил или она сама для себя так решила?

Легче мне не стало. Груз совершенных, непоправимых ошибок висел пудовою гирей на моей шее. Последняя надежда на положительный исход растаяла, когда я, отчаявшись дождаться звонка позвонила в Reсeption и услышала от служащей, что мсье Лален в гостиницу не возвращался, и сведений о его местонахождении они не имеют.

После бессонной ночи и постоянных звонков в Reсeption, мое появление на работе в одиночестве, без всегда бесшабашно-веселой Аллочки, вызвало толки в курилке.

Некоторые из наших сослуживцев знали, что я помолвлена и вчера встречала жениха, но мой вид не пробудил в них желания поздравить меня и расспросить. Или уже Аллочка поработала? Она презрительно прошла мимо меня, села за свой стол и повернулась ко мне спиной.

В обеденное время Амалия Ивановна вызвала меня в свой кабинет. В ее просторном, с большими окнами, выходящими на площадь Свердлова, кабинете сидел представительный мужчина. Он был подтянут, с военной выправкой, бросившейся мне в глаза, чисто выбрит и вежлив. Представился Егоровым Виктором Фомичом, майором Комитета государственной безопасности.

Какой интерес представляю я для комитета государственной безопасности?

— Гражданка Викторова Неле Александровна?

— Да, это я.

Колени подогнулись.

— Присядьте.

— Спасибо.

Я бросила взгляд на Амалию. Она быстро отвела в сторону свой. Крысы бегут с тонущего корабля. Это первая. Или вторая? Первая была Аллочка.

— Кем вы являетесь подданному Франции Анри Жану Арману Лалену?

Первый раз при мне произнесли полное имя Анри. Я думала, что это случится на бракосочетании.

— Я его невеста, мы собирались оформить наши отношения, — дрожащим голосом ответила я.

— Вы знаете, что вчера произошло с вашим женихом? — тон майора не предвещал ничего хорошего.

— Нет. Я звонила в гостиницу, но мне все время говорили, что его нет.

— Ваш жених, Анри Жан Арман Лален вместе со своим соотечественником Мишелем Саргийоном учинили драку в цехе по производству минеральных удобрений одного московского завода и нанесли ущерб социалистической собственности. Более того, один из участников драки получил травмы, вряд ли совместимые с жизнью. Оба гражданина французской республики выдворены из страны, а Министерством Иностранных дел СССР направлена нота в посольство Франции. Вам известно что-либо о причинах происшедшего на заводе? Ваше имя упоминалось гражданином Саргийоном.

Если Мишель мог упоминать мое имя, то человек получивший травму мой Анри!

— Скажите, что с Анри? — я вскочила со стула.

— Отвечайте на поставленный вопрос! — строгий голос припечатал меня на место. — Что вам известно о причинах побудивших упомянутых граждан перейти границы здравомыслия?

— Простите, я очень волнуюсь. Конечно, я отвечу. Это ревность. Мой жених, Анри Лален, вызвал своего друга, Мишеля Саргийона, для объяснений по поводу неэтичного поведения по отношению к его невесте, то есть ко мне. Но ради бога, что с Анри? — не удержалась я от сводящего меня с ума вопроса.

— Боюсь огорчить вас, гражданка Викторова, ваш жених находится в очень тяжелом состоянии. Вчера вечером, спецрейсом его доставили в Париж, в ожоговый центр.

— Ожоговый центр?! Что был пожар?

— Нет, гражданин Лален получил химический ожог лица и верхней части туловища.

— Он жив! — я получила радостное известие и воспрянула духом.

— Вы не знаете, что такое химический ожог, девушка, лучше бы он был мертв. В любом случае в нашем государстве оба гражданина являются «персоной нон грата».

От вас требуются письменные показания о ваших контактах с указанными личностями.

После разговора с сотрудником КГБ и составлении подробных показаний, я в состоянии шока сидела за своим столом и не видела окружающих меня любопытствующих лиц, не слышала вопросов, только просила Господа о том, что бы Анри выжил. Я винила себя во всем, за свое неуемное желание настоять на своем, любыми средствами получить желаемое, и обязательно положить противника на лопатки. Из-за моих амбиций и произошла эта трагедия.

Амалия снова вызвала меня к себе.

— Неле, как ты понимаешь, после этого ужасного события, — она значительно помолчала, — я имею в виду, посещение нашего отдела уполномоченным лицом Комитета госбезопасности, наши взаимоотношения как работодателя и работника придется прервать. Ты прекрасно знаешь, что в нашей организации могут работать только не запятнавшие себя люди. Я к тебе хорошо отношусь, всегда верила рекомендациям Бориса, и пошла вам навстречу. Но настал момент, когда ты должна пойти навстречу мне. Прошу тебя уволиться по собственному желанию. Это снимет пятно с нашего отдела.

Лицо Амалии посерело. Она отчаянно боялась потерять свое место в нашей престижной конторе. Что ж, ее можно понять, в сорок непросто найти хорошую работу. Я согласно кивнула.

— Амалия Ивановна, я напишу что надо.

Не желая упускать случай, Амалия тут же подсунула мне листок бумаги и даже одолжила свой «Паркер». Руки дрожали, перо цеплялось за бумагу. Амалия приглушенно диктовала мне текст заявления. Когда все было готово, Амалия поставила свою подпись, и заверила меня, что все оформит сама. Нужно только подъехать за трудовой книжкой.

Вот так бесславно закончилась моя карьера в «Интуристе». В одночасье я потеряла все, любимого человека, закадычную подругу и нравящуюся работу. Звонок в Париж поставил точку в моей истории. Мадам Лален просила меня не беспокоить их звонками, Анри находился в тяжелом состоянии и даже при счастливом исходе останется на всю жизнь инвалидом. Меня, как источник всех бед, убили презрением и бесстрастным признанием, что не хотели бы слышать даже моего имени. Истратив слезы, я превратилась в соляной столб, как жена Лота, оглянувшаяся на Содом и Гоморру. Днями лежала на своей кровати, тупо уставившись в телевизор. Я не хотела работать, мне трудно было общаться с людьми, единственно я заставляла себя встать с постели ради уроков английского языка. Мне становилось легче, когда я разговаривала на английском, казалось, будто я говорю с Анри.

Пролилась бесконечными дождями осень, замела метелями незлая зима. В моей жизни ничего не происходило. Иногда Лерка приносила домой сплетни о том, что во дворе долго обсуждалась моя несостоявшаяся свадьба, что Амалию все-таки убрали с поста начальника отдела перевозок, что Аллочку за рвение назначили руководителем трансферной группы и она, как огня боится упоминания своего имени рядом с моим.

Звонил Янкевич, не корил меня за Амалию, а наоборот приглашал работать к себе на «Большевик», хотя бы до лучших времен.

— Нельзя так, Неле, как будто вся жизнь пошла прахом. Не зря говорят, что сегодняшними газетами завтра будут забиты все мусорные бачки. Время хороший лекарь, отвлекись, сходи на свидание. Хочешь, сосватаю тебе какого-нибудь красавца? У меня на крекерах такой Аполлон батрачит, девки все с ума посходили, целую партию отправили в брак, глаз не могут отвести.

— Нет, Борис, пепел Клааса стучит в мое сердце, — грустно пошутила я.

— Какого Клааса? Ах, ты все о своем Тиле! Брось эти сказки. Спустись на землю.

Зачем тебе эти интуристы, поддержи отечественного производителя!

— Спасибо тебе, Боренька, только я, как выяснилось, однолюбка. Никто мне более не мил.

— Так в девках и будешь сидеть?

— Буду.

— Ладно, Неле, через полгодика может все изменится, я Аполлона-то придержу.

Глава двенадцатая

Прошло два года. Янкевич был прав — о моем «неудачном» романе забыли, все кроме меня. Сейчас у меня отличная работа, не дающая возможности замкнуться в себе и нянчить свое горе. Лерка перевелась в Ленинградский Университет и проживает в общежитии. Звонит, жалуется на отсутствие комфортабельных условий и клянчит у маменьки деньги. Зато я являюсь владелицей уютной комнаты, и, когда возвращаюсь домой, вкушаю все прелести отдельного проживания.