Я ухожу от них, чувствуя отчаяние по поводу сложившейся ситуации. Но когда прихожу домой, и вижу в коридоре миссис Уильямс, пожилую женщину-инвалида с очень добрым сердцем, но такую слабую, я вспоминаю, почему делаю это. Я хочу помочь. Впервые в жизни чувствую, что, черт возьми, должен это сделать. Может это отчасти эгоистично – не думаю, что можно разбогатеть, если ты не эгоист – но это придает всему смысл.

Так же как и Никола. Сегодня она не работает, мы идем на прием, так что, прежде чем направиться к себе, я делаю то, что и всегда и сначала захожу к ней. Теперь у меня есть ключ – ну да, у меня всегда был ключ – но теперь я использую его потому что я ее любовник, а не домовладелец.

Любовник. Это не совсем тот термин, который мне хотелось бы использовать для описания своей роли, но не уверен, как вообще это назвать. Забавно, любовник звучит более подходяще, чем бойфренд. Любовник вроде как более серьезно. Но, с тех пор как неделю назад мы вернулись из Диснейленда, Никола выглядит немного скрытной, и я не хочу на нее давить.

Если честно, я считаю, что мы вместе. Я считаю ее своей девушкой, хоть и не рискнул бы сказать подобное, если от этого она станет волноваться. Тем не менее, рано или поздно она к этому придет. Знаю, я не был с ней полностью честен, и знаю, что у меня в шкафу есть парочка скелетов, которые могут ужалить меня в задницу. Я это знаю. Просто всему свое время, когда я буду готов, она все узнает. Прежде всего, я хочу, чтоб у нас установились доверительные, сильные отношения, которые не разрушаться, когда она действительно узнает меня.

Это время скоро придет. Она так близка к этому. Я просто не уверен, что она позволит мне. Она так изменилась, стала такой открытой, такой свободной, и, бл*дь, так сексуально раскрепостилась. Но пока я по-настоящему не пробьюсь через ее щиты и страхи, не думаю, что она будет на сто процентов доверять мне.

Тем не менее, когда я открываю дверь и захожу в ее квартиру, вдыхая знакомый запах, сочетание кофе, пластиковых игрушек и ее сладкой кожи, у меня есть надежда, что между нами есть доверие. Что наступит тот день, когда она отпустит себя и полностью отдастся мне. И я не имею в виду тело – я получил все, что хотел. Я имею в виду ее сердце и душу, редчайшие из всех вещей.

— Привет, — бодро говорит она, замечая меня. На ней лишь полотенце, хотя ее волосы уложены и подняты вверх, а на лице идеальный макияж. Плохо, что это все заставляет меня захотеть бросить ее на кровать, сорвать полотенце и испортить все это великолепие.

Но я этого не делаю. Я игнорирую член, оживший в штанах, и шагаю к ней, хватая за плечи. Эта нежная кожа настолько опьяняющая, что не могу удержаться и целую ее шею. Она пахнет как мечта. Я бы мог навсегда остаться здесь.

— Ты пахнешь невероятно, — говорю я ей.

Она хихикает, слегка извивается. Я знаю, моя щетина щекочет ее, но это всегда так весело.

— Не увлекайся, — предупреждает она. — Потребовался час, чтобы привести лицо и волосы в порядок.

Я откидываюсь назад и смотрю на нее.

— Разве ты не всегда так выглядишь?

— Ха-ха, — говорит она. — Мне нужно надеть платье и сережки. Но я буду готова через двадцать минут. Ава спит, Лиза скоро придет.

— Тебе надо двадцать минут, чтобы одеться? — спрашиваю я, садясь за стол и доставая банан из чаши с фруктами.

Она исчезает в спальне, откуда доносится ее голос.

— Ты же меня знаешь. И ты знаешь, что я хочу хорошо выглядеть. Не думаю, что прежде посещала подобные вечера.

— Это не так, — говорю я, кусая банан. — А свадьба Линдена? И я знаю, тебе там понравилось, а теперь угадай, где будет вечер?

— Где?

— В том же яхт-клубе на другой стороне моста. В том, где проходила свадьба.

Я поднимаю взгляд и вижу, как она остановилась в дверях спальни, держа в руках длинное платье оливкового цвета.

— Ты шутишь, — говорит она.

— Неа.

Она выглядит впечатленной.

— Вау. Такое впечатление, что мы прошли полный круг.

Посмотрим, думаю я, пока она исчезает в комнате.

Тридцать минут спустя – не двадцать – мы сидим на заднем сиденье черного лимузина и направляемся через мост Золотые Ворота. Солнце садится над океаном, озаряя небольшие участки тумана и низкие облака, цепляющиеся за городские здания. Абсолютная красота.

Как и Никола. Она одета в красное платье в пол с золотыми деталями. У платья низкий вырез сзади, он просто умоляет меня пройтись языком вверх-вниз по ее спине, но спереди все благопристойно. На ощупь материал приятнее шелка и тоньше презерватива, и я делаю вывод, что под него она не надела трусики. Я могу видеть очертания ее груди и совсем не удивительно, что к концу поездки я возбужден. Раньше она имела обыкновение причитать, что после того, как выкормила Аву грудью, не может ходить без лифчика. Но со временем она стала немного более свободной в этом вопросе, и я благодарен за это.

На самом деле, в ней все невероятное. Мы выходим из машины и появляемся на вечере. Официанты в смокингах обходят публику и подают канапе, коктейли с креветками, фуа-гра и трюфели. Все разодеты в пух и прах, но нет никаких сомнений в том, что самая красивая женщина здесь она.

И думаю, да я охрененно уверен, сама она об этом и не подозревает.

— Ты настолько великолепна, что должна быть объявлена вне закона, — говорю я ей после того, как мы берем у официанта два бокала шампанского и медленно идем по залу.

— Ты такой красивый, что это заставляет девчонок глупеть, — говорит она, а затем тычет в себя пальцем. — Включая меня.

Я знаю, она шутит. Она верила в это и часто говорила подобное, пока мы не начали встречаться, но все ж это немного жалит.

Но я игнорирую это чувство, и мы продолжаем ходить по залу. Правда заключается в том, что подобные ситуации заставляют меня немного нервничать. Я в норме, когда знаю хоть кого-то, но здесь я не знаю ни души. Я заплатил за нас обоих, чтобы мы могли присутствовать здесь, и вот мы здесь, но я не уверен, к кому мне следует подойти. Во время своего исследования я встретился с огромным количеством людей, но никто из присутствующих не выглядит знакомым.

И так до тех пор, пока не начинаются речи о сборе средств и необходимости дальнейшего развития Сан-Франциско. Необходимости превратить его в город, в котором могут жить все люди, особенно работающие. И тут я вижу мистера Байсвотера. Не он пригласил меня, и я понятия не имел, что он будет здесь, но опять же, я им все уши прожужжал о своих планах и вполне возможно просто прослушал, что говорили они.

К моему удивлению, в конце выступления он упоминает мое имя. Я не верю своим ушам, и Никола пихает меня в бок. Я сглатываю, поправляю бабочку и встаю, чтобы показать себя, как и просил мистер Байсвотер.

К счастью, мне ничего не надо говорить, он просто упоминает мой проект и то, чего я пытаюсь добиться, а затем продолжает свою речь. Но когда все речи сказаны, ко мне подходят оператор и репортер.

— Вы Брэм МакГрегор? — спрашивает женщина с чрезмерным макияжем и сияющими в темноте винирами. Когда я отвечаю ей, что да, и это обо мне ранее говорил мистер Байсвотер, она сует мне в лицо микрофон и начинает задавать вопросы.

Не помню, чтоб давал ей разрешение на подобное, но это отличная возможность и я пользуюсь каждой секундой. На самом деле, очень хорошо, что я обсуждаю подобное с прессой, есть шанс, что люди услышать меня. А Никола все это время стоит на заднем плане и гордо смотрит на меня.

Все интервью занимает около пяти минут и репортер – Челси Чейн, такое фейковое имя – говорит, они вероятно обрежут его для быстрого репортажа, когда будут монтировать сюжет. Для меня это не имеет значения. Наконец-то я чувствую, что стою за чем-то стоящим, у чего есть перспектива.

— Это было чертовски горячо, — шепчет мне Никола, когда репортер переходит к следующему.

Я смотрю на нее сверху вниз, как она скользит руками под лацканы моего смокинга.

— Ты о том, что было сейчас?

— О да, — говорит она, выглядя голодной, но не до еды, а до моего члена. Лучший вид голода.

Знаю, я рискую, спрашивая подобное, я могу вызвать плохие воспоминания, но я все же спрашиваю.

— Как насчет того, чтобы вернуться в прошлое и закончить то, что мы начали?

На секунду ее лоб нерешительно хмурится, блестящие губки слегка надуты, а затем он лукаво ухмыляется.

— Конечно.

Я хватаю ее за руку и веду сквозь толпу, вспоминая путь, ведущий из здания в сад.

Убеждаюсь, что рядом нет ни души и звуки вечера слышны далеко позади. Чертова блестящая каменная скамья до сих пор здесь.

— Устраивайся поудобней, — говорю я ей, подводя ее к скамье. — И говоря поудобней, я имею в виду двигайся к краю и встань на коленки.

— Подожди, — говорит она, поднимая палец. — Здесь ты забавлялся с той блондиночкой?

— Нет, — отвечаю я, зная, что она имеет в виду. — Это было в кустах там. И если честно, это было не очень весело. Никто не хочет, чтоб его задница оказалась в шипах. По крайней мере, я. — Я делаю паузу, усмехаясь. — Но возможно ты готова к чему-то большему, чем шипы. — Я поглаживаю ее большим пальцем.

Она закатывает глаза, и я знаю, она, вероятно, еще долго будет обходиться лишь моим большим пальцем.

Она все еще не двигается, и я снова говорю ей что делать. Наконец она встает на четвереньки и двигается назад, пока не оказывает на краю скамьи. Я стою позади и поднимаю ее платье так, что оно собирается вокруг талии. Ее задница выглядит так охрененно превосходно, и я не могу удержаться, сжимая сочные половинки в руках, впиваясь пальцами в мягкую плоть. Моя потребность живая, явная и настолько сильная. Я сжимаю колени, пытаясь совладать с собой, пока мой член в штанах не начинает болеть, требуя внимания. Затем расстегиваю молнию и достаю из кармана пиджака презерватив.

— Всегда готов, — комментирует она и виляет передо мной своей роскошной задницей.