— Ты не хочешь, чтоб я был на этих фото, потому что все еще думаешь, что я собираюсь бросить тебя, что это просто чертова интрижка.

— Нет, не совсем так, — говорю я слабым голосом. — Это просто…ладно, может ты в чем то и прав. Но ты должен понять, уже довольно давно мы с Авой были лишь вдвоем, она и я.

— Стеф говорила, что ты встречалась с кем-то между Филом и…ну, этим.

Говорила? Я задаюсь вопросом, как часто они со Стеф говорили о подобном?

Я вздыхаю.

— Его звали Бен. Он был хорошим парнем и все тут. Ни один из нас в реальности не был в отношениях.

— Но он нравился Аве, да?

Я смотрю на него.

— Что заставляет тебя так думать?

Он пожимает плечом.

— Складывается впечатление, что тебе страшно, что это повторится. Что Ава привяжется ко мне – что даже ты, сама, с твоим проклятым сердцем, запертым в клетке – тоже привяжешься ко мне.

Я чувствую, как пылает моя кожа.

— Мое сердце не в клетке, — защищаюсь я. — И Ава привязалась к тебе с того самого момента, как села к тебе в машину. Ей ущерб уже нанесен

— А что о тебе? — хрипло спрашивает он, еще пристальней вглядываясь в меня. — И почему ты называешь это ущербом?

Он, правда, не понимает?

— Потому что… — я ищу слова. — Потому что когда вы с кем-то, а потом они уходят, с собой они забирают часть тебя. Это разрушает фундамент. Разве ты не знаешь? Это словно вытягивать кирпичик за кирпичиком, в конце концов, все здание рухнет.

Он сердито потирает рукой лицо, выпуская очень громкий вздох.

— Сердце это не гребаное здание, Никола! — Он откидывает одеяло и встает с постели, расхаживая взад-вперед по комнате. Он обнажен, но на этот раз мои глаза тянутся к напряженности, написанной на его лице. Я даже и не думаю о том, чтобы смотреть на его член.

— Прости, — шепчу я, садясь на кровати. — Я знаю, что это не так, но, Боже, я просто хочу, чтоб ты понял, каково мне было. Просто знал каково это, оказаться в дерьмовой ситуации.

Он останавливается и недоверчиво смотрит на меня. Я жалею, что вообще что-то сказала. Брови нахмурены, глаза огромные.

— Думаешь, ты единственная, кто оказывался в дерьмовой ситуации? — он наклоняется вперед, кладет руки на матрас и смотрим мне прямо в глаза. — Пока я рос, моя мама никогда не говорила мне, что любит меня. Мой отец никогда, независимо от того, что я делал, не гордился мной. Я вынужден был жить, зная это, справляться с этим. Я половину времени провел в школах-интернатах, так как никто в семье не знал, что со мной делать. Ты хочешь поговорить о дерьмовых ситуациях? Ну, что ж, давай. Я был чертовски нежеланным. И да, у меня были деньги и прочая ерунда. Но все это такая хрень, когда у тебя нет кого-то, кто скажет тебе, что они тебя любят.

У меня перехватывает дыхание. Я вижу, как пульсирует вена на его шее, отчаяние в его глазах, они хотят, чтоб я увидела его, чтоб я его поняла. Я так и делаю. Не совсем так, но понимаю.

Он сглатывает, и мгновение смотрит в сторону.

— Эй, — говорит он, у него низкий голос. Он ползет по матрасу ко мне, и я вспоминаю первый раз когда мы занимались любовью. Но вместо плотского желания, когда он приближается ко мне, во мне появляется что-то еще. Какой-то другой уровень связи, возможно, он есть только у меня в голове.

— Никола, — говорит он, кладя руки по сторонам от моего лица, глядя мне прямо в глаза. — Я знаю, ты обожглась. Но я тоже обжегся. Может быть из того, что осталось от нас может выйти что-то красивое.

А потом он целует меня, с такой силой, такой страстью, я буквальной чувствую, как из меня высосали весь воздух. Я не хочу ничего больше, чем чтоб из нас вдвоем выросло что-то красивое. У меня есть свои демоны, и, видимо, у него есть его собственные.

Мы не тратим много времени на прелюдию. Он внутри меня и вместо ленивой, роскошной любовной игры, которая была до этого, сейчас это что-то сумасшедшее и отчаянное. Словно он вручает себя мне, боясь, если я не приму его сейчас, то он навсегда потеряет меня.

Но он не потеряет меня.

Потому что я абсолютно влюблена в этого мужчину.

И понимание этого ужасает. Он был настолько сильно неправ насчет того, что сердца это не здания. Они одинаковые. Они представляют собой строения, которые держат нас в безопасности, ограждают от стихии. И в ту же минуту, когда они начинают шататься, все остальное находится под угрозой.

Сердце можно конфисковать так же, как и здание.

Сердце можно разрушить кувалдой под видом отказа, или бульдозером замаскированным под неосторожное слово. Сердце можно взорвать на кусочки и бросить на землю.

Но, даже зная все это, мне надо двигаться дальше. Надо воспользоваться шансом. Надо поверить в Брэма и в себя. Чтоб я смогла отдаться ему, открыть себя для любви и позволить себе первый раз в жизни влюбиться, не ожидая, что все превратится в руины.

Она может достичь облаков, пронзить небо. Построить мост из жизни, которая была у меня раньше, от того человека, которого я знала, к чему-то намного лучшему.

Но ему я этого не говорю. Я не смею. Держу эти чувства при себе – я люблю тебя, я нуждаюсь в тебе, я жажду тебя – и страхи – ты сломаешь меня, ты погубишь меня, осудишь меня – все в себе.

И когда он кончает, в его глазах так много магии, и я думаю, может быть, он знает.

Может быть он, в конце концов, понимает, кто он для меня.

Глава 17

БРЭМ

— Хей, придурок, — говорит Линден когда я отвечаю на телефон.

— Здравствуй Линден, — вежливо говорю я. Я на встрече с Административным советом внутригородского управления Сан-Франциско и даже несмотря на то, что сейчас у нас кофе-брейк, черта с два я буду приветствовать брата как всегда.

— Поймал тебя не в лучшее время, брат? — говорит он. — Я перезвоню позже.

— Что ты хочешь?

— Просто хотел узнать как ты, — говорит он, защищаясь. — Черт побери, что, собственная семья не может узнать как у тебя дела? Я не разговаривал с тобой с тех пор, как ты вернулся из Диснейленда. За который, кстати, большое тебе спасибо. Теперь Стеф издевается надо мной, с какой стати она не умчалась в самое счастливое место на земле. Не знаю, как ты сделал это с малышкой на хвосте.

Его замечание заставляет меня вздрогнуть, как и большинство из его обычных комментариев.

— Я сделал это для Авы, — отвечаю ему, — и для Николы.

— Ладно, ладно, — говорит он. — Я просто говорю, что ты святой. Никогда не думал, что назову тебя святым. Должно быть, она действительно въелась тебе под кожу. Не говори мне, что ты собираешься стать Джерри Магуайером и тащиться от ребенка. Не могу себе представить, чтоб Ава говорила тебе, сколько весит человеческая голова.

Нет, но она назвала мне имена многих динозавров из Юрского периода. Но я не говорю об этом Линдену. Не хочу давать ему оружие.

— Если тебе от этого станет легче, — говорю я ему, понизив голос, чтобы люди, сидящие в конце стола, потягивающие воду и обсуждающие что-то, не услышали. — Я тащусь от Николы. Она великолепна, ты не поверишь насколько. — Я должен сказать это, или Линден может обвинить меня в том, что я собираюсь стать похитителем детей.

— Держу пари, что так и есть. Иначе с чего бы тебе все еще быть там?

Я медленно выдыхаю через нос, пытаясь не дать ему добраться до меня. Я знал, мой брат никогда не поймет ничего из этого, ничего из того, что я чувствую и то, что я пережил раньше. Он столько всего не знает обо мне, никто не знает, и в последнее время у меня такое чувство, что все это скоро всплывет.

— Будь осторожен, Линден, — говорю я ему. — Довольно скоро Стеф начнет приставать к тебе с малышом, и где ты, черт возьми, в конце концов, окажешься? Ты окажешься в Диснейленде со своими маленькими засранцами, и я буду тем, кто будет смеяться последним. — Я делаю паузу. — И да, они будут именно маленькими засранцами, потому что ты, когда был мелким, был эпическим говнюком, и это будет чертово возмездие.

Он молчит.

— Могу сказать то же самое о тебе, — в конце концов, говорит он, — не знаю ни одну девушку, которая в здравом уме захотела бы, чтоб ты стал отцом ее ребенка.

И вот снова, прямо в живот. Я делаю еще один глубокий вдох и напоминаю себе, Линден не имеет ни малейшего представления о том, что случилось.

Ни малейшего.

— Это все, что ты хотел? — спрашиваю я, пытаясь казаться не задетым его словами, пытаюсь показать, что мне скучно. — Обменяться колкостями?

— А ты вообще где?

— Занят. — Говорю я ему, не желая вдаваться в подробности. Он и моя семья до сих пор не знают о потенциальной благотворительности, о моем здании и идеях. Не знает никто кроме Николы, и я этим доволен. Но сегодня состоится официальный благотворительный прием для сбора средств, на котором будет довольно много важных местных жителей. Если Линден следит за новостями, он может узнать об этом.

Слава Богу, что он зациклен лишь на полетах на вертолетах, хотя, очевидно это не такой уж большой подвиг.

— Вижу, — размышляет он. — Что ж, когда не будешь занят и не будешь занят, кувыркаясь с матерью-одиночкой, приходи, выпьем пива. — Снова тишина. — Я иногда скучаю по тебе, братишка. Только не в этот раз.

— Хорошо, — отвечаю я. Шепчу в телефон, добавляя. — Придурок.

Отключаюсь и понимаю, что люди в конце стола – мистер Артертон и мистер Байсвотер – слышали, что я сказал.

Виновато улыбаюсь.

— Неправильный номер.

К счастью остальная часть встречи проходит хорошо. Все поддерживают мою идею. Просто ни у кого нет денег. Везде, куда бы я ни пошел, одно и то же. Полагаю для меня все немного проще с деньгами – я уже купил здание, а это огромный вклад, и мне не надо просить кого-либо проспонсировать меня. Но мне надо иметь доход для того, чтобы оплатить ипотеку, вот для этого мне и нужны остальные. Они верят в это – у них просто нет средств, чтобы помочь.