Старое доброе похмельное раскаяние.

Она видит меня и застенчиво улыбается.

— Привет.

— Привет, — говорю я ей, открывая дверь. — Мне нравятся твои туфли. — Это не совсем правда, но звучит будто так и есть.

— О. — она растерянно смотрит на них. — Спасибо.

Я смотрю, как она быстро идет вниз и исчезает, будто бежит с места преступления.

Внезапно дверь Брэма открывается снова, он высовывает голову, его темные волосы примялись. Он смотрит вниз на пустой холл, а потом замечает меня и самоуверенно улыбается.

— Она ушла?

— Да, — говорю я. — Сбежала как ошпаренная.

— Отличный альбом, — говорит он. Потом добавляет. — Мит Лоуф. Певец.

— Я знаю, кто такой Мит Лоуф, — отвечаю я, двигаясь к своей двери, чтобы войти внутрь.

— Эй, — быстро говорит он и выходит из-за двери. На нем лишь футболка и боксеры. Они серые. От David Beckham. Они настолько близко, что я могу это прочитать. И, кажется, они маловаты для того, что прячется под ними.

— Боже мой, — говорю я, прикрывая глаза и отворачиваясь. — Можешь ты, пожалуйста, натянуть штаны?

— Скромница, — с фырканьем отвечает он. — В нижнем белье нет ничего непристойного.

Может для мужчины средних размеров и нет, но для тебя точно есть, думаю я. Но вслух я этого не скажу, у него и так чрезмерно раздутое эго. Не могу не думать о том, как Стеф и Кайла обе рассказывали, насколько хорошо оснащен Линден, могу сделать вывод, что это у них семейное.

— Просто хотел кое-что спросить, — продолжает он и звучит так серьезно, что я оборачиваюсь и смотрю на него, держа глаза на уровне лица, ни на дюйм ниже. Даже не уверена, моргаю ли я. — На самом деле, даже две вещи.

— Какие? — Мой голос звучит нетерпеливо. Я просто хочу вернуться обратно к себе.

— Надеюсь, мы не слишком шумели, — говорит он. — Знаешь, никогда не спрашивал предыдущих арендаторов, слышали ли они о, хм, о моих проделках в спальне. Да и в других комнатах. Ну ты сама понимаешь. Но тебя я могу спросить.

— Что заставляет тебя думать, что ты можешь спросить об этом меня?

Он пожимает плечами.

— Предположу, что ты могла меня слышать.

— Я использую беруши, — отвечаю я. И это правда. Я использую их каждую ночь, вставляю так глубоко, что уверена, в один прекрасный день они вылезут через нос. Как только я заработаю денег, думаю, я собираюсь исследовать рынок компаний, занимающихся их производством.

— Плохо, ты пропустила шоу.

Я испепеляю его взглядом.

— Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, какой ты вульгарный?

— Да, много раз. — Он кивает на меня. — Но зная, что твои стены такие тонкие, не чувствуй, что ты должна сдерживаться, когда…если…приведешь мужчину. Я не возражаю. Мне нравится слушать.

Я в неверии качаю головой.

— Почему тебе так трудно быть пристойным?

— Должно быть, это у меня в генах, — размышляет он, прислонившись к косяку и выпятив бедра. Я отказываюсь смотреть, даже если и согласна с его утверждением.

— Могу я спросить, что за вторая вещь? — говорю я. Даже не знаю, почему я ему потакаю, надо было просто захлопнуть дверь у него перед носом. Ненавижу думать, что он находит что-то забавное и веселое в наших маленьких диалогах. Он словно мальчишка в начальной школе, постоянно дергает тебя за волосы.

— Ах, да, — говорит он со злой усмешкой. — Учитывая отсутствие сексуальной активности в вашей квартире и твой отказ взглянуть хоть мельком на мои трусишки, мне интересно, ты раньше когда-нибудь сексом занималась? Знаю, у тебя дочь, но в последнее время столько болтают о непорочном зачатии.

— Иди нахрен, — отвечаю я, открывая дверь и быстро входя внутрь, с силой захлопывая дверь.

Пока мои щеки пылают, я слышу, как он говорит с другой стороны.

— Вот эту девочку я и хотел увидеть. — И слышу, как захлопывается его собственная дверь.

Что за говнюк. Имею в виду, знаю, он играет со мной словно мальчишка, только он не просто за косички меня дергает. Этот мужчина знает, как задеть меня за живое. Просто потому что я не трахаюсь со всем, что ходит, или с ним, не значит, что я какая-то зажатая, невинная скромница.

К сожалению, я знаю, что он отчасти прав. Потому что последние пару лет я двигаюсь именно в этом направлении. Даже несмотря на то, что я не толстая, мне надо стать худее и подзагореть. У меня целлюлит на бедрах, заднице, которая все не перестанет расти, растяжки, шрам от кесарева на рыхлом животике. Уверена, если бы я захотела, я могла бы заставить это все работать на меня, но так трудно оглядываться назад и видеть себя ту – счастливее, лучше – и мириться с тем, какой я стала. Это словно признать поражение.

Последнее, чего я хочу, раздеться догола перед парнем, и к несчастью, последний, перед кем я хотела это сделать, был Брэм.

Дерьмо. Может мне действительно стоит замутить с каким-то случайным парнем, только бы выбросить Брэма из моей чертовой головы.

— Мамочка.

Я оглядываюсь и вижу на диване Аву, она с любопытством смотрит на меня. Я понимаю, что прислонилась к двери, будто Брэм в любой момент может ворваться внутрь. Я выпрямляюсь и посылаю ей застенчивый взгляд.

— Я в порядке. — Говорю я ей.

— Там был Брэм? — теперь она произносит его имя с особой осторожность, желая выговорить «р».

— Да. — Осторожно отвечаю я. Мне не нравится, что она все еще сходит по нему с ума. Я не хочу быть с ним хорошей ради нее и не хочу, чтоб он был единственным мужчиной, которого она видит. А последнее, чего я хочу, чтоб она видела в нем замену отцу.

— Брэм – лала-динь-дон! — Громко поет она, подбрасывая Снуффи. — Брэм – лала-динь-дон!

Динь хрен, это верно (прим. пер. в английском одно из значений слова dong – хрен).

— Хорошо, достаточно, — говорю я ей. — Как насчет того, чтоб мы говорили потише, хорошо?

— Брэм – лала-динь-дон! – кричит она, бегая по комнате и хихикая.

Я выдыхаю, сажусь за кухонный стол, разворачиваю газету и начинаю поиск работы.

***

Примерно к двум дня я отметила все объявления о работе, которые сочла нужным, даже те, где предлагается работа официанткой, в чем у меня совсем нет опыта. Я отправила резюме, сопроводительные письма и миллион раз скрестила пальцы. Ава носится вокруг дивана, сходя с ума от скуки, и я чувствую, что мне понадобится чашек десять эспрессо, чтобы пережить оставшуюся часть дня. По крайней мере, она перестала петь свою песенку про Брэма.

Стук в дверь. Кажется, я поторопила события.

Я встаю и смотрю в винтажное зеркало на стене. Я выгляжу не так уж плохо. Полагаю то, что я приняла долгий душ, после нашей с ним стычки, помогает, и я сделала все, чтобы выглядеть привлекательней. Я немного завила волосы. Слегка накрасила брови (по мнению большинства женщин, брови одно из моих достоинств), нанесла несколько слоев туши и слегка накрасила губы. Моя кожа сошла с ума во время беременности, но, к счастью, уже успокоилась и мне не надо много тона. Я так же не стала наносить румяна, у меня и так вечно щеки горят.

Я открываю дверь и совсем не удивлена, когда вижу Брэма. Он смотрит на меня, его глаза расширяются, когда он всматривается в мое лицо, а затем проходит взглядом по моему телу. Я одела леггинсы и длинную тунику без рукавов, но этот наряд недалеко ушел от пижамы.

— Ну, привет тебе, — говорит он и протягивает бутылку вина. — Мир?

Я сжимаю губы

— Мир?

— Да, — говорит он, помахивая бутылкой. — Ты раньше пробовала Don Melcher? Оно великолепно.

— Выглядит дорогим.

— Так и есть, — говорит он и улыбается. — Но я чувствую, что должен что-то для тебя сделать.

— Зачем?

— Потому что вел себя как полный козел, — говорит он. — Стоял там, выставив на обозрение член. Я не должен был дразнить тебя.

Я прищуриваю глаза.

Он все понимает.

— Прости, прости. Обещаю с этой минуты вести себя хорошо.

— Да, конечно.

Он божится.

— Клянусь. Можешь меня выгнать в ту же минуту, как я ляпну что-то лишнее.

— Не собираюсь с тобой спорить. — Выдыхаю я и отступаю в сторону, позволяя ему пройти внутрь. Свежий лесной аромат, напоминает мне что-то такое, не могу понять что, но, проносясь мимо, это что-то делает меня счастливой, и я не могу удержаться и не закрыть глаза, чтобы вдохнуть его.

К счастью, он этого не замечает, проходит на кухню и ставит вино на стол.

К сожалению, стол качается, видимо у него ножка сломалась. Брэм умудряется схватить вино до того, как оно упадет на пол.

— Блин, — ругаюсь я, и из своей комнаты выбегает Ава.

— Что это был за шум? — спрашивает она, а затем видит Брэма. Глаза загораются словно свечи. — Брэм!— кричит она и бежит к нему.

Он смотри на нее сверху вниз, улыбаясь, пока я быстро закрываю дверь и спешу оценить масштабы бедствия.

— Брэм, Брэм, Брэм! — вопит Ава.

— Как ты, малышка? — спрашивает он, явно наслаждаясь ее вниманием.

— Брэм, я написала для тебя песню, — взволнованно говорит она.

Он смотрит на меня.

— Да неужели? Она написала для меня песню, а ты нет?

Я закатываю глаза и снова поворачиваюсь к столу. Ножка слегка отошла, но, думаю, я смогу приклеить ее на место.

— Брэм – лала-динь-дон! — начинает в полный голос петь Ава. Я игнорирую ее и беру ножку стола, а затем иду к ящику со всякой ерундой, чтобы найти клей.

— Очень красивая песня, Ава, — говорит Брэм. — Такая оригинальная.

— Брэм – лала-динь-дон!

— Не поощряй ее, — бормочу я, и Брэм оказывается рядом со мной.

— Суперклей? — спрашивает он, глядя мне через плечо. — Тебе нужен новый стол, милая.

Я отмахиваюсь от него и прохожу мимо. Ава до сих пор поет свою песню и прыгает вверх-вниз.

— Если ты не заметил, сейчас я не могу позволить себе новый стол.

— Я дам тебе его, — говорит он.