А это означало, что Диллона ждут серьезные неприятности.

Позавтракав, Демон вместе с остальными отправился в Жокейский клуб. Здесь он чувствовал себя как дома. Заводил разговоры с распорядителями, жокеями, сливками скачек — такими же джентльменами, как он сам.

Демон ощутил некоторое напряжение собеседников и задолго до встречи с Реджинальдом Молсуортом уже знал, что какие-то слухи существуют.

Реджи, его давний друг, не стал дожидаться вопросов.

— Послушай, — сказал он, как только они обменялись приветствиями, — ты свободен? Давай выпьем кофе. Сейчас в «Ветке и листе» должно быть довольно тихо. — Поймав взгляд Демона, он негромко добавил: — Тебе следует кое-что узнать.

Скрыв любопытство за напускной скукой, Демон согласился, и они с Реджи покинули клуб. Кофейня обслуживала более утонченных клиентов, чем любители скачек.

При их появлении разносчицы разинули рты, а хозяйка поспешно вышла из-за стойки и подошла к их столику. Приняв заказ, она сделала книксен и удалилась. По молчаливому уговору Демон с Реджи вели пустую болтовню о светских новостях, пока им не принесли кофе и булочки.

Реджи наклонился к нему.

— Тебе следует знать, — сказал он, понизив голос до заговорщического шепота, — что об обитателях Хиллгейт-Энда ходят неприятные слухи.

— Какие слухи? — все так же бесстрастно спросил Демон.

— Есть подозрения, что скачки проводятся не так, как положено. Впрочем, так всегда говорят, стоит проиграть какому-нибудь фавориту, но в последнее время… — Реджи помешал кофе, — здесь проиграли Трубач и Троянец, в Донкастере — Большой Бисквит, Будь Здоров и Единорог. Не говоря уже о Премьере в Аскоте. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы все понять. Эти проигрыши связаны с большими деньгами, и в каждом случае предлагались такие ставки… И это только за осенний сезон.

— Это официально? — спросил Демон.

Реджи поморщился:

— И да, и нет. Комитет считает, что проблема существует, и они хотят получить ответы — будьте добры. Пока они рассматривают только прошлую осень и все шито-крыто, так что неудивительно, что ты ничего не слышал.

Демон кивнул:

— Действительно, я не слышал. А есть основания предполагать, что это происходило и прошлой весной?

— Насколько я понял, да. Но факты, я имею в виду явно завышенные ставки, неочевидны. Пока.

— У тебя есть какие-то предположения относительно расследования?

Отец Реджи входит в комитет.

— Ну да. Вот почему я и решил, что тебе следует об этом знать. Жокеи, естественно, молчат, будто язык проглотили. Но кто-то видел, как с этими жокеями разговаривал молодой Кэкстон, никогда не водивший дружбу с жокеями. Вполне понятно, что комитет захотел побеседовать с этим юнцом. Проблема в том, — тут Реджи дернул себя за мочку уха, — что парнишка уехал погостить у друзей. Принимая во внимание то, что он сын генерала и никому не хочется огорчать почтенного джентльмена, было решено подождать, пока юный Кэкстон вернется, и тогда поговорить с ним. — Реджи вздохнул и продолжил: — Они рассчитывали, что он вернется максимум через неделю. Но уже прошло две, а он так и не появился. Они не решаются идти в Хиллгейт-Энд и спрашивать генерала, где его сын. Но вечно ждать невозможно, тем более что вот-вот начнется весенний сезон.

Демон встретился глазами с притворно-невинным взглядом Реджи:

— Понимаю.

Да, он понимал. Понимал, что сейчас к нему обращался не Реджи, и даже не отец Реджи, а сам всемогущий комитет.

— У тебя нет никаких… догадок?

После секундной паузы Демон ответил:

— Нет. Но я могу понять позицию комитета.

— Гм… — Реджи с сочувствием посмотрел на Демона: — Ее понять нетрудно, а?

— Разумеется.

Они допили кофе, расплатились и вышли на улицу. Демон задержался на пороге.

Реджи тоже остановился.

— Куда ты направляешься?

— В Хиллгейт-Энд, куда же еще! — Демон выгнул бровь. — Посмотреть, как там обстоят дела.


— Они считают, будто я не знаю. — Генерал сэр Гордон Кэкстон сидел в кресле за письменным столом. — Но я слежу за результатами скачек внимательнее многих, и хотя в последнее время редко бываю на выездке, со слухом у меня все в порядке.

Он презрительно фыркнул.

Демон, стоявший у высокого окна, наблюдал за тем, как его давний друг и наставник раздраженно поправляет свое и без того аккуратно поставленное пресс-папье. Он приехал четверть часа назад и, как всегда, прошел прямо в библиотеку. Чуткому Демону показалось, что генерал храбрится и бодрость его показная. После обмена сердечными приветствиями Демон спросил друга, как обстоят дела. Радость генерала мгновенно померкла, и он не стал скрывать положения дел.

— Шепчутся… и не только. О Диллоне, конечно. — Генерал опустил голову и несколько секунд смотрел на миниатюрный портрет покойной жены, матери Диллона, стоявший у него на столе. Потом вздохнул и снова устремил взгляд на пресс-папье. — Мошенничество на скачках! — Он произнес эти слова с глубочайшим отвращением. — Возможно, он невиновен, но… — Старик прерывисто вздохнул и покачал головой. — Я не удивлен. Юнцу всегда не хватало силы воли. Я в этом виноват не меньше, чем он. Мне следовало занять более твердую позицию, крепче держать поводья. Но… — После еще одной паузы он снова вздохнул. — Ничего подобного я не ожидал.

В его негромких словах звучали глубокая боль и недоумение. Демон невольно сжал кулаки. Он испытывал огромное желание схватить Диллона и вбить в него хоть немного здравого смысла, как в переносном смысле, так и в буквальном. Генерал, несмотря на массивную фигуру, кустистые брови и воинственный вид, был добрейшей души человек, щедрый и отзывчивый, всеми уважаемый. Демон регулярно навещал его в течение четверти века и знал, что Диллон никогда не испытывал недостатка ни в любви, ни в наставлениях. Так что никакой вины генерала тут не было.

Старик поморщился:

— Фелисити, душенька, и миссис Фогарти с Джейкоб-сом стараются все от меня скрыть. Я не говорил им, что в этом нет нужды. А то еще больше начнут суетиться.

Миссис Фогарти тридцать с лишним лет была домоправительницей генерала, примерно столько же служил дворецкий Джейкобс. Оба, как и Фелисити, были беззаветно преданы генералу.

Генерал обратился к Демону:

— Скажи: тебе известно хоть что-то, кроме подозрений? Демон выдержал его взгляд.

— Нет, ничего.

Он коротко пересказал то, что услышал этим утром в Ньюмаркете.

Генерал хмыкнул:

— Как я уже сказал, не удивлюсь, если Диллон и в самом деле замешан в этой грязной истории. Он гостит у друзей. Хорошо, если комитет согласится ждать его возвращения. Пошли я за ним, он вполне может пуститься в бега. Ведь он рос рядом с Фелисити, но она настоящая праведница, более подходящего слова для нее не подберешь. — Генерал улыбнулся. — Ну а Диллон способен на любой бесчестный поступок. Фелисити никогда не сойдет с избранного ею пути. И так было всегда. — Он тихо вздохнул. — Сначала я думал, это ей передалось от родителей-миссионеров, но потом понял, что у нее натура преданная и непреклонная. Такая она, моя Фелисити. — Его улыбка погасла. — Как бы я хотел, чтобы Диллону досталось хоть немного ее честности! И выдержки. Я никогда за нее не тревожился, а вот за Диллона… Еще мальчишкой он постоянно ввязывался во всякие идиотские истории, надеясь, что Фелисити его выручит. И она выручала. Но тогда они были детьми, а сейчас Диллону уже двадцать два! Ему следовало бы повзрослеть, перерасти свои чертовы выходки.

«Выходки он перерос и стал совершать преступления», — подумал Демон, плотно сжав губы, но вслух этого не сказал. Он обещал Флик помочь и выполнит свое обещание. Ради генерала и самой Флик. Они не допустят, чтобы генерал страдал еще больше. Хотя у них много разногласий. В частности, по поводу участия девушки в расследовании.

Знай старик, где сейчас находится Диллон, он, как бывший генерал, разрывался бы между долгом выдать властям сына-преступника и естественным стремлением отца защитить свое чадо.

Демон знал, насколько тяжелы подобные психологические конфликты, и предпочел взвалить это бремя на свои плечи. Он повернулся к выходившему в парк окну и залюбовался открывшимся ему видом.

— Думаю, разумно подождать возвращения Диллона. Ведь подробностей никто не знает. Могут обнаружиться смягчающие обстоятельства.

— Ты прав. Видит Бог, у меня и без того хватает дел. — Генерал придвинул к себе книгу с родословными. — Вы, конезаводчики, влили в породу столько ирландских кровей, что мне впору учить гэльский язык.

Демон ухмыльнулся. За стеной зазвенел гонг.

— Пора к столу. Останешься на ленч? Увидишься с Фелисити.

Демон колебался.

Генерал часто приглашал его на ленч, но в последние годы он отказывался и, видимо, поэтому не заметил, как повзрослела Фелисити. Весь вечер накануне он копался в памяти, пытаясь отыскать там хоть какие-то мелочи, которые помогли бы ему все поставить на свои места, определить свое отношение к нынешней, повзрослевшей Фелисити. Ей могло быть и восемнадцать, и двадцать четыре, однако ее уверенность в себе и зрелость оказались весьма ощутимыми. Он решил, что ей двадцать три.

Генерал сказал, что Диллону двадцать два, Флик на два года младше, значит, ей всего двадцать. Он ошибся на три года, но если учесть оценку генерала (с которой он был совершенно согласен), ей вполне могло быть и двадцать три. Это Демона больше устраивало, поскольку ему самому уже исполнился тридцать один. Если он будет думать, что ей двадцать, то у него будет такое чувство, будто он испытывает влечение к ребенку.

Демон никак не мог понять, почему целых пять лет он ее не видел. Последний раз они встретились, когда он купил своего первого ирландского жеребца и пришел к генералу, чтобы тот внес его в родословную. Она открыла ему дверь — маленькая, худая, неловкая девочка с длинными косами. Он едва взглянул на нее, но он ее помнил. С тех пор он бывал у генерала бессчетное множество раз, но ее не видел. И никогда не оставался, чтобы присоединиться к их трапезе.