Шестью неделями ранее

— Не смотри на меня так. Мы это заслужили!

Карие глаза Челси сверкали на фоне сияния заходящего солнца. Мы стояли рядом с перильными ограждениями вдоль набережной курортного городка, вглядываясь в синеву Тихого океана.

Вдыхая соленый воздух, я кивнула.

— Мы достойны. Мы упорно трудились. Я-я думаю, я никогда не…

— Позволь помочь тебе, — сказала девушка, ухмыльнувшись. — Ты никогда не позволяла себе повеселиться на полную катушку. — Приняв более серьезный вид, Челси добавила, — Твои дедушка и бабушка оставили тебе целый трастовый фонд. Скажи мне, ты когда-нибудь тратила деньги на что-нибудь еще, кроме образования и предметов первой необходимости?

Я пожала плечами.

— Уверена, если бы ты спросила моего адвоката, он бы обязательно ответил на твой вопрос… я редко трачу деньги на то, что мне действительно хочется.

— Ну и черт с ними.

Вот за что я любила Челси. Независимо от ситуации, она всегда говорила то, что думала. Даже, несмотря на огромное количество информации, с которой приходилось иметь дело.

— Кроме того, — продолжила подруга, — через два года эти деньги будут полностью принадлежать тебе. И тебе не придется спрашивать разрешения у зануды адвоката.

— Эй!

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. И через три года тебе не потребуется адвокат, ты сама им станешь. Тогда ты сможешь сказать, кому что можно, а что нельзя делать с их собственными деньгами.

Я сморщила нос.

— Не уверена, что гражданское право — это для меня. Мне оно кажется скучным. Хочется чего-то более интригующего.

Моя лучшая подруга театрально взмахнула рукой к горизонту.

— Я вижу это как сейчас, какое-то громкое дело, и ты здесь, на ступенях большого здания суда, — она повернулась ко мне, — я уверена, то телешоу «Закон и Порядок», что в Нью-Йорке, — она легонько подтолкнула меня плечом, — идеальное место для выпускницы Колумбийского университета.

Мне не хотелось думать о школе юристов… пока нет. Я только что окончила Стэнфорд; четыре года, проведенные в Калифорнии, несомненно, были лучшими в моей жизни. В западном побережье я полюбила все — от красивого кампуса, расположенного в лощине Пало-Альто, до потрясающе-извилистой прибрежной автомагистрали. При мысли, что придется отправиться обратно на восток, мне стало плохо.

— Прекрати, — сказала Челси, накрывая своей ладонью мою руку. — Перестань думать об этом. Ты ведь и сама прекрасно понимаешь, что перевестись в одну из школ восточного побережья будет наиболее целесообразно.

— Понимаю. Но я бы с удовольствием осталась здесь.

— Помнишь слова профессора Вилкерсона? Ты оставила здесь свой след. Диплом с отличием. Калифорния знает тебя. Теперь пришло время внести свой вклад и на востоке. Через три года ты станешь самым востребованным адвокатом на всем побережье. Да каждая крупная фирма захочет заиметь у себя в штате такого специалиста.

— Челс, я действительно не хочу думать ни о чем. Не на этой неделе. Эта неделя для нас. — Я схватила ее руку и сжала. — Я не хочу думать о том, как буду жить без тебя в следующем году. Я хочу насладиться тем, что имею на данный момент.

— Знаешь, я бы с удовольствием поехала с тобой, мы бы переехали вместе… но ладно. И раз уж разговор зашел о сегодняшнем дне — я не могу не согласиться с тобой. За эту неделю давай забудем обо всем и побудем полной противоположностью себя.

Будем только друг с другом?

Остановив себя от произнесения этой мысли вслух, я продолжила всматриваться в открывающийся передо мной великолепный вид. Заходящее солнце бросало тень на скалы в отдалении, а белые гребни волн разбивались о скалистый берег. Это была одна из панорам, которых мне будет не хватать на восточном побережье. Да, может, в Джорджии и был океан, но на его пляжах я вряд ли когда-либо увижу такие волны и почувствую столь освежающий ветерок, как здесь.

— Я в деле. Кстати говоря, — прошептала я с усмешкой, — нет больше Алекс и Александрии. Всю следующую неделю я Чарли́.

Челси прищурилась.

— Это сокращение от Чарльза, одного из моих средних имен, — понизила я голос, и спустя минуту из-за шума волн, чуть громче добавила, — Думаю, Алекс нуждается в отдыхе.

Придвинувшись ближе, касаясь своим локтем моего, Челси вздохнула.

— Девочка, это лучшее, что я слышала с тех пор, как мы впервые встретились. И если тебе интересно мое мнение, Алекс нужен перерыв надолго!

Пока мы шли к нашему номеру, я обдумывала возможность замены Алекс на Чарли́ всего на неделю.

Смогу ли я это сделать?

Смогу. Я делала это прежде.

Как и четыре года назад, когда я сошла с трапа самолета в аэропорту Калифорнии, и перестала быть претенциозным снобом Александрией Чарльз Монтегю Коллинз, которой была воспитана. Входя в аудиторию университета для первокурсников, я поклялась себе, что Александрия осталась позади, и стала Алекс.

Жизнь в ее роли была начата с чистого листа, без внутренних демонов и скелетов в шкафу. Мне представилась редкая возможность переделать себя в ту, кем я хотела быть, и я это сделала.

Когда Алекс росла, у нее было все, что она хотела. Она была трудолюбивой ученицей, и у нее был пример того, кто отказался жить в ловушке, созданной именем Монтегю. Прямо перед моим отъездом в Саванну, после того, как мама поделилась со мной секретом, я нашла смелость сделать то, что никогда не была в состоянии сделать она сама.

Однажды ее муж Алтон отправился из города по каким-то делам, и в тот вечер она стала мне реальной мамой. Эту ночь я не забуду никогда. Она даже выглядела по-другому. Вместо ее привычной дизайнерской одежды, она вошла ко мне в комнату в шортах и футболке. Я даже не знала, что у нее в гардеробе может быть нормальная одежда. Она стянула волосы в конский хвост и была практически без макияжа, когда постучала в дверь моей спальни. Стук был такой слабый, что за музыкой я практически не услышала его.

Этот звук меня не потревожил, ведь я знала, что Алтон уехал, и знала, что уйду прежде, чем он вернется. Когда я выглянула из-за двери, то чуть не ахнула. Аделаида Монтегю Коллинз Фицджеральд выглядела как моя сестра, а не мать. Она смотрела на меня своими большими голубыми глазами со смесью любви и сожалений. В свои восемнадцать единственное, что я хотела, чтобы она ушла, но я не смогла сказать ей это.

Было что-то завершающее той ночью. Хотя ни один из нас не решился это сказать, мне кажется, она поняла, что я не планирую возвращаться. Иногда я задаюсь вопросом, как много она знала?

Вместо того, чтобы сказать что-то, я открыла дверь и пригласила ее в свой хаос. На моей кровати лежали чемоданы, ящики комодов были открыты на разных уровнях, в то время как двери гардеробной широко распахнуты. Она не повысила голос, не начала меня вразумлять, чего я совсем не ожидала. Вместо этого она грациозно села на край кровати и спросила, может ли она помочь.

Однако годы секретов и сожалений моментально захлестнули нас, но все исчезло, когда я выслушала ее откровения. За один вечер мы стали больше, чем просто мамой и дочерью. Мы стали друзьями. Время пролетело, пока мы упаковывали чемоданы, смеялись и плакали. Она рассказывала, как гордится, что я еду в Стэнфорд. Не тем, что меня туда приняли, что было, само собой, достижением, а тем, что я уезжаю. Она призналась, что ее родители не хотели, чтобы она уезжала. Ведь она была последней из Монтегю. И хотя она и не мужчина, на нее свалилась ответственность продолжения рода. Путь, который видели мои дедушка с бабушкой, сделал ее главной целью — не получение образования, а поиск человека, достойного роли ее мужа. Естественно, это должен быть тот, кто понимал ценность их наследия.

В ту ночь в моей комнате, она не делала ничего особенного, просто вспоминала хорошее о моем отце. Она говорила, что он был добрым, уважаемым бизнесменом и человеком, которого одобрял мой дед. Я была в старшей школе, когда поняла, что мама никогда не упоминала слово «любовь». Не говорила о чувствах к моему отцу или к Алтону. Один раз она упомянула о любви, когда напомнила мне, что Рассел Коллинз — мой папа, любил меня.

Я помню, как впервые она признала, что хочет другой жизни. Она призналась, что, когда была в моем возрасте, то хотела покинуть Джорджию и найти жизнь вдали от поместья Монтегю. Крепко держа мои руки, со слезами на ее голубых глазах, она сказала мне, чтобы я не совершала ее ошибок. Уезжала и открывала для себя мир за пределами Саванны.

Всю мою жизнь, мне говорили, что активами Монтегю не управляли от имени моего отчима, Алтона Фитцджеральда, и так как я Коллинз, в один прекрасный день я смогу занять свое законное место. Это было то, что моя бабушка, дедушка и мама сказали мне, когда я была достаточно взрослой, чтобы запомнить, что я наследница престижного имени. Так как во время поездки за город мой отец погиб в автокатастрофе, когда мне было всего три года, я не могу вспомнить, что он говорил мне о будущем.

В конце августа во второй половине дня, выйдя из самолета в Сан-Франциско, я решила сделать то, что моя мать никогда не могла — открыть для себя жизнь не Александрии, а Алекс. Небо было ободряюще голубое. Впервые в моей жизни мне показалось, что тучи, которые маячили вокруг поместья Монтегю, не могли достать меня. На западном побережье я могла дышать.

Будто бы почти в девятнадцать лет у меня произошло возрождение, я оставила Александрию позади и стала Алекс Коллинз. Так как мое обучение было оплачено моим трастовым фондом, ни имя Монтегю, ни Фитцджеральд не вызывали ассоциации с новой мной. Я полагаю, что, если кто-то начал бы копаться в моем прошлом, оно могло быть раскрыто, но никому не нужно было этого делать. С финансовой стороной вопроса мне помогла справиться юридическая фирма моих дедушки и бабушки. Даже сейчас, когда я поднимаюсь в стеклянном лифте отеля «Дель-Мар & Спа», только юридическая фирма «Гамильтон и Портер» в курсе моего местонахождения. Ведь именно они спонсировали нашу поездку. Мама и ее муж в этом участия не принимали.