Кабинет мужа помещался на втором этаже. Несмотря на то, что на дворе стало уже совсем темно, Рихард продолжал сидеть там со своим гостем. Кухарка Фрида уже трижды готовила им закуски, искренне удивляясь гастрономическим способностям русского графа.

— Святой Иеремия! Как он ухитряется быть при этом стройным, словно молодой Иоанн Креститель. Господи, прости! — Фрида перекрестилась.

— Я сама отнесу этот поднос, ты можешь идти, Фрида.

Мари хотела уже идти наверх, но кухарка неожиданно ответила ей.

— Не могу уйти, ваша светлость, фройляйн Риппельштайн приказала, чтобы я оставалась тут, пока господин барон и господин граф не лягут спать. На тот случай, если понадобится еще готовить.

— Не понадобится. Если им что-то будет нужно, я подам сама.

— Но фройляйн Риппельштайн…

— Послушай-ка, Фрида, кто тут баронесса? Я или фройляйн Риппельштайн? — Мари гневно посмотрела на кухарку. Пожалуй, стоит для примера кого-нибудь выпороть, если уж дошло до того, что даже на кухне замка никто не слушает хозяйку.

— Вы, ваша светлость. — Кухарка поклонилась.

— Так-то, — Мари взяла поднос и пошла в кабинет Рихарда.

Еще в коридоре она услышала два возбужденных голоса. Говорили, похоже, по-русски. Мари не знала этого языка, но ей показалось, что граф Салтыков несколько раз произнес ее имя.

— Рихард…. — Мари толкнула дверь плечом, так как руки ее были заняты.

— Ах, Мари! Входи. — Рихард выглядел несколько растерянным. — Садись, пожалуйста. Мы не думали… А зачем ты сама принесла это? Ты могла бы послать Фриду, или Лизхен.

— Именно о ней и я хотела с тобой поговорить. Извини, но это срочно, — Мари смотрела в глаза Рихарду до тех пор, пока тот не отвел взгляда.

Мари старалась не поворачивать головы в сторону Александра Салтыкова, который развалился в кресле Рихарда, и довольно бесцеремонно на нее таращился.

— Наедине, — баронесса сердито нахмурилась. Черт побери, надо будет заодно узнать, какими такими услугами Рихард обязан этому графу, что позволяет ему вести себя в их доме, будто заезжему наследному принцу.

— Я полагаю, мне надо покинуть вас? — вмешался в разговор Салтыков.

— Прошу прощения, дорогой граф, видимо дело срочное и исключительной важности, если уж моя жена решилась побеспокоить нас, — учтиво и мягко ответил Рихард.

Тон, которым он произнес это, был ледяным, а взгляд, которым он наградил Мари — просто испепеляющим. Она невольно испугалась. «Боже! Он же меня просто ненавидит!» — мелькнуло у нее в голове. Что-то в Рихарде неуловимо изменилось в последние дни. Он был так же сдержан, спокоен, холоден… Слишком спокоен, как природа перед бурей. У Мари шевельнулось какое-то неясное, смутное предчувствие… Может быть, у Рихарда все-таки появилась какая-то женщина? Эти странные разговоры Лизхен, намеки, улыбки слуг. Об этом было невыносимо думать. Она даже забыла, что собственно собиралась сказать мужу.

Салтыков вышел прочь.

— Желаю вам нескучной ночи, господа, — бросил он, закрывая дверь. Щеки Мари тут же вспыхнули ярким румянцем. Каков нахал!

— Так о чем ты хотела поговорить со мной? — Рихард сел в свое кресло и положил ногу на ногу. Он смотрел в сторону, и был напряжен.

— Что случилось, Рихард? В последнее время, ты будто бы сам не свой.

— Так ты ради этого прервала нашу с графом беседу? Чтобы выяснить, почему я в последнее время «сам не свой»?! — барон еле сдерживал гнев. Мари увидела, что у Рихарда вздулись жилы на шее.

— Нет… Хотя мне кажется странным то, как много ты ему позволяешь. Может быть, расскажешь, почему он важен для тебя? Это как-то связано с твоей карьерой? Он занимает важный дипломатический пост? Или ведает торговым департаментом, что закупает вино? — баронесса неловко попыталась улыбнуться и обратить все в шутку, но предел терпения мужа был уже достигнут.

Выражение лица Рихарда стало еще более раздраженным.

— Можно прекратить уже эти дурацкие расспросы? Или говори, зачем ты сюда пришла, или ступай к себе! — барон вскочил. Последние свои слова он буквально выкрикнул.

— Да в чем дело? Что я такого сделала, что ты так зол? — Мари не могла ничего понять, чувствовала себя обиженной, ведь Рихард был к ней действительно несправедлив сейчас. Она не заслужила такого тона и обращения.

Барон долго смотрел на жену, как бык на тореадора. «Ты меня утомила своими капризами, истериками, нервными припадками, вечно унылой физиономией! Ты не может родить мне наследника! Не можешь даже быть помощницей в делах! Ты бесполезная, глупая, невыносимая женщина!» — все это Рихард чуть было не выкрикнул в лицо жене, но чудовищным усилием воли сдержался.

— Ты ничего не сделала. Ясно? Это пустой разговор, я иду спать.

— Я хотела поговорить с тобой о Лизхен, — чуть не плача выговорила Мари, у нее мороз пробежал по коже. Каким-то внутренним слухом она уловила все упреки мужа, и теперь была готова разрыдаться.

— Что опять? Вы не поделили бисер для вышивания? — издевательски спросил Рихард.

— Выслушай меня, пожалуйста. Я не знаю, в чем причина твоего плохого настроения, но точно знаю, что себя мне упрекнуть не в чем. И даже если кто-то сказал тебе обо мне гадость…

— Мари! У тебя мания! Тебе постоянно кажется, что все вокруг говорят о тебе гадости! — Рихард окончательно вышел из себя. Похоже, что клокотавшая в нем злоба, наконец, пробила брешь в стене его сдержанности.

Но разве твое поведение и твой тон, которых я не заслужила, не являются прямым свидетельством того, что я права? — Мари попыталась защищаться, но было уже поздно.

— Иди к себе! — Рихард встал и отвернулся.

— Но…

Он молча показал рукой на дверь.

Мари вышла, и пока она спускалась по лестнице, щеки ее пылали от обиды. Что, в конце концов, произошло? Это нужно выяснить, прежде чем… Она не знала, что может случиться, и от этого чувствовала себя совсем ужасно. Как будто ее подвесили на крюк, и она беспомощно болтает руками и ногами в воздухе. Если Рихард задумывался о разводе, то сейчас он, несомненно, принял решение… Мари нужно было с кем-то поделиться, найти сопереживание и понимание. Поэтому, не задумываясь, она направилась к Лизхен, как делала это всю свою жизнь, ведь та выросла рядом с ней и была как сестра.

Мари тихо шла по коридорам замка, ее ноги, обутые в мягкие домашние туфли из атласа и оленьей кожи ступали легко и неслышно. Из-за этих самых туфель служанка Грета, убиравшая в комнатах, чуть было не стала заикой, когда однажды Мари вошла в спальню, а Грета не услышала и, обернувшись, увидела перед собой хозяйку.

Поднявшись по лестнице к комнате Лизхен, Мари вдруг услышала мужской голос. Она вся задрожала. Внутри нее боролись два чувства — подслушать, что происходит за дверью, подобно любопытной прислуге, казалось отвратительным, но желание удержать Лизхен от возможной ошибки оказалось сильнее. Мари осторожно подошла к двери и отчетливо услышала.

— Да вы просто безумец, господин граф! Неужели вы собираетесь повторить это еще раз? Вижу, что русские не знают меры не только за столом, но не все немецкие женщины так ненасытны как ваша императрица.

— Заткнись, шлюха!

Мари отчетливо услышала звук пощечины.

Некоторое время была тишина, а затем кровать тяжело скрипнула, послышались вздохи Лизхен и рычание.

Мари вернулась в свою комнату оглушенная, раздавленная, не чувствуя под ногами пола. Вне всякого сомнения, в спальне Лизхен был граф Салтыков. Весь маленький мир баронессы фон Штерн опрокинулся сегодня. Муж возненавидел ее и даже не счел нужным объяснить, за что. В доме появился нахальный, неразборчивый развратник, потерявший голову при виде миловидной, доступной особы, а Лизхен, ее подруга, названная сестра, ради которой она была готова пойти даже на ссору с Рихардом… Боже! Она ведь только сегодня впервые увидела этого графа!

Мари закрылась руками и заплакала, но сквозь слезы ей почему-то представилось, что она сама на месте Лизхен и сильные руки молодого Салтыкова ласкают ее, его губы прижались к ее щеке и спустились к шее…

— Господи Иисусе и пречистая Дева Мария! Спаси и защити от дьявольского наваждения! — воскликнула Мари и бросилась на колени перед изображением Господа. «Это колдовство! Это колдовство!» — стучало у нее в голове. Конечно! Они все находятся под чьими-то злыми чарами. Она должна ненавидеть этого Александра, а вместо этого только и грезит о нем… Но, Боже, как же он красив! Настоящий сатана…. Ужаснувшись своим мыслям, Мари снова начала креститься и почти до самого утра простояла на коленях, читая все известные ей молитвы, охраняющие от дьявольских прелестей. Когда уже начало светать, она упала на постель, совершенно обессиленная, и мгновенно уснула.


— Мари, ты уже проснулась? — Рихард сел на край кровати и погладил жену по голове. — Прости, вчера я был с тобой резок. Даже не знаю, что на меня нашло. Просто я так не люблю, когда кто-то мешает моим планам, что совершенно разозлился, когда ты прервала нашу с графом беседу, из-за обычной своей ерунды. В последнее время ты ведешь себя очень странно. Я думаю, может быть тебе следует отправиться в Баден-Баден? Говорят, тамошние воды творят чудеса. Это могло бы помочь вернуть тебе равновесие, укрепить нервы…

— Ты считаешь меня истеричкой? — Мари почувствовала себя глубоко уязвленной. Неужели Рихард не в состоянии понять, как тяжело она переживает невозможность родить ребенка? Неужели ему не ясно, что его попытки делать вид, будто их семейная жизнь счастлива и безоблачна, сводят ее с ума?

Что ты, нет, конечно, — примирительно сказал барон, но между его бровей снова пролегла глубокая складка. Рихард подумал, что со стороны Мари не очень-то красиво вести себя так, будто он в чем-то перед ней виноват, но промолчал. После вчерашней ссоры, он не хотел расстраивать жену еще больше.

— Ничего, Рихард, — Мари все еще чувствовала себя очень слабой. — Это только лишний раз доказывает, что ты больше не любишь меня. Это, наверное, оттого, что я не могу родить тебе детей…