Дальше шел список из пятнадцати-двадцати пар; все они действительно были на ужине, равно как и сорок-пятьдесят других пар. У Мак-Клендона яблоку негде было упасть — как, впрочем, ему негде было упасть на каждом из намеченной массы роскошных раутов. Сначала я каждый раз внутренне готовился к тому, что из-за этой заметки в газете надо мной будут смеяться: ведь все прекрасно знали, что мы с Сарой Луизой не были эти годы помолвлены, — но, как ни странно, заметке верили. Близкие друзья, которые помнили и про Фреда Зиммермана, и про мою пассию в Берлине, подходили ко мне и с самым серьезным видом говорили: "Здорово вы нас всех разыграли; мы и понятия не имели". Даже Уэйд Уоллес, который-то уж точно должен был бы понять, что происходит, и тот сказал только: "Рад, что ты наконец все осознал, Хэм. Давно бы так".

В самом начале этого месячника торжеств я опасался, что рано или поздно мой запас рассказов истощится. Волноваться, однако, не стоило: слушали меня так же неохотно, как и в тот первый вечер у нас дома, когда я только вернулся. Гости, войдя, направлялись прямиком к Саре Луизе, следовали объятия, поцелуи и слова о том, что они за нее рады. Потом, сообщив мне, что на мою долю выпала крупная удача, они переводили разговор на торговлю недвижимостью, на сыпь у младенцев, на университетскую футбольную команду и на прочие злободневные темы. Сначала я прислушивался, а потом заметил, что им это все равно. Я обнаружил, что если весь день играешь в теннис и всю ночь пьянствуешь, то едва понимаешь, что вокруг тебя творится. Пару раз я слышал, как кто-то у кого-то спрашивал, что со мной происходит, а тот отвечал, что это все трудности привыкания к новой жизни.

Подарков нам надарили столько, что ими можно было бы заполнить приличный магазин; к середине августа дом Колдуэллов ломился от серебра и фарфора. Каждый нашвиллский бизнесмен отдал дань Симсу, потратив солидную сумму на Сару Луизу. Колдуэллы говорили, что никогда в жизни не видели ничего подобного, а Сара Луиза от радости то смеялась, то плакала. Мои родители, когда осматривали все эти трофеи или появлялись на приемах, млели от удовольствия. Никогда еще я не доставлял столько счастья такому количеству людей.

На венчание Колдуэллы наняли трубача — играть барочную музыку. В церкви царило великолепие красок. Пурпурное с золотом убранство алтаря, ярко-желтые одежды подружек невесты, красные платья почтенных дам — все соединилось в единой цветовой палитре. Благоухали тысячи цветов. Я был настолько ошеломлен, что мне казалось, будто я смотрю сам на себя с высоты. Как странно было видеть мою сестру Мадлену, с которой я не встречался целых три года! Она с мужем-физиком приехала из Оук-Риджа — разве можно было пропустить главное событие конца лета? — и двух их дочерей поставили стоять среди подружек невесты. Но разве я значил хоть сколько-нибудь для Мадлены, а она для меня? Между нами не было ничего общего — только то, что мы вышли из одного чрева. Когда раздались звуки свадебного марша и появилась Сара Луиза, которую вел Симс, я мыслями унесся в лагерь «Кэссиди». Я и вообразить себе не мог, что когда-нибудь стану с умилением вспоминать ту муштру, но вдруг понял, что сейчас мне бы доставило гораздо большее удовольствие промаршировать под начальственным оком по плацу, чем сделать несколько шагов к алтарю. С каким удовольствием я работал бы сейчас в переводческом отделе или выкачивал сведения из Нади, а не женился бы на Саре Луизе! Понимает ли хоть кто-нибудь из тех, кто сейчас смотрит на меня и завидует тому блаженству, которое я испытаю с Сарой Луизой, что это я завидую им? Я завидовал всем — даже тем горе-разведчикам в Берлине, которые мучались под пятой сержанта Элрода, даже тем беднягам, которые сейчас задыхались на тренировках в лагере «Кэссиди». Если бы мне сейчас предоставили выбор — остаться здесь или оказаться в самой гуще потасовки на футбольном поле, я бы выбрал потасовку. Через какое-то время я услышал собственный голос — он произносил слова и обещания, которые мне не принадлежали, — будто это были реплики из какой-то пьесы. Снова заиграла музыка, и мы с Сарой Луизой — теперь уже муж и жена — пошли к выходу, и вокруг было столько улыбающихся лиц, сколько я никогда в жизни не видел.

На торжественном приеме в клубе мы с Сарой Луизой в течение часа стояли и встречали вытянувшихся в вереницу гостей, каждый из которых считал своим долгом пожелать нам счастья. Пришли и мэр города Уэст, и губернатор Клемент — в точности, как я весной обещал Эрике. Казалось, тут были все жители Нашвилла, и я подумал, что очередь эта, наверно, начинается еще с автомобильной стоянки. Когда последний из гостей поцеловал Сару Луизу и сообщил мне о выпавшей на мою долю удаче, нас протащили сквозь толпу к столу, чтобы мы разрезали пирог; то и дело вспыхивали блицы фотографов. Не успел я выпить бокал шампанского, как нас снова потащили прочь — на этот раз к машине, на которой мы должны были уехать в аэропорт. Сара Луиза бросила провожающим свой свадебный букет, и Симс сунул мне в руку конверт и сказал: "Надеюсь, это пригодится. Не хочу, чтобы вы думали о деньгах". В машине я открыл конверт и обнаружил банковский чек на три тысячи долларов — по тем временам грандиозная сумма.

Еще раньше Симс и Сисси решили, что после свадьбы нам будет в самый раз съездить на уикенд в Нью-Йорк, а оттуда на две недели в Париж. Сара Луиза была согласна.

В Нью-Йорке нас уже ждали роскошные аппартаменты для новобрачных в "Уолдорф Астории" — ни о чем другом Колдуэллы и слышать не хотели. Когда мы добрались до гостиницы, было уже поздно, Сара Луиза выглядела измученной, и я думал, что она скоро заснет. Вместо этого она устроила целый спектакль. Где это ей только удалось достать в Нашвилле такой открытый лифчик и такие прозрачные трусики? Направляясь к постели, Сара Луиза вдруг остановилась и провела руками по груди. Гляди, гляди — казалось, хотела сказать она — и представь себе, что сейчас все это будет твоим. Для Сары Луизы не существовало большего удовольствия, чем играть какую-нибудь роль, и в тот вечер она была в прекрасной форме. Не надевая пеньюара, она легла, прижавшись ко мне, и сказала:

— Ты уже разделся, а я еще нет. Сними с меня все это.

Когда она тоже была раздета, мы принялись целоваться, и вскоре я почувствовал, как Сара Луиза начала вертеться у меня в руках. Тихо застонав, она притянула меня к себе, и я оказался на ней.

— Я так долго этого ждала, — сказал Сара Луиза. — Постой, я сейчас направлю. Помедленней. Ох, как хорошо. Ох, какое наслаждение. Мне совсем не больно. Вот так. Давай, давай. Ох, Хэмилтон, ох, как хорошо!

Никогда еще я не спал с женщиной, которая бы не переставая болтала в постели. Я думал, что рано или поздно она должна все-таки приумолкнуть, но, даже извиваясь и постанывая, Сара Луиза продолжала что-то говорить. Некоторые ее фразы — например, "Дай, дай его мне!" или "Ох, как мне от тебя горячо!" — казалось, были заимствованы из порнофильмов. Видела ли она когда-нибудь такие фильмы? В университете мы иногда брали их напрокат и устраивали сеансы в одном придорожном кафе; больше всего нам нравились два фильма, которые назывались "Вперед и ниже" и "Девушка с бульдогом". Не оттуда ли Сара Луиза взяла свои реплики? Или, может, она как-то прочитала одну из тех потрепанных книжонок, которые ходили по всем школам и на обложках которых утверждалось, что они изданы "в Париже, Франция"? В любом случае, она вполне могла бы сниматься в кино. То она так внезапно подпрыгивала, что я чуть не летел на пол, то так закатывала глаза, что становилось страшно — вдруг она такой и останется? Наконец Сара Луиза глубоко вздохнула и откинулась в изнеможении.

— Боже, как это было прекрасно, — сказала она.

Я решил, что дело сделано и что теперь я свободен в своих действиях. Одного я не мог понять: если у Сары Луизы все это было в первый раз, то почему она вела себя так, словно имела за плечами богатый опыт? Я украдкой взглянул на простыню — ни единого, даже розового, пятнышка, не говоря уж о каких-то там кровавых разводах. Может, она лишилась своей девственной плевы, катаясь на велосипеде, а может, просто слишком легко возбуждалась? Но не проще ли было предположить, что первым до нее добрался Фред Зиммерман? Я даже хотел ее об этом спросить, во потом все-таки сдержался. И еще одно меня интересовало: действительно ли она кончила или только сделала вид? Этот вопрос я задал — как мне казалось — в тактичной форме, но тут же пожалел.

— Хэмилтон, — воскликнула Сара Луиза, — да как ты смеешь! С приличными женщинами о таком не говорят!

И потекла наша постельная жизнь. Сначала она мне нравилась своей новизной, так как дело шло в охотку. Однако к тому времени как пришла пора отправляться в Париж, я уже понял, что в сексе Сара Луиза так же непредсказуема, как и в остальных вещах. В Париже, в царских аппартаментах отеля "Пляза Атене", взобравшись в постели на Сару Луизу, я испытал приступ страха. С каждым новым разом во мне усиливалось ощущение того, что меня обслуживают — как если бы я был автомобилем, а Сара Луиза — механиком. Чувствовала ли она хоть что-нибудь или делала все это только ради меня? Я пытался это выяснить, задавал всякие вопросы, чуть ли не спрашивал, было ли ей тоже хорошо, и в ответ неизменно слышал, что да, все было божественно, но приличные женщины не говорят об оргазмах. Чем дольше мы жили в Париже, тем меньше проводили времени в постели.

Денег у нас, однако, было так много, что все равно мы чудесно проводили время. Сара Луиза уже дважды бывала в Европе — но с родителями, так что теперь она упивалась своей независимостью. Мы делали все то, что полагается делать туристам: побывали чуть ли не во всех картинных галереях, обошли чуть ли не все старинные улочки. Мы обещали Колдуэллам обедать только в лучших ресторанах и свое слово старались держать: пировали то в «Фуке», то в «Максиме», то в "Ля кремайер", то в «Ритце». Когда Сара Луиза сказала, что надо бы сходить в "Тур д'аржан", я попытался было ее отговорить, но ничего не вышло. Наш столик оказался в двух шагах от столика, где мы сидели с Эрикой. Так же, как и в тот зимний вечер, когда я сделал Эрике предложение, посверкивали огоньки на Иль де ля Сите. Мне казалось, что я ничем не выдаю своих чувств, но Сара Луиза вдруг спросила: