Из-под кипы книжек, посвященных игре в рулетку, он извлек какой-то толстый том, выпущенный Министерством обороны США в 1953 году, на обложке которого стояло "Orders and Medals of the USSR".[36]

Я выхватил его у Савицкого и принялся сравнивать с нашей русской книгой. Это был один и тот же текст.

— Где ты это нашел? — спросил я.

— У нас в библиотеке. Еще когда лейтенант Куинн дала нам это задание, я подумал, что там может оказаться нечто подобное.

— Мы пробовали разобрать, что тут написано, — добавил Игнатьев, но нам это было не по зубам.

— Это, — сказал я, — перевод того самого текста, который мы должны перевести.

— Недурно, — сказал Савицкий.

— Ну, и что мы теперь понесем сдавать? — спросил Игнатьев. — Вот эту книгу?

— Вряд ли это было бы разумно, — заметил Савицкий.

— Можно переписать последние пятьдесят страниц, — сказал я.

— Огромная работа, — сказал Савицкий. — Может, попросить наших машинисток?

— А где мы возьмем деньги?

— У меня еще кое-что осталось в заначке от рулетки.

Мы отправились в машбюро и через полчаса договорились обо всем: десять машинисток берутся перепечатать книгу за два дня, каждая за двадцать пять долларов. Мы дали им триста тридцать страниц моего текста и последние пятьдесят страниц пентагоновского издания, слегка изменив некоторые выражения — чтобы никто не подумал, будто мы занимаемся плагиатом.

В тот день, когда надо было сдавать перевод, к нам в комнату вошла необъятных размеров женщина в военной форме. Она жевала резинку, которая лопалась у нее во рту пузырями, а в руках держала стопку машинописных листов.

— Вот, держите, — сказала она, протягивая нам аккуратно напечатанную рукопись. — Если еще будет какая работа — мы всегда пожалуйста.

Когда лейтенант Куинн увидела рукопись, ее глаза на мгновение перестали бегать, наполнившись слезами.

— Успели! — воскликнула она. — Все-таки успели! А я уж думала, что мы попадемся в собственные сети. Спасибо, огромное вам спасибо!

Через некоторое время она принесла нам чудесную красную розу в стакане, а заодно и новый текст для работы — "Знаки различия в Советских Вооруженных Силах". За какие-нибудь четверть часа мы нашли в библиотеке соответствующий перевод, выпущенный Военным ведомством еще в сорок четвертом году. Когда это дело было улажено, Игнатьев завел «Раймонду» и принялся порхать по комнате. Савицкий снова погрузился в свои вычисления, а я сидел и ума не мог приложить, чем занять те полтора года, которые мне осталось провести в этом сумасшедшем доме.

Сомнения мои, впрочем, вскоре разрешились. Два дня спустя меня вызвал капитан Уолтерс.

— Дейвис, — сказал он, — я наблюдал за тобой на тренировках. Удар у тебя стал покрепче, в скорости ты прибавил да и в весе тоже. И все-таки я не уверен, что ты сможешь играть в нашей лиге.

— Надеюсь, что я буду продолжать набирать форму, сэр.

— Посмотрим, посмотрим. Но ты был какой-то вялый последнее время.

— Я мало спал, сэр. Срочный перевод. Приходилось работать по ночам.

— Да-да, я знаю. Лейтенант Куинн сказала мне, что твой перевод даже не надо редактировать, а можно прямо печатать.

— Рад это слышать, сэр.

— Так, значит, переводами тебя больше не донимают. Поэтому, кстати, я тебя и вызвал. Тут пришел запрос от капитана Мак-Минза из следственного отдела. Настаивает на твоей кандидатуре. Похоже, придется тебя туда перевести. Но учти, что бы тебя там ни заставляли делать, это не должно мешать футболу.

— Слушаюсь, сэр.

С капитаном Мак-Минзом я еще не встречался. Источники в большей части жили в домике, стоявшем где-то в глубине леса, и видели мы их редко — как, впрочем, и тех, кто с ними работал. Я решил, что капитану Мак-Минзу полагается представляться так же, как всем другим офицерам, и, войдя, отрапортовал:

— Специалист третьего разряда Дэйвис прибыл в ваше распоряжение, сэр.

— Не может быть, — сказал капитан Мак-Минз. — Присаживайтесь, Дэйвис.

Он внимательно оглядел меня с головы до ног — совсем как в свое время капитан Уолтерс, — и я было подумал, что он тоже ищет игроков в футбольную команду.

— Слышал, что вы перевели "Ордена и медали СССР", да так здорово, что и редактировать не нужно? И наверное, вам, трем знатокам русского языка, пришлось вкалывать день и ночь?

— Так точно, сэр.

Улыбка медленно сползла с лица капитана Мак-Минза, уступив место грозному выражению.

— Вранье, — отрезал он. — Те двое по-русски вообще ни в зуб ногой, так что вы взяли и содрали все к чертовой матери с перевода пятьдесят третьего года. Ну, так или не так?

Я уже был готов ответить, что нет, не так, но вовремя сообразил, что это легко можно проверить.

— Так, сэр, — сказал я.

— А тебе известно, где ты находишься?

— В следственном отделе, сэр.

— "В следственном отделе, в следственном отделе", — передразнил он. — А что такое следственный отдел — ты знаешь?

— Никак нет, сэр. Наверное, это отдел, где ведут следствие, сэр.

— Тонкое наблюдение. Ты, я вижу, прирожденный разведчик. Так я тебе расскажу, если не знаешь. Наш отдел и весь этот говенный лагерь — две разные вещи. Мы тут свое дело знаем и даром хлеб не едим. Правило номер один: никогда мне не лгать. Поймаю на вранье — мигом очутишься в рядовых. Понятно?

— Так точно, сэр.

— А теперь скажи — что ты думаешь о лагере "Кэссиди"?

— Насколько я могу судить, сэр, он ниже всякой критики.

— Ты тут видел хоть одного знающего человека?

— Игнатьев понимает в балете, а Савицкий — в рулетке. Но в том смысле, в котором вы спрашиваете, сэр, — нет, не видел. Разрешите спросить, сэр, — как вы узнали про перевод?

— Это моя работа — знать обо всем, что здесь творится.

— А кому-нибудь еще известно про перевод?

— Не думаю. Так что, как видишь, весь этот лагерь — сплошная помойка, — весь, кроме нас, а у нас, скажу я тебе, дело поставлено солидно. Что ты знаешь про разведку?

— Ничего, сэр.

— Наверно, так оно и есть, но все же проверим. Кто такой Сергей Круглов?

— Не знаю, сэр.

— Я буду спрашивать, а ты скажешь, когда попадется что-нибудь знакомое. Иван Серов? Лубянка? ГРУ? КГБ? МВД?

— Про МВД я слышал, сэр.

— И что это такое?

— Советское разведывательное управление?

— Ты что, не знаешь, какая разница между МВД и КГБ?

— Никак нет, сэр.

— Чему же вас учили в Монтеррее, черт возьми?

— Русскому языку, сэр. И еще рассказывали немного про Советскую Армию.

— А здесь ты хоть чему-нибудь научился?

— Никак нет, сэр.

— Ну хорошо. Ты нам можешь пригодиться, поэтому кое-что тебе надо будет усвоить.

— Так точно, сэр.

— Так вот, к твоему сведению, два года назад МВД слегка подрезали крылышки. Теперь оно следит только за тем, что происходит внутри страны. Вопросы политической безопасности — вне его компетенции. Создана новая организация, КГБ, она заведует всей тайной полицией и шпионажем. Глава КГБ — Иван Серов. В Берлине КГБ получил в свое распоряжение здание больницы Святого Антония. Сейчас там работает восемьсот их сотрудников — все классные специалисты. Но кроме КГБ есть еще и ГРУ — военная разведка. У нее есть двести пятьдесят человек в Вюнсдорфе — это к югу от Берлина. ГРУ подчиняется КГБ. Скажем, поступить на службу в ГРУ можно только после проверки в КГБ. ГРУ вынуждено плясать под дудку КГБ, поэтому эти два заведения враждуют между собой. У ГРУ меньше людей, но справиться с ним нелегко. Рихард Зорге, Клаус Фукс, Розенберги, Валентин Губичев — это все кадры ГРУ. Шесть лет назад ГРУ заведовал маршал Захаров, потом на его место пришел генерал Шалин, а теперь там начальником генерал Штеменко. Сам он сидит в Москве, в старинном особняке — Знаменская улица, дом 17. Интересующий нас человек работает в Берлине. Зовут его Николай Евгеньевич Соколов, имеет чин полковника. Особенность его в том, что он работает и в КГБ, и в ГРУ, как бы осуществляя связь между ними. Окончил военную академию, а потом Высшую разведывательную школу в Москве. Свое дело знает туго, по-английски говорит, как по-русски. Начальник Первого отдела ГРУ в Вюнсдорфе. А интересуемся мы Соколовым потому, что он трижды вставлял нам фитиль.

А случилось вот что. Пару месяцев назад у нас тут работал один паренек, некто Эверс. Игрок был отчаянный: Савицкий по сравнению с ним — сама осмотрительность. Я велел ему бросить это занятие, но он не послушался. В конце концов проигрался в Бад-Хомбурге вчистую — ходил в должниках у всего лагеря. Соколов пронюхал об этом и послал к нему своего человека. Ну, тот начал вешать Эверсу лапшу на уши: будто весь Восточный Берлин — одно большое казино, что денег у них там будет вагон, и так далее. Эверс, как дурак, поверил и отправился вместе с ним, не забыв прихватить с собой список всех, кого мы допрашивали в прошлом году, и кое-какие другие материалы. Теперь он там крепко застрял. Рулетку он, наверно, видит только во сне, а обратной дороги ему тоже нет — попадет прямо под трибунал. Один-ноль в пользу Соколова. Пару недель спустя один из наших ребят ночевал на конспиративной квартире в Нюрнберге. Пригласил туда свою девчонку. Ну, они выпили и занялись любовью, а очнулся он только утром — оказывается, она ему чего-то подмешала. Пока он спал, парни из ГРУ подогнали к дому грузовик, вынесли сейф с документами и смылись. Девица с сейфом теперь в Восточном Берлине, а «Штази» арестовала всех наших агентов, которые были в тех списках. Два-ноль в пользу Соколова. Потом был еще один кретин по фамилии Уикс из нашего следственного отдела в Берлине. Этот влюбился в официантку из близлежащего ресторана. Она сочинила слезливую байку: мол, у нее в Восточном Берлине ребеночек, с которым ей не дают видеться, требуя взамен кое-какие наши документы. Наплела Уиксу, что если он их выкрадет, то станет в Восточном Берлине важной шишкой. Этот идиот всему поверил и теперь сидит вместе с Эверсом. Три-ноль в пользу Соколова. Соколову, конечно, везет, но и нам тоже иногда кое-что перепадает. Недавно мы заполучили одну дамочку — ты что-нибудь слышал об этом?