Лора Шелтон - Праздник жизни

21 декабря

Барт жал на акселератор, торопясь вернуться в Ориндж-Бич и «Пеликаний насест». Он только что звонил Миган. Она держится молодцом. Ничего похожего на преждевременные схватки. Но все равно он хотел успеть до наступления ночи.

Поездка в больницу заняла у него больше времени, чем он рассчитывал. Ему пришлось ждать в приемной, пока старый Карлайл Селлерс придет в себя и сможет с ним поговорить. Это был действительно разговор. На свет Божий всплыли тайны, лежавшие под спудом долгие годы.

Тайны, которые старый джентльмен не хотел иметь на совести, отправляясь к своему Творцу. Тайны, от которых Ориндж-Бич встал бы на уши, дойди они до чьих-нибудь ушей тридцать лет назад. Даже сейчас Барт не был уверен, как Миган воспримет новость, что ее лучшая подруга на самом деле ее единокровная сестра.

Но, кроме Барта, ей некому об этом рассказать. Были и хорошие новости. Врачи считали, что Карлайл Селлерс еще продержится какое-то время и сможет увидеть собственными глазами правнучку, зачатую в яйце одной внучки и выношенную в теле другой.

Если бы все это всплыло немного раньше, Барт понял бы, почему на жизнь Миган покушались. Причина в большом наследстве, которое она должна получить. Вернее, должны были получить Миган, Джеки и племянник, сын непутевого сына Карлайла. Все члены семьи.

Племянник, который считал, что одному достанется больше, если устранить Джеки и Миган. Вот он – мотив, чтобы убить их обеих. Барт быстро прокручивал в голове разные варианты. Лерой Шелби признался в том, что покушался на жизнь Миган и лишил себя своей собственной.

Но так ли все на самом деле?

Самоубийство можно подстроить, а в полиции не удосужились даже проверить почерк. Так, на глазок. Сомнения и подозрения, подогреваемые беспокойством и многолетней борьбой с преступниками, одолевали Барта.

Он взмолился, чтобы его помощники не уехали с утра из Ориндж-Бич. Совсем изведясь, он остановился у первого же автомата и, выяснив номер полицейского участка в Ориндж-Бич, позвонил Роджеру Кольеру.

– Привет, Роджер. Это Барт Кромвель, друг Миган.

– Как же, как же. Помню.

– Я сегодня ездил в Бирмингем и чуть задерживаюсь. Я только что говорил с Миган, с ней все в порядке, но у меня кошки на сердце скребут, что она там одна. Ты бы не смог заскочить к ней и побыть там до моего возвращения? Я буду через час с небольшим. Я готов оплатить твои услуги.

– Ты хочешь, чтобы я побыл у нее в качестве полицейского?

– Именно так.

– Разве есть причины беспокоиться? Похоже, со смертью Лероя все кончилось.

Барт не хотел все выкладывать Роджеру, чтобы тот не напугал Миган, и в то же время надо было как-то дать понять ему, чтобы он не расслаблялся.

– Я боюсь, что у Лероя мог быть партнер. А вдруг тому вздумается сунуться в дом, на предмет что плохо лежит. Не хватало еще, чтобы к Миган влез воришка.

– Думаю, беспокоиться нечего. У нас не сложилось впечатления, что у Лероя были помощники.

– Черт с ним, только я все равно был бы тебе признателен, если бы ты заехал к ней. Береженого Бог бережет. Только не напугай ее, просто скажи, что для моего спокойствия я попросил тебя посидеть с ней.

– Заметано. Буду. Правда, думаю, что все это чушь и ни черта ты мне не должен. Мы с Миган друзья.

– Сколько тебе ехать до нее?

– Десять минут от силы.

– Отлично.

Барт сел в машину и погнал ее по шоссе. Даже договорившись с Роджером, он не успокоился и хотел как можно скорее добраться до «Пеликаньего насеста». У него было время о многом подумать, пока он сидел в палате Селлерса и смотрел, как тот с трудом дышит.

Он ни за что не оставит Миган, пока не убедится, что она его никогда не полюбит так, как он любит ее. В жизни есть несколько вещей, за которые стоит бороться. Миган возглавляет этот список.

Миган положила трубку. Наконец она сделала то, что должна была сделать давным-давно. Позвонила в агентство. Как ни странно, ей было не так уж и больно. Скорее, она ничего не почувствовала. Вообще. Разве что одиночество, несмотря на то что внизу сидел и читал книгу по криминалистике Роджер Кольер.

Его присутствие в доме было абсолютно излишним, но она оценила заботу Барта. Для крутого агента ФБР он, пожалуй, уж слишком чуткий и заботливый. С такими мужчинами ей не доводилось встречаться.

Один день без него, и она вся извелась. Ей не хватало его тяжелых шагов, его густого баса, когда он пел под пластинку.

Не хватало его мускусного запаха, перемешанного с его кремами и мылом. Не хватало его прикосновений, когда они были вместе, его поцелуев, наконец.

Но надо к этому привыкать. Скоро он уйдет из ее жизни. Ребенок должен появиться на свет двадцать седьмого декабря. Потом неделька передышки, и за работу. Полетит в Лондон и с головой погрузится в суматоху встреч, переговоров и серьезных решений, от которых компания должна стать еще могущественнее. А Барта ждет новое задание. Он снова станет каким-то другим человеком в другом городе, и другие преступления будут занимать его голову. Он никогда не был Бартом Кромвелем, хотя в ее сознании он навсегда останется Бартом.

Он считает, что она не может решиться на семейную жизнь из-за ее прошлого, и – кто знает? – может, он прав. Но даже если бы они остались вместе, ничего бы не вышло. Слишком разная у них жизнь. Судьба все равно разведет их в разные стороны, и она снова останется одна.

Сама не зная зачем – может, оттого что мыслями витала в прошлом, – Миган подошла к лестнице в конце коридора и стала подниматься наверх, не забыв крикнуть Роджеру, что идет в купол.

– И передай, пожалуйста, Барту, где я, когда он приедет,- добавила она.

– Пойти с тобой? – откликнулся Роджер.

– Да нет. Не стоит.

– Если понадоблюсь, крикни. Я мигом.

Она открыла дверь и вошла в круглое помещение. Солнце уже склонялось к западу, окрашивая облака в оранжевый цвет. По берегу гуляли несколько человек, наслаждаясь закатом, но скоро они разбредутся по домам.

Тяжело дыша, Миган стояла и смотрела на груды коробок. Самой ей было не под силу поднять коробку, но Барт опустил несколько штук на пол, собираясь заняться ими по возвращении. Миган остановилась на коробке с надписью «Мерилин». Лента была ветхой и хлипкой и сразу разорвалась при одном прикосновении.

В коробке лежали носильные вещи. Миган стала доставать их одну за другой. Юбки и свитера чуть ли не послевоенных лет, если вовсе не довоенных. Сейчас в комиссионных их продавали за баснословные цены.

Она провела пальцами по платью из тафты с узкой талией и соблазнительным декольте.

Миган представила себе неодобрительные взгляды бабушки, увидела, как та качает головой, а ее мама вертится перед ней в длинном платье, облегающем ее красивую фигуру.

Миган сунула руку глубже, и вдруг наткнулась на книгу. Она извлекла ее из коробки и стала разглядывать. Выгоревшая холщовая обложка посеклась на сгибах. Латунный замочек был заперт, но ткань, к которой он прикреплялся, еле держалась и местами совсем истлела.

Дневник. Даже то, что она просто держит его в руке, показалось Миган каким-то грубым вторжением в частную жизнь матери. В дневнике слова и мысли из далекого прошлого; они раскрывают душевные тайны той, кто так и остался для Миган загадкой. Может, если она прочтет несколько слов, ей что-то откроется. Дрожащими руками она открыла тетрадь и прочитала первые строки, написанные красивым, четким почерком.

«Сегодня я записалась на конкурс Мисс Креветка. Маме я еще ничего не сказала. Ее хватит удар, она скажет, что недостойно юной леди ходить, показывая всем свое тело. А я собираюсь не просто ходить, но и завоевать первое место. В этом шоу и в других. Я хочу пройти весь путь наверх, выйти на сцену, чтобы меня объявили Мисс Америка. Это будет моим входным билетом на Бродвей».

Миган пролистала тетрадь, пока неожиданно не натолкнулась на слово «беременна». Почерк был не такой четкий и красивый, как вначале. Строчки были неровными, а местами чернила расплылись, будто на них капнула вода или слезы.

«У меня задержка уже две недели. Сандре я еще не говорила, но сама знаю, что беременна. Мама убьет меня, особенно если узнает, кто отец. Она никогда не поймет, что я люблю его и он любит меня. Если бы между нами не стояла его злая жена!

Но больше всего я боюсь за папу. Это разобьет ему сердце, и я больше не буду его любимой дочуркой».

Впервые в жизни Миган вдруг поняла, каким потрясением это явилось для ее матери. Юная. Перепуганная. Беременная от женатого мужчины.

А значит, все, что ее мать говорила ей об отце, было ложью от начала до конца, кроме разве что его отказа быть с матерью и с ней. Миган читала, дрожа всем телом. Юная девочка как будто оживала и сходила со страниц дневника.

По щекам Миган струились слезы, когда она читала записи последующих недель и месяцев. Бедную девочку отвергает человек, которого она любит. Она видит страдания отца, сломленного всей этой историей, выслушивает упреки матери. Она быстро взрослеет, и из маленькой испорченной девчонки становится матерью-одиночкой.

Но при всем отчаянии и боли Мерилин не выдает матери имени виновника всех бед, даже в дневнике нет его имени. И мало того, сломленная во всех отношениях, она хочет сохранить ребенка. Она хотела родить Миган, хотя и эмоционально и материально не была готова к тяготам жизни с ребенком без мужа.

Миган закрыла дневник, чувствуя себя как никогда близкой к матери. Да, это ее мать, сложный сплав противоречий.

Ребенком она была избалована отцом и обществом, которое слишком высоко ценит красоту. Все это плюс тяжелый жизненный опыт сделали из нее то, чем она является теперь.

Это ее мать. Но не она. Миган погладила живот, и вдруг все стало на свои места.

– Я была не права, малышка. Я сильнее своей матери. Я тебя ни за что никому не отдам. Я тебя люблю и буду тебе хорошей матерью. Буду. А если я даже ошибусь, я исправлю ошибку, и ты поможешь мне в этом.