Лора Шелтон - Праздник жизни

– Бабушка очень расстроилась? – спросила Миган, не в силах скрыть любопытство.

– Не то слово, милая. Я бабушку такой сроду не видывала. Проживи я до ста пятидесяти, этого не забуду. Обе ревмя ревут. Я, наверное, из-за этого осталась девушкой до того дня, как мы с Джеффом поженились.

Барт поставил свою чашку на краешек стола.

– В таком случае вы, наверное, знаете, кто отец Миган?

Сандра посмотрела на него так, как будто он выпытывает у нее секреты Пентагона.

– Почему вы об этом спрашиваете?

Миган поспешила вмешаться.

– Это важно, Сандра. Если ты знаешь моего отца, скажи, пожалуйста. – Она произнесла это спокойно, но в голосе чувствовалось напряжение.

Барт нагнулся к ней и взял ее руку. Он и сам прекрасно понимал, что его попытка покопаться в ее жизни не доставит ей никакой радости, но он даже и подумать не мог, что бередит еще не зажившие раны.

Сандра заскрипела стулом, достала сумочку и затеребила кожаный ремешок.

– А ты у матери сама-то спрашивала?

– Тысячу раз, когда была маленькой. И бабушку тоже. Но они все твердили про какого-то человека, которого мама встретила где-то, и говорили, будто нам лучше, что его нет.

– Я ничего сверх того не могу сказать тебе. Да и какое это имеет теперь значение! Выброси из головы. Он никакого отношения ни к твоей жизни, ни к жизни твоей матери не имеет. Мерилин без сожалений выкинула его из своей жизни, и ты сделай то же самое.

– Но имя-то его ты знаешь?

Сандра покачала головой, хотя Барт готов был поставить на карту весь свой годовой заработок, что она говорит неправду. Последнее обстоятельство только подстегнуло его желание попытаться докопаться до правды. Едва ли человек, который за все тридцать лет жизни Миган ни разу не появился, мог покушаться на ее жизнь, но, несомненно, это была часть головоломки.

Сандра беспокойно ерзала на стуле и барабанила пальцами по стакану. Она явно утаила больше, чем рассказала, и это угнетало ее. Сандра встала и сказала, что ей пора, а то на ярмарке, мол, все расхватают. Уже у двери она оправилась от первого шока, весело засмеялась и заговорила с Миган о ребенке.

Мысли Барта еще вращались вокруг Мерилин Ланкастер, бывшей Мисс Алабама. Он подошел к пианино, где стояла фотокарточка матери и дочери. Трудно представить, как она жила с этой тайной. Можно только благодарить судьбу, что Миган, судя по всему, ничего не взяла от матери, кроме ее красоты.

Миган открыла раздвижные двери и посмотрела на балконные перила, из-за которых она чуть не отправилась на тот свет. Их отремонтировали, но она не испытывала желания проверять их на прочность, во всяком случае сегодня. Последние сутки словно собрали все лучшее и все худшее в ее жизни.

К лучшему относился Барт. Он больше ни словом не обмолвился о своих чувствах, но каждое прикосновение и каждый взгляд, которым они обменивались, были полны скрытого смысла и сближали их.

И в то же время надо всем словно висело облако неопределенности. Они не знали, с кем имеют дело. Раньше, по крайней мере, это был Джошуа Карауэй, дьявол, которого Барт знал. Сейчас у них не имелось никаких зацепок, и, хотя Барт выпытывал у нее все подробности ее жизни, это никуда не вело. Им так и не удавалось отыскать мотивы, по которым кто-то мог желать ее смерти.

Но кто-то ее явно желал.

– Не буду я думать об этом маньяке, крошка. Лучше стану читать тебе сказки и петь колыбельные, как раньше.

Главное, она никак не могла набраться мужества позвонить в это агентство по устройству детей в приемные семьи. Сколько раз за день она подходила к телефону, но пальцы отказывались набирать номер. Она буквально впадала в ступор при мысли о том, что надо запустить весь этот механизм удочерения.

Она выносит девочку, а какая-то другая женщина будет прижимать ее к своей груди, заботиться о ней, когда она заболеет, следить за ее первыми шагами, слышать слово «мама» из детских уст.

Даже если бы ребенка забрали Джеки и Бен, и то ей было бы нелегко, но с этим она как-нибудь справилась бы. Там все было предельно ясно.

А разве сейчас не все ясно? Отдать девочку в другую семью… Что здесь непонятного? Какая из нее мать? Что она умеет, кроме работы? А воспитывать ребенка так, как воспитывали ее, она не хочет. Эти вечные бебиситтеры, няньки на час, знакомые и родственники. Ребенку нужна мать.

Она подошла к кровати, сбросила тапочки и легла поверх одеяла. Отдать малышку, другого пути нет. Так почему она не может позвонить и дать делу ход?

В дверях появился Барт.

– Я думал, ты вздремнула.

– Прилегла отдохнуть. У меня в голове все смешалось. Какой тут сон.

– Хотел бы я снять с тебя все эти беспокойства.

– Я знаю. О чем мне тужить? У меня и так агент ФБР на полный день. – Она похлопала по одеялу. – Приляг.

– Если я прилягу, я не могу гарантировать тебе отдых.

Он сказал это чуть сиплым голосом, а в синих глазах вспыхнул неподдельный огонь желания.

– Все обещания. Что, агенты ФБР всегда только кормят обещаниями?

Миган смотрела, как Барт стягивает через голову рубашку. Волосы у него взъерошились. Когда он лег рядом, сердце у нее бешено заколотилось и ей показалось, что все происходит не в реальности, а во сне, где возбуждение смешалось с опасностью, где все ощущается с утроенной силой.

Она подвинулась к нему и запустила пальцы в жесткую поросль на его груди, глядя как завороженная на темные колечки, скользящие по ее накрашенным ногтям. В воображении она видела его таким, как тогда в магазине сувениров. Крепкий, стройный, загорелый и загадочный.

Барт коснулся ее головы и чуть повернул к себе. Ее как током ударило, и все в ней пришло в смятение. Кровь ударила в голову, и она почувствовала такое возбуждение, что все строгие правила, которым она годами подчинялась, вдруг сами собой отпали. Она вся дрожала.

– Я не сделал тебе больно?

– Нет, ты пробудил во мне женщину. Живую, горячую, соблазнительную.

– Ты такая и есть на самом деле и даже больше. – Он провел пальцами по ее руке, потом погладил грудь сквозь рубашку. – Я таких еще не встречал.

– Понять не могу, что ты видишь во мне особенного.

– Я и сам не знаю. Но ты затрагиваешь во мне что-то такое, чего еще не удавалось ни одной женщине. Я чувствую, что я не просто рабочая машина, а человек.

– А может, это «Пеликаний насест» так на тебя действует? Это волшебное место.

– Нет. – Он нежно поцеловал ее, но глаза у него потемнели от страсти. – Мне нравится просыпаться в этом доме и знать, что ты рядом, нравится завтракать с тобой и гулять по берегу рука об руку. Нравится слышать твой голос, видеть твою улыбку, когда ты нервничаешь, нравится, как ты выглядишь сейчас.

– Как может выглядеть беременная?

– Это ты так думаешь. А я вижу женщину, от которой у меня дыхание перехватывает. – Он положил руку ей на живот. – Дай я тебя раздену, Миган.

– Мне бы не хотелось, чтобы ты запомнил мое тело таким.

– Да ты что. Я не буду видеть его таким, как ты думаешь, но навсегда запомню этот декабрь и тебя. Я не врал, говоря, что готов ждать сколько угодно, но мне хочется ласкать тебя. Всю тебя.

Она вздохнула и отвернулась. Не так уж много мужчин у нее было, но она всегда считала, что у нее красивое тело, что она привлекательна и что у нее есть все, что может удовлетворить мужчину. Впервые она почувствовала неуверенность.

Он поцеловал ее в затылок и чуть прикусил мочку уха.

– Я видел много толстых женщин, Миган, и кое с кем из них спал. Но никто из них не пробуждал во мне подобных чувств. Можешь раздеться, а можешь не раздеваться. Решать тебе. Но только не думай, что из-за твоей беременности ты для меня менее желанна.

Его слова жгли ее, и последние бастионы условностей рухнули. Ей трижды удалось избегнуть смерти за последнюю пару недель, но неведомый киллер идет за ней по пятам, дожидаясь момента, когда он наконец сможет завершить начатое дело. Это только подстегивало ее жажду жизни и желание взять от нее все.

Она встала и начала расстегивать пуговички. Младенец подал признаки жизни и ударил ее ножкой. Барт лежал на боку, следя за ее движениями, его ставшие тесными джинсы свидетельствовали, что она действительно возбуждает его и это не пустые слова.

В этом мире опасности ей представилась возможность пережить что-то подлинное, не позволяющее ей впасть в отчаяние. Она сбросила рубашку, и та мягко полетела на пол. Еще секунда, и лифчик отправился туда же.

Миган стояла на фоне балконной двери. Поток света освещал ее, отчего ее оливковая кожа и темные волосы светились и казались влажными. Барт с благоговением смотрел, как Миган обнажает свои красивые полные груди, как падает ее просторная юбка и трусики на груду одежды на полу. Весь внутренне дрожа, он пытался справиться с потоком неведомых чувств, вызванных к жизни ее медленными движениями, в которых была бездна эротики.

Казалось, эти неторопливые экономные движения означали нечто большее, чем простое раздевание. Как будто она снимала не только предметы туалета, но и то, что оберегало от внешнего мира ее душу и тело. Каждый ее жест был полон соблазна и чувственности, ни в чем не уступая по силе самому любовному акту.

Джинсы у него чуть ли не лопались и сковывали его. Он встал, сбросил их и остался в одних спортивных трусах. А тем временем Миган подняла одеяло и открыла белоснежные простыни.

Он протянул руку и прикоснулся к ее животу.

– Только подумать – ты носишь в себе новую жизнь!

– Это чудо. Быть с тобой – чудо. Чувствовать себя так, как я, это ли не чудо?

Он притронулся пальцем к ее губам.

– А как ты себя чувствуешь?

– Сердце готово выпрыгнуть из груди. А я невесома, и в то же время все тело ноет. Я, наверное, не так говорю, а?

– Ты говоришь именно так, моя…

Она прервала его, закрыв ему рот губами и коснувшись языком его языка и нёба. И тогда он потерял способность говорить и думать. Руки его блуждали по ее спине, а она целовала его и ласкала так, что он чуть не задохнулся.