* * *

– Костян! А зачем эту аналитичку вызвали? Толку с нее, – проворчал Дорошенко.

– Как это, толку с нее? Она же адрес Машки Перовой вычислила. Без нее мы бы сейчас сидели и имели по полной, – возразил Батанов. – А чего она раскричалась?

– А Воронцов трупом прикинулся. Заигрывает, – пояснили сбоку.

– А-а, Димон на это мастер, – кивнул Батанов, – он голова в этом деле. Воронцов, ты чего заперся к ней в кабинет? Режим секретности нарушаешь!

– Константин Петрович, так ведь ремонт у нас. С 3 января начнут. Сегодня потребовали кабинеты открыть. Я вам докладывал.

– А, да, помню, – нахмурился Батанов, – так они завтра, что ли, придут?

– Завтра, – подтвердил Воронцов, – сегодня материал привезли, помещение подготовили. С Алинкиного и начнут. Мы уже кое-что оттуда вынесли.

– Молодцы. Итак, к делу! В районе уже неделю идут разбои. Пять эпизодов. Серия. Нападают со спины. Бьют молотком по голове. Примет нет. Количество не установлено. Никто ничего не видел. Потерпевшие в больницах. Работы – воз! Все выходные, отгулы, учебные и больничные отменены. Работаем до упора!

– Так мы же угонная группа. На фиг нам разбои? – резонно заметил кто-то сбоку, но тихо, без нажима.

– В главке решили, что мы на все руки мастера, – сухо пояснил Батанов.

– А с чего бы это ремонт затеяли? – снова спросил тот же голос.

– Думали, за каникулы управятся. А тут, сам видишь, сначала угоны, теперь разбои. Вечная канитель.

Батанов долго смотрел на оперативников, вычисляя самого любопытного. В разгар его размышлений дверь распахнулась, и на пороге возникла Алина Кузина.

– Константин Петрович, почему ваши сотрудники нарушают режим секретности? Сегодня дверь в кабинете аналитики была вскрыта без моего ведома. А там карточки учета, база данных, наручники. Все исчезло. Прошу провести служебное расследование!

– Не ваши сотрудники, а наши! Проведу, Кузина. Что скажешь, то и проведу! Тебя тоже вызвали на работу?

Оперативники радостно переглянулись. Сейчас начнется разбор полетов. Это всегда приятно, когда разбираются с кем-то другим, а ты сидишь и радуешься. Душа поет.

– Да. Мне дежурный позвонил. По приказу Александра Николаевича.

Батанов растянул губы в подобие улыбки:

– Все слышали? Сам Александр Николаевич приказал. Ну, тогда садись, Кузина. У нас совещание.

Алина присела на свободное место на углу большого стола. Оперативники хмыкали, смотрели в спецблокноты, перелистывали страницы, кто-то возился с пистолетом.

– А как же режим секретности? – робко поинтересовалась Алина.

У нее уже пропал боевой задор. От угрюмого вида Батанова хотелось сбежать к маме. Навсегда.

– Ремонт будет. Завтра. Начнут с твоего кабинета.

Алина онемела. Умеют мужчины испортить Новый год. Мало того, что на работу вызвали, так еще и ремонт затеяли, и, как всегда, не вовремя.

– Работаем, работаем и работаем! Товарищи офицеры, руководство главка доверяет нам. Генерал сказал, чтобы к утру все разбои были раскрыты.

– Сам-то он отдыхает, Новый год встречает, а мы, как рабы на плантации, без выходных и проходных, – послышались негромкие возгласы.

– Мы же по угонам работаем. А это разбои! Мы не при делах! – это уже громче.

Накал нарастал. Батанов окинул личный состав суровым взором.

– Отставить! Приказ есть приказ. Не обсуждается. Все по местам! Я на связи.

Послышался грохот отодвигаемых стульев. Алина умоляюще смотрела на Батанова.

– А я? Что мне делать?

– Ты? А ты на подхвате, – буркнул Батанов.

– Как это? – растерялась Алина.

– Сидишь на телефоне, ничего не делаешь, никакой инициативы не проявляешь и ждешь моей команды, – вежливо-бесстрастно пояснил Константин Петрович.

– Какой команды?

– Командирской! Самой настоящей. Знаешь такую?

– Знаю! – В голосе Кузиной прорезалась властная нотка.

– О-о, аналитик у нас – настоящая женщина! Еще не поняла, но уже все знает, – дружно заржали оперативники, – женская логика, как кружева, вся из узоров.

– Отставить! – загремел Батанов и полез в сейф, что означало: совещание закончено.

Алина ощущала себя самой несчастной девушкой Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Да что там! Всего Северо-Запада России. Она собиралась заплакать, но в коридоре ее подкараулил Воронцов. Слезы мигом высохли.

– Линок! Прости меня, засранца! Хочешь, на колени упаду?

– Нет, ты не упадешь! Ты встанешь передо мной на колени, но не сейчас, а потом, потом…

– Когда это потом? – удивился Воронцов.

– На совещании. Утром. И чтобы все видели. Понял?

– Согласен. Встану. И чтобы все видели. Идем ко мне? У меня сушки есть. Чай.

– Сушками клеишься? А как же твоя девушка Соня? Узнает – приревнует. Бросит тебя.

Алина злилась, но как-то без фанатизма. С Воронцовым было весело. У него теплый кабинет. Там всегда включен чайник. Сахар есть, конфеты. Сушками где-то разжился. А она ничего не взяла из дома, спешила на работу, как на пожар. А тут хуже пожара. Ремонт и серия разбоев.

– Уже бросила, – сказал Воронцов, и не понятно было, то ли он радуется, то ли горюет.

– А ты страдаешь, Воронцов? Все-таки тебя девушка бросила? – строго осведомилась Кузина.

– Страдаю. Сил моих нет, как страдаю. Целую ночь не спал.

Воронцов подхватил Алину под руку и потащил по коридору.

– Целую ночь! – ахнула Кузина.

– Нет, нет, всего полночи. Потом уснул.

Сушки и конфеты были благополучно съедены под страдания. Через полчаса оба смеялись, напрочь забыв о девушке Соне.

* * *

Степаныч крепко спал, приткнувшись носом в угол дивана. По кабинету разносился громкий и трескучий храп, изредка перемежавшийся визгливыми всхлипами.

– Степаныч, вставай, дело есть!

Виктор Степанович испуганно вскочил и захлопал глазами.

– Костян, ну ты даешь! Напугал.

– Пугливый ты стал, как я посмотрю, – поморщился Батанов.

В кабинете стоял тяжелый дух. Видимо, вчерашний день для Степаныча прошел недаром: немало было принято на грудь и в немереных количествах.

– Надо бы посмотреть, кто у нас в районе может разбоями заниматься. Может, залетные?

– Залетные, как пить дать. Наши-то, местные, все посажены, все под присмотром. Это залетные.

Уверенность Степаныча передалась Батанову.

– Александр Николаевич в главк уехал. На заслушивание. Хотел меня отправить, не разрешили. Велели самому прибыть.

– Вот пусть и потеет. А зачем ты эту девицу вызвал?

Степаныч явно недолюбливал Алину. Чем-то она его раздражала.

– Степаныч, не придирайся. Ее вызвал Александр Николаевич. Он к ней неравнодушен. Видимо, хочет, чтобы она работала, как Анастасия Мельникова из сериала про ментов.

– А-а, ну если так, пусть работает.

– Кстати, это же она установила адрес Машки Перовой. Без нее мы бы до сих пор возились с Минаевым.

– А где Минаев? В СИЗО?

– Главк забрал. Работают с ним. Нам не доверили.

– И ладно. Пусть работают.

Степаныч выглядел неважно. Глаза заплыли, рот запал. Старик стариком. Батанов смотрел на него с жалостью.

– Костян, надо бы по точкам пройтись. Типа рейда. Задерживать всех, кто попадется; без документов, без регистрации, просто подозрительных.

– Степаныч, это идея! А я голову сломал. Думаю, что бы такое придумать. Точно! Сейчас команду дам.

– Да. А девицу эту в группу разбора. Пусть с уголовничками пообщается. Поди, думает, в ментовке медом намазано. Давай, Балерину ей подсунем. Анжелка этой длинноногой мигом мозги вправит. Пусть блондинка вдоволь хлебнет ментовской романтики!

– Пусть хлебнет, – повторил Батанов, хватаясь за рацию.

– Слава, вызывай ОМОН! Как зачем? Будем преступный мир трясти, чтобы у него по швам затрещало. Напарника хочешь? А возьми Воронцова, чтобы он груши не околачивал.

Вскоре в отделе закипела работа. Кто-то куда-то бежал, кому-то звонил, с кем-то договаривался. Обычная суета, предшествовавшая большой работе.

* * *

– Линок, а я ухожу. Ты будешь одна в группе разбора, – сказал Воронцов, виновато скосив глаза в сторону.

Ему было стыдно. И расставаться с Алиной не хотелось.

– А что такое – группа разбора? Я ни разу об этом не слышала, – испугалась Кузина.

– Теперь узнаешь. Ничего страшного. Мы приведем задержанных – ты будешь их колоть.

– Чего я буду?

– Колоть! На предмет совершения преступлений. Самых разных составов. С уклоном на разбой.

– А как это?

Алина откровенно затосковала. Вспомнилась мама с домашним уютом, горячие пирожки, новогодние представления по телевизору. Сидела бы сейчас в кресле и смотрела на современную элиту во всей ее красе. Когда еще можно будет лицезреть новый Тюильри в натуральную величину? Только перед Рождеством Христовым и в телеящике.

– Очень просто, Линок. – Дима завертелся юлой, скрывая неловкость, он боялся оставить Алину одну. – Сиди прямо, глаза не прячь. Они этого не любят.

– Кто они? – спросила Алина, впадая в состояние ступора.

– Да уголовники разные. Им надо смотреть в глаза. Взгляд прямо по центру. Влево-вправо не косить. Только вперед.

– Хорошо, – кивнула Алина: мол, буду смотреть, куда сказал, я послушная.

– Ну, я пошел?

Воронцов покачался на носках и выскользнул за дверь, потряхивая головой, дескать, не трусь, лейтенант. То ли еще будет!

Алина загрустила. Хотела было позвонить маме, но вспомнила, что простились они не очень тепло – снова начнутся придирки; и бросила телефон на стол. Началось томительное ожидание. Телевизора в кабинете не было, приемник вынесли из-за предстоящего ремонта. Алина положила голову на сложенные руки и задремала, но вскоре проснулась от жуткой боли в шее. Кузина встала, потрясла руками, покрутила головой, но от проделанных манипуляций спать захотелось в три раза сильнее. Сдвинув два стула, вновь прилегла и уснула уже основательно. Во сне потеряла перчатку с левой руки, а в автобусе у нее украли часы. Алина знала, что у нее нет часов, но тем не менее факт кражи потряс ее. И вообще сон был странным. Она не понимала, куда едет, и все-таки куда-то стремилась. От ужаса, что преступники ходят во сне за ней по пятам и даже часы украли, Алина проснулась и вскочила с убогого ложа. Зацепившись каблуком за стул, упала, и в этот момент дверь распахнулась, и кто-то крикнул: