* * *

А в это время Дима Воронцов выворачивал правду-матку Батанову.

– Как с ней работать? Ее засекут в два счета. Срубят мигом, – горячился Воронцов.

– Пусть переоденется, – посоветовал чем-то озабоченный Батанов.

– Костян, да она такая длинная, как горбыль, вечно падает, спотыкается. С мозгами у нее что-то не так.

– А мозги при чем? Зачем они тебе? – удивился Константин Петрович, забыв о своих заботах.

– Как это – при чем? Они в нашем деле играют первостепенную роль, – терпеливо объяснял Воронцов. – И рост у нее неподходящий для оперативной работы. Ей бы в следствие…

– В следствии она уже была, – вздохнул Батанов, – не прижилась. К нам вот сплавили. Терпи, одну ночь потерпеть можно. Я же сказал, что подстрахую.

– А с женой договорился? – всполошился Воронцов.

– Да нет, пока ни в какую не соглашается, мол, Новый год только дома. Никаких выездов. Угрожает!

– Как угрожает?

– Говорит, мол, детей заберу и к маме, а ты иди дежурить с чистой совестью. И дежурь хоть до пенсии, но без нас. На том и остановились. Я пообещал, конечно, что буду дома. Короче, как получится. Дима, но ты можешь рассчитывать на меня.

– Ты хоть веришь, что мы Минаева задержим? – с кислой улыбкой поинтересовался Воронцов.

– Нет, не верю. Но пост отработать надо. Кто ж знал, что ей рапорт подпишут. Что-то нашло на Игоря Иваныча. А мы теперь расплачиваемся, – посетовал Батанов.

– Сам же игру затеял с этим рапортом, – проворчал Воронцов, – а меня крайним назначил.

– Да не крайний ты, не крайний, я мигом выберусь из дома, как только найду предлог. Не трусь, Дима!

Замолчали. Воронцов потихоньку наливался злостью. Всегда так! У всех жены, дети, семьи, как будто у него девушки нет. Есть девушка. Есть. Соня. Студентка. Тоже шантажирует, дескать, если Новый год встретим не вместе, то разбежимся.

Они молчали, и каждый думал о своем, потом заметили, что к ним приближается Кузина. Она бежала на высоких каблуках, держа папку с уголовным делом под мышкой. Вдруг зацепилась за что-то каблуком, хотя пол был ровный, как стеклышко, и упала, неловко растянувшись всем телом. Мужчины вздрогнули, но продолжали хранить молчание.

«Хорошо, что меня никто не видит, а то бы решили, что я дурочка, вечно падаю и спотыкаюсь на ровном месте», – подумала Алина, поднимаясь с колен.

«Вот дура, – одновременно подумали мужчины, – вечно она спотыкается и падает на ровном месте. Зачем ей каблуки? Она и так длинная».

Батанов скривился и резко рванул в сторону, Воронцов в другую. Они не хотели, чтобы Алина их увидела. Она никого и не видела. Подобрала с пола папку, прижала локтем и помчалась искать Батанова, но вместо Константина Петровича натолкнулась на Кочетова.

– С наступающим вас, Виктор Степанович! Вы что, Новый год в отделе будете встречать?

– В кругу семьи, – вежливо пояснил Степаныч, – а тебе придется побегать по району. Обувь сменить надо. В твоих черевичках не набегаешься.

– У меня других нет, – простодушно пояснила Алина, – все сапоги на высоком каблуке. Мода такая, Степаныч, стиль!

– Ох, уж эта мода! Все ноги искалечишь, – неожиданно пожалел Алину Степаныч, – ты бы кроссовки у оперов попросила, что ли. В такой обуви за преступниками не бегают. Это ж тебе не шоу-бизнес! Смотри, как бы тебя на «Скорой» не отвезли.

– Ничего, – отмахнулась Алина, – все будет нормально!

– Ну, смотри, я тебя предупредил. У Батанова от тебя уже крышу сносит. Каким ветром тебя принесло в уголовный розыск? У нас же не дом моделей, а суровая мужская работа.

– Виктор Степанович, не расстраивайтесь! – воскликнула Алина. – Все будет! Не сегодня. Может, завтра. И необязательно у меня. Возможно, в другом месте и у другого человека.

– Вредная ты, Кузина! Вредная, – обозлился Степаныч, – ходишь хвостом за всеми, ноешь, помощи просишь, а как рот откроешь, оттуда змеи прыгают. Язык у тебя, как помело. Метет-метет, а что метет, сам не знает. Увижу Батанова, скажу ему, чтобы отменил твое дежурство. Нельзя тебе доверять. Нельзя! Всех под монастырь подведешь. Потом не отмыться будет.

– Это не справедливо! Я все сделаю правильно, – прошептала Алина, испепеляя взглядом смурного Степаныча.

– Не верю!

С этими словами Кочетов удалился. Кузина долго смотрела ему вслед. В обеих руках по пакету, видимо, принес женщинам из канцелярии подарки на Новый год. Они сегодня дань собирают, как в международный женский день. Забыли, что до весны еще долгих два месяца. Женская память короткая. Одной Алине не до подарков. И почему ей никто не верит? Ни Батанов, ни Кочетов, ни Дорошенко. Один Дима верит. Алина прониклась нежностью к Воронцову. Хороший парень, хороший. От Димы исходит аура настоящего мужчины. Такой не станет смеяться над упавшей девушкой. И Кузина побежала на второй этаж. Кто-то сказал, что Батанов уже в отделе. Сейчас она прочитает ему доклад. Ведь Алина основательно, от корки до корки изучила уголовное дело по угонам. Константин Петрович будет приятно изумлен оперативными способностями лейтенанта Кузиной.

* * *

– Товарищ капитан, разрешите? – вежливо осведомилась Алина.

Она слышала, как обращаются к Батанову провинившиеся оперативники, и решила скопировать чужой опыт. Эксперимент оказался неудачным. Официальное обращение вызвало у Батанова гнев, но он сдержался, лишь сердито сверкнул одним глазом. Может, и вторым сверкнул, но Константин Петрович стоял боком, и Алина видела его только с одной стороны.

– Константин Петрович, разрешите доложить? – невольно вырвалось у Алины, и она испуганно замолчала.

«Еще решит, что я издеваюсь, – подумала Кузина, – а я нисколько не издеваюсь. Просто я не умею обращаться к руководству, как положено по уставу. Вообще-то умею, но у меня не получается. Как ему объяснить? Он все равно не поймет!»

– Говори!

Батанов старался не смотреть на Алину, чтобы не вырвались на свободу бушующие в нем эмоции.

Алина громко затараторила, перечисляя мельчайшие детали и подробности дела.

– Отставить! – загремел Батанов.

– Что? Что такое? – она запнулась и уставилась на него, пытаясь понять, что не так сделала.

– Ты установила адрес сожительницы?

– Какой сожительницы? – удивилась Алина. Она даже рот приоткрыла, настолько сильным было удивление.

– Минаевской! Ты же сама говоришь, что у матери он не появлялся, а живет у сожительницы. Откуда ты это взяла?

В этом месте батановского допроса Кузина впала в ступор. Если сказать, что привиделось, Константин Петрович немедленно отправит ее домой, и это в лучшем варианте – в худшем вызовет «Скорую». А ей ничего не привиделось. Алина напряглась и вникла в тонкости уголовного дела. Данное явление называется прозрением. Батанову этого не понять.

– Из дела, – пробормотала Алина и согнулась под тяжестью вины.

– Ох, Кузина, намаялся я с тобой, сил нет никаких, – укорил Батанов, – меня жена скоро из дома выгонит из-за тебя. За какие грехи ты свалилась мне на голову? Меня опять в управление вызывают. На заслушивание. Что я им скажу?

– Скажите, чтобы подождали, – подсказала Алина и наткнулась на два огненных уголька. Это пылали глаза Батанова.

– Я скажу, Кузина, я им все скажу! А сначала спрошу: зачем они направляют в отдел вертихвосток, от которых толку, как от свиньи карусель? Почему они ГСМ зажимают? Почему кадры сокращают? Сказать-то скажу и вопросы задам, только вот какие ответы получу – непонятно!

– Не нервничайте, Константин Петрович, я же не одна буду. Со мной Дима Воронцов дежурит, мне с ним не страшно.

– Ты бы послушала себя со стороны! Оперэсса! «Мне не страшно! Я не одна». Увольняйся, Кузина, пиши рапорт. Я его на заслушивание возьму. Меня поднимут, а я им, бац, и твой рапорт на увольнение зачитаю.

– Это не честно! Я, Константин Петрович, работаю, как проклятая. Дело изучаю. А сейчас пойду и установлю адрес этой, как ее, сожительницы.

– Ну-ну, посмотрим!

В воздухе запахло угрозами и дисциплинарными взысканиями. Под потолком носились какие-то темные силы, заставлявшие людей забыть о том, что они люди.

– Я пойду, Константин Петрович?

Алина не дождалась ответа. Батанов с отрешенным видом формировал папку с документами, собираясь на очередное заслушивание. Кузина вышла, открыв дверь в нужную сторону. На сей раз бороться не пришлось.

«Кажется, я запомнила, в какую сторону дверь открывается, – подумала Алина, – видимо, привыкаю понемногу!»

* * *

Вторая половина последнего дня старого года прошла в сплошной суете. Сотрудники доделывали дела, звонили родным и близким, бегали по отделу с озабоченным видом. И работы не было, и отдых только мерещился. Равнодушно наблюдая за лихорадочными передвижениями личного состава, Алина всматривалась в свой внутренний мир. Там было спокойно и стабильно. В голове ни одной мысли. Клятва, данная Батанову, отыскать адрес сожительницы бандита Минаева, лежала камнем на дне души. Алина понимала, что найти адрес она не сможет. Не было никаких предпосылок для осуществления этой, вполне благородной цели. Кузина вернулась на рабочее место. Это уже не рабочее, а лобное место. Здесь состоится публичная казнь. Лейтенанта Кузину приговорят к высшей мере наказания. После того как отлетит голова, сотрудники отдела и оперативники устроят овации, как в Древнем Риме. Алина открыла вторую часть уголовного дела. Первая часть находилась у следователя, вторая в оперативном сопровождении. На сегодняшний день сопровождение выглядело скромно, без затей и даже без макияжа. Оно грустило. Укус пиявки еще не прошел. Алина похолодела. А как же мама? Перед Новым годом совсем одна, без мужа, подруг и единственной дочери. Кузина набрала номер:

– Мам?

В коротком вопросе прозвучало больше, чем можно было сказать по телефону. И наедине не всегда получается спросить о сокровенном, а уж по телефону и подавно.

– Что, дочка? Как твое личико?