— Не может быть! — рассмеялась Ольга.

— А что тут смешного? — рассердилась Панасюк, и кончик ее вздернутого носика покраснел.

— Ничего смешного в этом, конечно, нет! — поспешила успокоить ее Ларионова. — Просто… у нас в классе есть один мальчик… Телеви… то есть Петр Казбеков. Тебе будет интересно с ним поговорить, потому что он — знаток нашего Русского музея и тоже хочет заниматься искусством. Он тебе может даже Цвингер показать. У него такие фотографии!

— Он был в Германии? — восхитилась Оксана, и от возбуждения краска с носика расползлась на все ее маленькое личико.

— В общем, он тебе все сам расскажет, — закончила разговор на эту тему Ольга, заметив себе, что Панасюк, в отличие от нее, оказалась культурным человеком, поскольку о Цвингере знала. Ольге стало стыдно за себя, и она поспешила перевести разговор на другое: — Не кажется ли вам, девочки, что мы опоздаем на дискотеку, если немедленно же не выйдем из дома?!

Глава 8

Дискотека с сюрпризами

Как девочки ни торопились, а все же немного опоздали. Они вошли в актовый зал, когда на сцене уже стояли петербуржцы, занятые в литературно-музыкальной композиции, посвященной родному городу. Галка с Ольгой в унисон охнули, бросили гостей и поспешили занять свои места рядом с друзьями. Через пару минут еле успевшей отдышаться Ольге уже пришлось читать чудные стихи Николая Агнивцева:

Как явь, вплелись в твои туманы

Виденья двухсотлетних снов, —

О, самый призрачный и странный

Из всех российских городов!

Ольга любила стихи, любила свой город. Сейчас ей казалось, что на нее из зала смотрит Саша Добровольский, большой любитель Пушкина, и она читала нравившиеся ей строки ему одному:

Скажите мне, что может быть

Прекрасней дамы петербургской,

Когда она захочет свить

Любви изысканную нить

Рукой небрежною и узкой?

Потом одноклассники читали стихи Поликсены Соловьевой, Дмитрия Цензора, Владислава Ходасевича, Бенедикта Лифшица, Вячеслава Иванова и других поэтов Серебряного века. Девятиклассники специально выбрали не слишком громкие поэтические имена, чтобы в их выступлении не было ничего школярского, зазубренного, набившего оскомину. Стихи сопровождались музыкой Чайковского и Глиэра, а на белом заднике сцены шел видеофильм о Петербурге, снятый Катаняном с Казбековым. Притихший зал оценил выступление 9-го «А» и по окончании композиции обрушил на них настоящий шквал аплодисментов.

После культурной программы объявили дискотеку. Галка с Ольгой разыскали близняшек с Оксаной и с ними вместе заняли места напротив сцены, где ребята устанавливали огромные колонки.

— Ума не приложу, куда он делся! — шепнула Ольге Галка, оглядывая присутствующих в зале.

— Ты про Катаняна? — уточнила Ларионова.

— Ну да…

— Наверняка они с Телевизором видеокамерой занимаются. Договорились же, что они по очереди будут снимать наш вечер, — попыталась успокоить ее Ольга, но Галка, смешно вытянув шею, продолжала озираться по сторонам. Ольга тоже стала обводить взглядом зал и тут же наткнулась на Добровольских. Оба смотрели в их сторону.

— Оля, — ткнула ее в бок Маша, — вижу, что ваши близнецы разные. По крайней мере сейчас они думают о совершенно разных вещах. Ты присмотрись внимательней. У одного в глазах любопытство — он разглядывает нас с Александрой и, возможно, тоже пытается отличить, где кто. А второму мы совершенно неинтересны. У него в глазах тревога, и глядит он, по-моему, только на тебя.

Ольга перевела взгляд на Добровольских и вздрогнула. Маша была права. Один Доброволец смотрел прямо на нее и нервным движением потирал щеку. У Ольги сладко замерло сердце, но она тут же взяла себя в руки. Не раскисать! Она очень хорошо помнит разговор братьев в зимнем саду Аничкова дворца. Им надо утрясти с ней какой-то вопрос, и в этом все дело. Видимо, москвички правы. Сашка — не математик и боится, что Ольга его выдаст Нине Петровне. Если она это сделает, то сгорят синим пламенем Сашкины четверки по математике в аттестате, а на исправление всего полгода осталось. Если Пашка всю жизнь решает за брата задачки, то у Сашки ничего вообще не выйдет. Есть отчего прийти в нервное состояние. Ольга показала Добровольцу язык и отвернулась от него.

Ребята на сцене наконец закончили устанавливать аппаратуру и выключили верхний свет. В полной темноте к микрофону прошла какая-то фигура, и прозвучал голос Сергея Павловича, завуча по внеклассной работе:

— Я, конечно, понимаю, что вам очень нравится сгустившаяся темнота…

Зал одобрительно зашумел, а завуч продолжил:

— Но хочу напомнить, что только-только начался новый год и мы еще находимся в состоянии новогодних праздников. Поэтому предлагаю зажечь елочку. Не забыли еще, как это обычно делается на детских утренниках?

— Елочка, зажгись! — выкрикнул кто-то из глубины зала.

— Совершенно верно! — обрадовался завуч, в школьном просторечье именуемый Палычем. — Только эту замечательную фразу крикнуть нужно всем вместе и громко! Итак, три, четыре…

— Елочка, зажгись! — нестройно и вразнобой откликнулся зал.

— Стыдно! — по-прежнему из темноты донесся голос Палыча. — А еще девятиклассники! Первачки так кричали, что стены дрожали, а вы… Ну-ка, еще раз: три, четыре…

— Елочка, зажгись! — прозвучало уже гораздо стройнее.

— Нет! Так дело не пойдет! — притворно рассердился Палыч. — Если вы сейчас не соберетесь с силами и не рявкнете, елка не зажжется и Новый год у вас пойдет наперекосяк. Незажженная елка — очень плохая примета! Последний раз предлагаю: кричите как следует или… я закрываю эту дистрофичную дискотеку. Итак! Приготовились! Три, четыре…

— Елочка, зажгись! — взревел зал, и тут же зажглись разноцветные лампочки на елке, переливающиеся гирлянды на стенах и сцене, а на потолке закрутился зеркальный шар, разбрасывая вокруг себя световые искры. Из колонок полилась красивая мелодия, и центр зала начал заполняться танцующими парами.

— Все-таки я не понимаю, куда делся Катанян, — по-прежнему вслух переживала Галка.

Ольга хотела еще раз сказать ей что-нибудь ободряющее, но перед ней неожиданно возник Доброволец.

— Можно тебя пригласить? — спросил он.

Чуть помедлив, Ольга все же подала ему руку.

— Мне так и не удалось тогда, во дворце, потанцевать с тобой, — с упреком заговорил этот «из ларца». — Скажи, почему ты ушла? Почему так со мной поступила?

— Противно быть в дураках, правда, Сашенька? — ответила Ольга. — Или ты Пашенька?

— Ты прекрасно знаешь, что я не Пашка! — раздраженно ответил Добровольский. — А в дураках любому быть неприятно.

— Неужели ты это понимаешь? Зачем же вы с братцем из меня дуру делаете?

Добровольский помолчал немного, а потом тихо сказал:

— Прости… Я тогда не знал, что ты мне так понравишься…

Ольге в лицо бросилась краска, и у нее вдруг совершенно ослабли ноги. Неужели… Неужели это правда? Но как же тогда… тот разговор в зимнем саду?

— Почему ты молчишь? — спросил Добровольский.

— Свежо преданьице, да верится с трудом, — заставила себя произнести Ольга.

Добровольский хотел что-то возразить, но музыка кончилась, и Ольга, тут же отвернувшись от него, протиснулась сквозь толпу к Галке, Оксане и близняшке Александре. Ей не хотелось поддаваться магии его прозрачных глаз и тихому проникновенному голосу. Она расслабится, а потом выяснится, что с ней разговаривал не Саша, а Паша и что конечной целью этого разговора по-прежнему является поездка в Москву и приличный аттестат с хорошими отметками по точным наукам для гуманитария Сашки.

Москвичку Машу к подругам подвел второй Добровольский и поблагодарил за танец. К своему месту братья возвращались вдвоем, и Ольга услышала, как тот, что танцевал с Машей, спросил другого:

— Ну что, выяснил?

Ответа Ольга не расслышала, но злостью на Добровольских опять налилась по самую макушку.

— Ну, наконец-то! — услышала она удовлетворенный голос Калинкиной. — Где ты, Саня, пропадал?

Ольга отвлеклась от собственных отвратительных размышлений и увидела взъерошенного Катаняна и рядом с ним Телевизора с видеокамерой.

— Да вот… это… пришлось опоздать… Жаль, вашего выступления не видел, — ответил Саня.

— Это ничего. Увидишь. Я все снял, — успокоил его Телевизор.

Как в Аничковом дворце, Казбеков был одет в строгий темный костюм с искрой, который ему очень шел. Ольга поискала глазами Оксану Панасюк. Та, слившись со стендом о патриотической работе, с полной безнадежностью и тоской смотрела на танцующих из-под свисающих на глаза тонких прядей темных волос.

— Петр, дай-ка мне… — решительно заявила Ольга и протянула руку к видеокамере.

Телевизор, как всегда, ослушаться не посмел и тут же протянул ее Ларионовой. Она взяла камеру в одну руку, а другой рукой подтащила Казбекова к Панасюк.

— Петр, познакомься: это Оксана. Она, как и ты, очень интересуется художниками и всякими там… направлениями с периодами в искусстве. И вообще… Я думаю, вам будет о чем поговорить. Пригласи-ка ее, Петр, на танец! — Ольга подтолкнула Телевизора к Оксане, удостоверилась, что они направились в центр зала, и вернулась к Галке и Катаняну.

— А где москвички? — спросила она Калинкину.

— Где надо! — раздраженно ответила Галка. — С Добровольскими танцуют! Я тебя, между прочим, предупреждала, что надо быть все время рядом, а ты шляешься где-то… И что дальше? — без всякого перехода она обратилась к Катаняну, видимо продолжая прерванный Ольгой разговор.

— Пришлось даже… это… «Скорую» вызывать… Вот и опоздал.