Мы обменялись подарками, и я ещё минут пять восторгалась большой коробкой со швейцарским шоколадом и огромной пачкой китайского чая, на котором не было ни слова по-русски.

— Это чёрный чай с мёдом, — пояснил Мир. — Попросил друга привезти из командировки. Настоящий китайский чай — это что-то потрясающее.

Нам как раз принесли кофе и пирожные, когда, случайно посмотрев на входную дверь, я увидела Громова.

Максим входил в кафе, мрачный, как предгрозовая туча. И что-то мне подсказывало, что здесь он не просто так… Да и вообще, как он может быть здесь?! По моим подсчётам, у нас с Миром ещё около двух с половиной часов…

Увидев моё изменившееся лицо, Рашидов обернулся. И окаменел, заметив Максима. Последний подошёл к нашему столику и просто встал рядом, сложив руки на груди. Его серо-жёлтые глаза сейчас казались мне просто серыми, а губы превратились в тонкую ниточку.

Громов злился. И я прекрасно понимала, на что…

— Как ты здесь оказался? — ляпнула я, решив прервать молчание. Право слово, лучше бы я ничего не говорила… Потому что после этого моего вопроса Максим, помрачнев ещё больше, прошипел:

— Я? Как я здесь оказался? А ты, Наташа? Как ты здесь оказалась в компании этого человека?

— Максим… — только и успела сказать я, как вмешался Рашидов:

— Прошу вас, Максим, не нужно нервничать. Поверьте, у вас нет причин для ревности.

Но Громов не слышал его. Он сверлил взглядом моё виноватое лицо.

— Ты врала мне! — наконец бросил он и, развернувшись, вышел из кафе.

Я чуть не плакала. Мир сочувственно посмотрел на меня и, взяв за руку, тихо сказал:

— Иди. Вам нужно поговорить. Прямо сейчас. Не жди, потому что чем дольше он будет об этом думать, тем больше придумает сам себе всяких глупостей.

— Спасибо, — я благодарно пожала его пальцы и вымученно улыбнулась. — Извини, что так получилось. Я так хотела увидеться с тобой.

— Ничего страшного, — Мир поднялся сам и помог мне встать, а потом поцеловал в щёку и погладил по волосам. — Мы увиделись. Позже, когда вы с Максимом разберётесь с этой ситуацией, мы с тобой ещё встретимся.

— Мир, — я уткнулась лицом в его рубашку, — я не знаю, что ему сказать…

— Девочка моя, — он взял моё лицо в ладони и посмотрел в глаза, — просто слушай своё сердце.


Максим был дома, когда я пришла. Один, без девочек. Сидел на кухне и гипнотизировал взглядом окружающую обстановку.

Я села рядом и взяла его за руку. Он тут же дёрнулся и отобрал свою руку.

— Максим, пожалуйста, — я вздохнула, — выслушай меня.

— Наташа, — в его голосе была горечь, — я ведь просил не обманывать меня.

— Я и не обманывала.

— А это как называется?

— Это называется дружба. Максим, у нас с Миром…

— Как ты его называешь?! — воскликнул Громов и посмотрел на меня с изумлением.

— Миром. Рашидова зовут Эльмир. Но это неважно…

— Ещё как важно!

— Максим! У нас с ним ничего нет! Мы просто друзья!

Он смотрел на меня, прищурившись.

— И давно вы друзья?

Я вздохнула.

— С октября.

Громов хмыкнул.

— Неужели ты думаешь, я поверю, что вы с ним, как ты говоришь, просто подружились? Ты очень красивая девушка, и то, как Рашидов на тебя смотрел… Я ведь видел, ещё на корпоративе в честь дня рождения издательства. Наташа, я ни за что не поверю, что у вас с ним ничего не было.

— А почему нет?! — я взорвалась. — Вообще-то я тебе досталась «свеженькой»! Или ты забыл?!

— А позже?

— Что — позже?!

— Позже, когда ты уже не была «свеженькой»…

У меня перед глазами поплыл туман. Я встала со стула и, уставившись Громову в лицо, гневно произнесла:

— Ты думаешь, что я спала с вами обоими?!

— А что тут такого? Рашидов привлекательный мужчина, пусть и не очень молодой…

Тут я, не выдержав, со всего размаху влепила Максиму пощёчину. И, развернувшись, побежала прочь из кухни.

Он догнал меня уже на пороге нашей спальни. Сжал в железных объятиях так, что я не могла и шагу ступить.

— Пусти!

— Не пущу.

— Пусти! Чёрт бы тебя побрал! Отпусти меня!

— А куда ты собралась? — Максим развернул меня лицом к себе и посмотрел в глаза. — Ты к нему пойдёшь, да? К Рашидову?

— Идиот! — я попыталась вывернуться, но только причинила себе боль этими лихорадочными движениями. — Ты меня достал со своей ревностью!! Как ты вообще мог подумать, что я спала сразу с двумя мужиками?!

Максим молчал, упрямо сжав губы.

— Не было у меня ничего с Рашидовым. Клянусь. А не говорила я тебе о нём просто потому, что боялась твоей реакции. Вот и не зря боялась!

В этот момент Максим немного ослабил хватку, и я сразу обмякла в его руках, устав сопротивляться.

— Ты говоришь правду?

Я взяла его лицо в ладони и, глядя в глаза, повторила:

— Я не изменяла тебе, Максим.

Он вымученно улыбнулся.

— Прости. Когда я увидел вас вместе, у меня в глазах помутилось от ревности. Ты ведь ничего не говорила про Рашидова. И я сложил два и два — твою скрытность и то, что ты утром так обрадовалась, когда сказала, что раз мы с девочками сегодня уезжаем, то ты пойдёшь на встречу с подругой… Это он твоя «подруга»?

— Да, — я кивнула. — А… Максим, а как ты вообще нас нашёл?

Громов смутился.

— Понимаешь… У меня есть друг, он занимается частным сыском и слежкой. Я утром позвонил ему и…

— Попросил следить за мной? — чувствуя, как внутри закипает ярость, зашипела я. — Да как ты мог!

Я всё-таки вырвалась из его рук, подбежала к шкафу и схватила свою спортивную сумку, с которой я когда-то пришла в эту квартиру.

Больше ничего я сделать не успела. Максим оттащил меня от шкафа, бросил на постель и, прижав своим телом, прошептал:

— Я тебя никуда не отпущу. Никогда, слышишь?

На этот раз его губы были жестокими, они не просили, а требовали. Я пыталась увернуться, мотала головой, но всё было бесполезно.

Максим будто обезумел. Он целовал меня, шепча только одно слово — «моя» — и не слышал того, что я ему говорила.

Я просила отпустить меня. Шептала, что не хочу, умоляла перестать…

До этого дня Максим ни разу не был настолько груб со мной. Я пыталась отпихнуть его, уворачивалась от его губ, но он, с помутившимися от ревности глазами, ничего не слышал и не чувствовал…

Впервые физическая близость принесла мне столько боли. Боль была в каждом уголке тела, включая мою душу. И когда Максим, наконец, отпустил меня, я отползла в сторону и встала с постели, чувствуя, как огненным кольцом охватывает всё внутри, как подкашиваются ноги.

Я молча оделась. Дрожащими руками натянула бельё, штаны и блузку, и только собиралась выйти из комнаты, как Максим остановил меня.

— Наташа? — он вскочил с постели и попытался обнять меня. Я увернулась. — Что с тобой?

— Животное, — ответила я, не глядя на него. — Ты настоящее животное. Ты вообще слышал, что я тебе говорила? Я ведь просила тебя перестать. Зачем ты со мной так… грубо? Или тебе именно так и нравится, а всё, что было раньше — это разминка?

— Наташа…

— Я ухожу. Ухожу, слышишь? И только попробуй меня задержать!

Максим и не пытался. Он просто отошёл в сторону. Я не смотрела не него, поэтому не знаю, какое у него было лицо.

Я молча собрала самое необходимое и ушла, бросив ключи в коридоре.

Только на лестнице я вспомнила, что забыла Алису. Но возвращаться не стала. С Лисёнком и Ликой моя девочка не пропадёт.


Мне казалось, что-то внутри меня остановилось и умерло. Я шла, не разбирая дороги, мечтая разучиться думать и чувствовать, или вообще перестать существовать.

Было больно и обидно. Обидно, что Максим не верил мне и попросил проследить за мной. Обидно, что он подумал, будто я сплю ещё и с Миром. Обидно, что сегодня он меня практически изнасиловал, не слушая ничего из того, что я говорила.

Я вернулась к себе, в свою пыльную одинокую квартиру. Я понимала, что в «Радугу» теперь мне дороги нет, и сразу после каникул придётся писать заявление об уходе.

Но мне было всё равно. Я ничего не чувствовала. Просто сидела на кухне и смотрела в потолок.

Никто и никогда не обижал меня настолько сильно.


Успокоившись, я прошлась по квартире, протирая пыль. Наткнувшись взглядом на книжный шкаф, заметила, что моя «вечная свеча» давно потухла. Батарейки я хранила на верхней полке одного гардероба — там были свалены в кучу какие-то старые документы, мои детские пазлы, несколько фотоальбомов с фотографиями, папины шахматы и нарды…

Я встала на стул и полезла наверх. Встав на цыпочки, я засунула руку вглубь полки… и вдруг наткнулась на что-то деревянное и резное.

Я нахмурилась. Мне казалось, в этом месте должен лежать пакет с батарейками. Но, судя по всему, это какая-то шкатулка.

Минут десять я потратила, вынимая всё с полки. И вот, наконец, моему взору предстала небольшая резная шкатулка, заваленная хламом настолько, что если бы не эта случайность, я бы не обнаружила её, пока не выгребла из шкафа всё подчистую.

Взяв шкатулку, я села на диван. Дрожащими руками откинула крышку, шестым чувством понимая — в ней что-то очень важное.

Сверху лежало письмо. Я сразу поняла, что это именно письмо — простой листочек, сложенный несколько раз, немного желтоватый, видимо, от старости.

Развернув его, я охнула — это был мамин почерк!