Со стороны озера теперь к ним приближался Гаррет. Одновременно из дома вышла рыжеволосая девушка с внушительной салатницей. Гаррет и Джулиан как по команде отвели взгляды от нее. Возможно, оба не хотели ослепнуть от огненной копны волос, полыхавшей на солнце. Сердце Джулиана принялось стучать в груди, словно копыта непокорного скакуна. Лишь несколькими мгновениями позже он смог осознать – это была всего лишь Кейт.

Джулиан успокоился, его брат встал ей навстречу и, взяв салатницу из ее рук, шепнул что-то на ухо.

– Джулиан, здравствуй, – заметила она его, – у нас не было времени поздороваться с утра. Ты был так занят…

– Теперь можешь дальше заниматься своими делами…

Он знал, что его ответ прозвучал по меньшей мере грубо, но не сделал ни одной попытки исправить ситуацию. Мысленно он прикидывал – после обеда надо поплавать, довести себя до полного изнеможения. Впрочем, все мускулы его тела и так ныли от напряжения. Но и этого ему казалось мало.

На террасу вынесли легкие закуски и вино, и, пока семья беззаботно обсуждала всякие пустяки, Джулиан не проронил ни слова. Потому что знал: если он откроет свой рот, первое, что спросит, будет звучать примерно так: «Где Молли?» Еще ни разу в жизни Джулиан не проводил столько времени без нее. Ему казалось, прошли годы, но Молли не было с ним двадцать два дня. И это было худшее время в его жизни.

Джулиан чувствовал, что взгляд Кейт буквально впился в его лицо, словно она что-то искала в нем.

– Ты даже не попробуешь?

Он в недоумении уставился на салат. Молли всегда выбирала оливки, а он любил красный перец. Не чувствуя голода, Джулиан отрицательно покачал головой. Бет и Лендон не выпускали друг друга из объятий, пока наслаждались закусками и пили лимонад. От этого зрелища Джулиан был готов взорваться. У его брата была по-настоящему преданная и любящая жена и прекрасный пасынок. После смерти его первой супруги и годовалого сына никто в семье никак не предполагал, что Лендон сможет вновь радоваться жизни. Но Бет удалось вернуть его из печального прошлого. Ей пришлось нелегко – она долго и настойчиво отогревала его заледеневшее от горя сердце.

Обычно Джулиану было приятно смотреть на них. Теперь же все изменилось. Видеть их такими влюбленными и счастливыми стало тяжело. Потому что единственного человека, с которым он мог чувствовать себя так же, не было рядом…

– Дорогая, как поживает наша Молли? – деловито поинтересовалась Элеонор. – Мне здесь ее так не хватает!

Губы Джулиана сжались в тонкую нить, почти неразличимую на лице. Рассматривая опустевший стакан из-под лимонада, он подумал, что его следовало бы наполнить заново. Желательно водкой.

– Мне тоже жаль, – ответила Кейт, – но ей пришлось лететь на открытие выставки в Нью-Йорк.

Джулиан силился отогнать от себя мысль о Молли в Нью-Йорке. Как она там, в чужом большом городе? И сколько мужчин поджидают ее на каждом шагу: сосед по отелю, водитель такси, поклонники искусства. Но больше всего его расстраивал самый важный факт – в день своего триумфа Молли останется одна.

Поднявшись, Джулиан принялся беспокойно мерять террасу большими шагами. Впрочем, в этот день с ней будет его знакомый – галерист Джош Блэкстоун.

– Мне всегда нравились ее полотна. Яркие, полные света – такие, как и она сама. Неудивительно, что дела у Молли идут так хорошо… – Элеонор продолжала беседу, тема которой заставляла Джулиана нервничать все сильнее.

– Помните, она собрала обертки от рождественских подарков, – в разговор вступил Гаррет, – и, разложив их вокруг дерева, сделала что-то вроде…

– Ах да, она назвала это конфетным деревом.

– Да, – оживился Лендон, приподняв стакан. – Мне кажется, они добавили его в эту экспозицию. Назвали «ранним творчеством»…

– Помнишь ту рецензию? – Бет обернулась к мужу: – Ну, ту самую… Ту, где написали, что Молли могла набросать эскиз на салфетке после обеда, подписать ее и тем самым покрыть не только стоимость блюд, но и купить весь ресторан? Говорили, так однажды поступил Пикассо.

Джулиан решительно взял со столика свой стакан, намереваясь уйти.

– Дорогой, – обратилась к нему Элеонор, – будь добр, попроси принести пирожки.

Посмотрев на дно стакана, он ответил:

– Скажи им сама.

Уже почти готовый оставить семью наслаждаться чудесным днем без него, Джулиан отправился на поиски своей одежды. Его семья как ни в чем не бывало обсуждала Молли и ее работы. Да, они были прекрасны, неповторимы, полны жизни. Но она и сама была произведением искусства – живая, лучившаяся счастьем, потрясающая. Каждое воспоминание о ней теперь приносило ему почти физическую боль.

Остановившись, Джулиан понял – его одежды и след простыл. Вернувшись обратно, он прервал их разговор:

– Черт побери, куда вы подевали мои вещи?

Кейт приложила руки к вспыхнувшим щекам:

– Прости, пожалуйста, забыла сказать тебе – я повесила ее в доме, чтобы не помялась.

Джулиан лишь мученически закатил глаза и потопал в дом, от души хлопнув за собой дверью. Зайдя в дом, он прямиком направился к шкафу, но, заметив краем глаза какое-то движение, резко обернулся.

Молли, самая настоящая, живая Молли, стояла у окна, словно девственница, которую готовились принести в жертву. На ней было короткое платье и легкие сандалии. Волосы растекались золотом по плечам.

Его тело предательски ожило, лишь только Джулиан почувствовал ее запах. Двадцати трем дням изнурительной работы, перемежающимся с тренировками, едва было под силу убить в нем желание к этой женщине. Кровь зашумела в его висках, он сходил с ума от одного ее присутствия. Его глаза впитывали малейшую деталь – молочную белизну кожи, сияющие волосы, лучистые голубые глаза. Все его тело горело, словно в огне.

– Ты!

До них донесся звук прокрутившегося дверного замка.

Слишком поздно…

Его собственная семья вновь сплотилась против Джулиана, заточив его наедине с Молли.

* * *

– Я, – спокойно ответила она.

Стало совершенно не важно, что Джулиан не хотел видеть Молли все это время. Его глаза смотрели на нее с упреком, губы были плотно сжаты.

Просто видеть его после таких длинных, мучительных дней было счастьем. Джулиан выглядел еще привлекательней, словно мускулы его стали рельефней, а грудь шире. Его тело поблескивало капельками воды, светлые волосы убраны назад, открывая прекрасное лицо.

Он был ее личным божеством, мужчиной, которого она любила, героем, который больше не хотел ее знать…

– Мне казалось, у тебя сегодня должны были быть дела. – Его голос звучал безразлично.

Молли все же хотела поговорить с ним. Ведь Джулиан был единственным, кто всегда выслушивал ее. Она хотела рассказать, что отзывы на ее работы были прекрасными, все называли ее самой талантливой юной художницей.

Все считали, что ее жизнь напоминала сказку.

Однако это было не так. Ей не хватало самого главного.

– Я вернулась вчера. – Ее руки теребили край юбки. – Им понравились все мои картины за исключением двух последних. Их назвали слишком пессимистичными.

– У тебя нет таких картин, – бросил Джулиан в ответ.

Оглядевшись по сторонам, он вздохнул, отвернулся и принялся снимать свою одежду с вешалок. Одевшись, подошел к двери и потянул за ручку. Заперто.

– Теперь ты увлекаешься похищениями?

– Да. Представь. Я увлекаюсь и этим.

На этот раз Джулиан метнулся к окну и вцепился в него с такой силой, что стекла задрожали в рамах.

– Послушай, это была не моя идея, но план прекрасный.

– Да, за исключением одного упущения. – Второе окно под его пальцами предательски, с легким щелчком, открылось. Он лучезарно улыбнулся, но, потянув за раму, обнаружил еще один замок с внешней стороны: – Черт!

– Ты не хочешь говорить со мной, я это понимаю. Дай же мне возможность высказаться. Даже если ты разобьешь это окно, чего ты добьешься? Впустишь свежего воздуха?

Нахмурившись, он указал на железные ставни:

– Их специально установили для того, чтобы отвадить от хулиганских выходок нетрезвую молодежь. Даже ты не сможешь пролезть между ними. Какая глупость! Сначала меня держат как можно дальше от тебя, а потом запирают нас вместе в одной комнате…

И Джулиан принялся расхаживать по комнате, как лев в клетке. Он умирал от желания почувствовать ее тепло, но, больше не доверяя Молли, сдерживался.

– Просто они увидели, как мы несчастны. Я была по-настоящему несчастна… – Джулиан продолжал размеренно расхаживать из стороны в сторону, и Молли почти разозлилась: – Ты не мог бы остановиться и смотреть мне в лицо, когда я говорю с тобой?! Или для того, чтобы привлечь твое внимание, мне нужно снова назвать тебя Джей Джей?

Джулиан остановился на месте как вкопанный, лицо его сейчас напоминало маску.

– Даже не думай провоцировать…

– Поцелуешь меня?

– Я буду шлепать тебя по заднице, пока не выбью всю дурь! Я покончил с поцелуями.

Решительность его голоса вызвала в ней волну гнева:

– А кто тебе сказал, что ты мне нужен?!

– Тебе ничего не говорит закрытая дверь с замком на ней?

Последний луч надежды погас в душе Молли. Видимо, больше она ничего не значит для него – ни она, ни ее поцелуи. Хотя Молли прекрасно помнила, как его поцелуй перевернул всю ее жизнь.

– Джей Джей, пожалуйста, я пытаюсь все исправить!

Джулиан повернулся к ней спиной, уперся руками о стену и сдавленно произнес:

– Так говори! Я здесь и никуда не спешу.

У Молли перехватило дыхание при виде его рук. Она так тосковала по этим нежным, умелым и сильным пальцам…

– Гаррет хотел поговорить со мной в тот день, когда я пришла к нему в офис. Он хотел обсудить наши отношения.

Не сдержавшись, Джулиан ударил кулаком по оконной раме:

– Чьи? Ваши отношения?

– Наши отношения, Джулиан! – Она в отчаянии всплеснула руками. – Это же так очевидно! Я сказала ему…