Энтони не решался посмотреть на нее.

– В конце концов они же все поняли.

– Ну да. – Селия взглянула на письмо, которое держала в руке. – Я слишком поторопилась.

– Время от времени мы все слишком спешим.

Она кивнула.

– А иногда спешим недостаточно. Все так ужасно запутано, правда?

Гамильтон криво усмехнулся. Да, иногда он спешил недостаточно.

– Правда.

Селия сунула письмо в карман. Может, действительно пойти порыбачить. Эта мысль едва не заставила ее улыбнуться снова, и от этого ощущения она почувствовала себя лучше. Гамильтон всегда оказывал на нее такое влияние. В спонтанном порыве Селия взяла его за руку.

– Спасибо вам. Вы так добры, что выслушали меня. Надеюсь, я не была излишне мрачной и не испортила вам настроение.

Энтони легонько сжал ее пальцы, его взгляд, казалось, видел ее насквозь, до самых глубин души.

– Как вам такое могло прийти в голову.

Какое-то время Селия молча сидела, поддавшись очарованию момента. Опять это странное ощущение тепла и уюта, возникшее просто потому, что они сидят рядом и разговаривают. Она всегда чувствовала себя с мистером Гамильтоном непринужденно, но на этот раз что-то изменилось…

– Идемте к остальным? – Вопрос вырвал Селию из размышлений. Она кивнула, чувствуя, как в лицо бросился жар. Он помог ей встать и протянул руку.

Селия взяла его за руку, и они зашагали по лужайке к развлекающимся гостям.


Этой ночью Гамильтон долго расхаживал по комнате. Спать он не мог. Внутри его шла настоящая война. Холодная расчетливость требовала не предпринимать действий, достаточно и того, что он уже сделал. Счастье или несчастье Селии – не его забота. Она ему не сестра, не кузина, не любовница, Селия просто знакомая, о которой он очень высокого мнения. Аргументов против вмешательства в ее жизнь было столько, что и не сосчитать, и Энтони давно научился прислушиваться к подобной аргументации.

Но тоже свойственные ему безрассудство и импульсивность так и подмывали приступить хоть к каким-нибудь действиям. Быть ей верным другом? Этого недостаточно, чтобы печаль исчезла из ее взгляда, в особенности та, что появилась после письма Лансборо. Разве джентльмен может быть рядом и бездействовать, если человек, который ему небезразличен, погибает, ужасно страдая? Проблема в том, что к любому его поступку отнесутся с подозрением – просто потому, что это поступок Энтони Гамильтона. Ему вовсе не хочется навлечь на Селию новую волну сплетен или спровоцировать скандал, хотя намерения у него, конечно, самые благородные.

Энтони сцепил руки за спиной, продолжая расхаживать по комнате и будучи не в силах принять какое-нибудь решение. Можно рассказать о письме ее брату. Только это совсем не его дело, да и чем Риз поможет? Или одной из ее невесток? Они обе кажутся весьма разумными дамами и, возможно, придумают, как утешить Селию после того, что наговорил в письме лорд Лансборо. Но он не настолько хорошо знает их, чтобы предать доверие Селии. По этим же причинам нельзя рассказывать о письме и остальным, ведь их он знает еще хуже. Если бы Селия хотела, она сама рассказала бы родственникам. Любые его действия должны быть крайне осторожными как ради ее блага, так и ради собственного.

Да и что он может сделать? Гамильтон остановился и сжал руку в кулак, все еще ощущая прикосновение пальцев Селии. Она была благодарна просто за то, что он ее выслушал. Ужасно хочется отлупить как следует Лансборо за то, что тот внушает Селии чувство вины, но ведь ей это не поможет. Напротив, она пожалеет старика, к которому явно испытывает симпатию и сочувствие.

Энтони начал перебирать все известные ему уловки, которых у каждого повесы целый арсенал. Что бы он сделал в обычной ситуации, пытаясь порадовать женщину? Что-нибудь утонченное, личное, милое. Бо́льшая часть фокусов не годилась. Собственно, единственный подходящий… он, пожалуй, и есть самый лучший.

Гамильтон остановился, продолжая обдумывать. Не нужно ничего слишком личного, точнее, вообще не стоит раскрывать себя. Анонимность гораздо предпочтительнее. Да, это, кажется, именно то, что нужно. Он сможет поднять ей настроение тайно, скрыв свою причастность, тогда Селия не окажется в сложном положении. Чтобы не изменить своему решению, он быстро отпер бюро, почти украдкой окинул взглядом пустую комнату, вытащил лист бумаги и откупорил чернила.

Энтони неторопливо обмакнул перо. Что написать?

Что-нибудь теплое, лестное, слова восхищения, но ничего излишне страстного.

Что-нибудь, способное затронуть ее романтическую натуру, но оставляющее место для отступления, если она оскорбится.

Что-нибудь такое, чтобы у Селии не возникло никаких подозрений о том, что автором послания может быть он.

Гамильтон с силой выдохнул. Скорее всего, он совершает ужасную глупость.

Но, отбросив все сомнения, Энтони приступил к письму.

Глава 10

Селия проснулась еще до рассвета, но не сделала ни малейшей попытки встать с постели, даже когда пришла горничная. Ей всю ночь снились похороны Берти и судорожно рыдающий лорд Лансборо. Поэтому она проснулась вся в слезах. Селия устала постоянно грустить, но всякий раз, когда к ней начинали возвращаться прежние чувства и ощущения, обязательно происходило что-нибудь, что выбивало почву из-под ног.

Она понимала, что лорд Лансборо не пытался расстроить ее своим письмом, и от осознания этого становилось еще хуже. Она находится здесь, в Кенте, в окружении любящей семьи и друзей, а лорд Лансборо сидит один в своем особняке, наедине с воспоминаниями, и его здоровье все ухудшается. Желание, чтобы он перестал писать ей, казалось ужасным, и Селия чувствовала себя вдвойне отвратительно, потому что осознавала это, но все-таки хотела, чтобы лорд Лансборо больше не писал, по крайней мере, не такие грустные письма.

– Доброе утро, мадам, – удивленно прошептала Агнес, вошедшая в комнату с кувшином горячей воды. – Надеюсь, вам не пришлось ждать слишком долго.

– Нет.

– Мне уйти?

– Нет, – снова сказала Селия. Нельзя же весь день провести в постели. – Я встаю.

Агнес сделала книксен, кивнула и выскользнула из комнаты, вернувшись через минуту с завтраком на подносе. Селия заставила себя сесть. Мать будет волноваться, если она останется в кровати на весь день. На секунду Селии очень захотелось отправиться на рыбалку, или погулять, или просто остаться у себя в комнате и почитать. Но веселиться ей сегодня совсем не хотелось.

Агнес поставила поднос, и Селия без всякого интереса посмотрела на тарелки. Даже маленькие нежные кексы с апельсиновым мармеладом не разбудили аппетит. Она взяла чашку с чаем, пытаясь прогнать пугающее ощущение, будто что-то внутри умирает.

Рядом с блюдцем лежал сложенный листок бумаги.

– Агнес, – спросила Селия, взяв листок, – что это такое?

Горничная перестала заниматься шторами и обернулась.

– Не знаю, миледи. Это лежало на кухне, и на нем написано ваше имя. Кухарка сказала, я должна отнести его вам.

С легким любопытством Селия сломала маленькую незамысловатую печать и развернула записку. Она прочитала ее, затем еще раз, и удивление все усиливалось.

– Агнес, – спросила Селия, – кухарка сказала, кто это прислал?

Горничная покачала головой.

– Нет, мадам.

Селия еще раз перечитала письмо.

– Сходи спроси.

– Прошу прощения, мадам?

– Иди и спроси у кухарки, кто его прислал, – повторила Селия.

Агнес торопливо присела в книксене.

– Да, мэм. – И выскочила за дверь.

Селия отложила письмо. Как странно, кто-то прислал ей любовное послание, но без подписи. Прежняя Селия уже сходила бы с ума от любопытства. Сейчас, конечно, она старше, мудрее и прекрасно понимает, что не стоит верить в подобную чушь. Разумеется, это всего лишь попытка поднять ей настроение; она ничуть не удивится, если письмо – дело рук матери. Нужно немедленно покончить с этим.

Но Агнес вернулась ни с чем.

– Кухарка не знает, мэм, – сказала она, опустив голову. – Его оставили на кухне ночью, никто не видел, кто это сделал.

– Понятно. – Селия повертела в руках странное послание. – Сегодня утром я надену голубое платье в полоску.

– Да, мадам. – Агнес поспешила достать платье из гардероба, а Селия свесила ноги с кровати.

Она снова взяла письмо с подноса и подошла к камину. Огонь еще не разожгли, но угли уже слегка тлели. Селия поворошила их кочергой, угли разгорелись чуть ярче, и уголок письма занялся. Бумага сгорела, и Селия отвернулась от камина. Нет уж, больше всякая романтическая чушь ее не интересует.

И все-таки она весь день гадала, кто мог отправить послание. Почерк ей незнаком, но это ничего не значит. Кто же автор письма?

Возможно, это хитрые уловки матери. Селия вполне допускала, что Розалинда намекнула кому-нибудь из джентльменов написать нечто подобное, а все сентиментальности могли быть взяты из поэтического сборника. Мама – крайне изобретательная сваха. Но кого она взяла в союзники?

Лорд Уорфилд, безусловно, слишком стар, да он ее толком и не замечает. Уж его-то, во всяком случае, пригласили не для того, чтобы заинтересовать Селию. Она знала, что лорд Уорфилд с Маркусом проводят много времени в кабинете, обсуждая какой-то железнодорожный проект, и лорд лишь иногда присоединяется к остальным гостям.

Их сосед лорд Сноуден, вероятно, вполне подходящий для брака джентльмен. Просто Селия никогда не рассматривала его с такой точки зрения и очень сомневалась, что интересна ему. Мистер Пиктон-Льюис – человек ученого склада ума, совсем не похоже, чтобы в его душе жила поэзия, даже плохая поэзия. Зато лорд Уильям очень даже способен написать такое письмо, а также мистер Чилдресс и даже, пожалуй, лорд Марбери. Мистер Чилдресс особенно внимателен к Селии. А уж если быть до конца откровенной, то нельзя полностью исключать и женатых джентльменов. Селия заметила, что некоторые из них время от времени на нее поглядывали, словно гадали, к какой категории вдов она относится.