Она пошла по коридорам, знакомым с рождения. Этот дом не был огромным, хотя имение считалось одним из лучших в Англии. Особняк строили и перестраивали в течение многих столетий самые разные люди, поэтому в нем встречались разные неожиданности вроде потайных шкафов и скрытых дверей, но Розалинда сделала дом настолько современным, насколько это вообще возможно. Будучи ребенком, Селия изучила каждый дюйм особняка, приходя в восторг всякий раз, когда находила очередной секрет или когда в доме устанавливали что-нибудь новенькое. В отличие от строгой официальности аббатства Кенлингтон, Эйнсли-Парк был светлым и уютным. С каждым шагом к Селии возвращались воспоминания, заставляющие ее улыбаться.

Она вышла из дома через боковую дверь. Вечер был чудесен. На небе кроме звезд красовалась растущая луна. Селия остановилась на широких каменных ступенях, вдохнула полной грудью, закрыла глаза и запрокинула голову, позволяя прохладному ветерку овевать лицо. Может быть, здесь, в одиночестве, она почувствует себя дома.

Селия открыла глаза и чуть не вскрикнула. В тени, несколько поодаль, стоял мужчина и наблюдал за ней. Сердце затрепетало, и она прижала руку к груди.

– Прошу прощения, сэр, – тяжело дыша, пробормотала Селия. – Вы меня напугали.

Мистер Гамильтон не шелохнулся.

– Это я должен просить у вас прощения. Я не хотел вас пугать.

Селия улыбнулась.

– Значит, простим друг друга одновременно.

– Договорились, – слегка ухмыльнулся он. – Прием будет продолжен на свежем воздухе?

– Что? Нет. Мне просто захотелось выйти на улицу. – Она вспомнила, что рассказали про мистера Гамильтона подруги. Они убеждены в его невероятной порочности, не исключают, что он способен на убийство, и смакуют истории о женских драках из-за него. Интересно, а он знает об этом? Догадываться уж должен. Может быть, поэтому мистер Гамильтон тоже оказался здесь. Селия не заметила его среди джентльменов, вернувшихся в гостиную.

– Мне тоже. – Глаза уже привыкли к темноте, и Селия увидела кривоватую усмешку на его лице. Он знает. Прекрасно знает, что про него говорят.

– Прогуляемся по саду? – Она не собиралась говорить ничего подобного, слова случайно сорвались с губ. Нельзя вести себя чересчур холодно и просто уйти, ведь они пытаются избежать одного и того же.

Энтони на мгновение засомневался.

– Буду счастлив.

Какое-то время они шли молча. Гамильтон вышел на улицу, чтобы побыть в одиночестве и избежать малоприятных инцидентов в гостиной. Смысл взглядов, которые на него бросали во время обеда, был очевиден. Даже Риз с Перси лишь понимающе кивнули, когда он не пошел с остальными джентльменами, направлявшимися в гостиную, и двинулся к входной двери. Пожалуй, думал Энтони, следовало бы рассердиться на Дэвида, заставившего его приехать на этот прием, ведь Риз отлично знал, какая последует реакция. Лорд Элтон смотрел на него так, будто он собирается украсть кошелек, а лорд Уильям Норвуд, казалось, не скрывал желания стреляться с Энтони на дуэли и даже пытался провоцировать.

Гамильтон привык быть объектом сплетен, зачастую даже не скрываемых, но, должно быть, он стареет, раз у него появляются такие странные желания. Он едва не заявил за обедом, будто держал пари на то, какую из присутствующих дам удастся соблазнить первой, – так ему хотелось увидеть, как побагровеет лицо Хилленби.

Поэтому Энтони решил выйти на воздух, насладиться тишиной и чудесным вечером. Эйнсли-Парк – прекрасное имение, и он давно здесь не был. Прогулка в одиночестве – как раз то, что нужно перед сном.

Но появилась Селия и почти восторженно подставила лицо лунному свету. В полумраке произошедшие с ней изменения не так бросались в глаза. Напротив, она выглядела такой же красивой, какой Энтони ее помнил. А может быть, даже стала красивее. Не осталось и следа от беззаботной веселости юности, но печаль не уничтожила ее красоту. Она лишь срезала излишнюю невинную мягкость, придав Селии таинственности, что сделало ее куда более притягательной.

Они медленно шли по саду. Казалось, что Селия слишком погружена в собственные мысли, поэтому не особенно смущена его присутствием. Гамильтону с трудом верилось, что леди Элтон не вывалила на подругу ворох сплетен и слухов, да и герцогиня тоже могла бы. Когда Селия испугалась, увидев его, Энтони уже приготовился к холодности, но вместо этого она пригласила его на прогулку.

Он отлично помнил, о чем сегодня днем говорил ее брат, и теперь понял, что это действительно так: Селия стала гораздо молчаливее. Она шла рядом, погрузившись в свои размышления, и казалось, что ее ничуть не волнует репутация спутника. Энтони счел это восхитительным и слегка расслабился.

– Мистер Гамильтон, – внезапно начала Селия. – Вы никогда не обращали особого внимания на сплетни. Как вам это удается?

Годы практики, подумал он. А еще неоднократные побои, неизбежные всякий раз, если он реагировал. Безразличие вбито в него в буквальном смысле слова.

– На свете есть куда более интересные вещи, так что быть безразличным к сплетням совсем не сложно.

– Но когда… я имею в виду, – Селия собралась с мыслями. – Если вы подозревали, что люди говорят о вас, как вы это выдерживали? Что лучше: быть в курсе слухов и сплетен или оставаться в неведении?

– Оставаться в неведении зачастую довольно сложно. Кроме того, некоторые сплетни настолько абсурдны, что это даже забавно. – Энтони попытался ответить беззаботно, но честно. Ему вовсе не хотелось, чтобы Селия почувствовала себя еще хуже, если он признается, что некоторые сплетни, частично близкие к истине, могут искалечить душу человека.

– Да, пожалуй, – с сомнением пробормотала она.

Опять наступило молчание. Они прошли сквозь увитую зеленью перголу в парадную часть сада, залитую лунным светом и испещренную тенями. Энтони украдкой посмотрел на свою спутницу: выражение ее лица было задумчивым, пожалуй, даже обеспокоенным, но при этом каким-то застывшим – ничего общего с былой эмоциональностью и переменчивостью. Гамильтон помнил, как выглядела Селия в тот день, когда он узнал о ее помолвке – весело смеющаяся, жизнерадостная, со счастливым румянцем, – и снова задумался, что же пошло не так и насколько омерзительным мужем оказался Бертрам, до неузнаваемости изменивший Селию.

Впрочем, возможно, он ошибается. Ему известно об этом браке лишь то, что рассказал Дэвид. Может быть, ее печаль вызвана скорбью, или чувством вины, или чем-нибудь, вообще никак с замужеством не связанным. Нельзя забывать, что такую Селию он совершенно не знает. Та, которую он знает, остановилась бы в благоговении и восторге, увидев падающую звезду. А эта Селия даже не замечает стремительного движения звезды у себя над головой. Ее глаза устремлены на дорожку, а не на небеса, или на сады, или на него.

– Вы это видели? – негромко спросил Энтони. – В небе? Падающую звезду.

– Да? – Она запрокинула голову, но радость на ее лице так и не отразилась. Селия подняла глаза лишь потому, что он сказал. – Не заметила.

– Вы спрашивали про сплетни, – начал Гамильтон. – Я ответил слишком поспешно. – Она посмотрела на него, но он не отводил взгляд от неба, выискивая другие падающие звезды – звезды желания, как называла их его мать. – Нужно время, чтобы научиться игнорировать слухи. Поначалу хочется знать все, о чем говорят. Невозможно не ужасаться, не чувствовать себя униженным, негодующим, даже разгневанным. Иногда очень трудно сдержаться и не попытаться отомстить хоть как-нибудь. К несчастью, это лишь провоцирует людей сплетничать еще больше, причем ты сам же и подкладываешь дров в огонь. Игнорировать становится все сложнее, потому что сплетники стараются тебя спровоцировать, добиться реакции, заполучить новые темы для разговоров. В действительности это замкнутый круг. Но в конце концов, если старательно и последовательно их игнорировать и давать понять каждому, что ты безразличен, они со временем оставят тебя в покое – отчасти. Иногда остается только надеяться, что кто-нибудь другой совершит более скандальный поступок и тем самым внимание сплетников будет переключено на него.

– Это ужасно, – вздохнула Селия.

– Как мне однажды сказали, существует только одно лекарство – стать как можно более скучным, и тогда интерес сплетников угаснет.

Энтони произнес это непринужденно, гадая, вспомнит ли Селия собственные слова. Какое-то время она молчала, и он украдкой посмотрел на нее. Не помнит, понял Гамильтон, и уже собирался снова заговорить, как на ее лице мелькнула тень понимания.

– Я сказала не совсем это. Ведь вы хотели мне напомнить? Мне кажется, я посоветовала начать вести тихую жизнь, что приглушило бы сплетни о порочности.

– Вы посоветовали завести много детишек и стаю собак. – Селия удивленно посмотрела на него, и Гамильтон, уныло усмехнувшись, постучал себя по виску. – Я помню.

– О да, действительно, я тоже вспомнила, – медленно проговорила она, слегка улыбнувшись. – Это в тот вечер, когда вы спасли меня от лорда Юстона.

Гамильтон сделал вид, что вздрогнул.

– И самого кошмарного издевательства над поэзией. Ничего ужаснее я не слышал ни до, ни после.

– Вот уж нет. Лорд Фарнсуорт однажды продекламировал собственное поэтическое произведение – «Оду графину с бренди».

– Наверняка чудесная поэма.

Селия даже засмеялась.

– Кажется, да! – Она покачала головой. – Особенно хорошо ему удалось высоко держать графин во время декламации. Это весьма оживило вечер. – Ее улыбка погасла. Селия опустила голову, лунный свет окрасил ее волосы темным серебром. – Я чувствую себя такой лицемеркой, – сказала она. – Не хочу, чтобы люди судачили о моих горестях, но нахожу забавным то, что кто-то стоит на столе и заявляет о своей вечной любви к бутылке.

– Никакая вы не лицемерка, – возразил Энтони. – Пьяный парень, забравшийся на стол и сочиняющий оды дешевому бренди, устраивает публичный спектакль и так и напрашивается стать посмешищем. Фарнсуорт и сам счел это забавным, когда у него перестала болеть голова. А вот личные горести человека редко бывают забавными, и мало кто хотел бы сделать их достоянием общества.