– Скажи, ты хочешь переспать с Лидией или ты гей? – неожиданно спросила Джуно.

Финлэй поперхнулся.

Джуно ободряюще улыбалась ему, пока он вытирал губы тыльной стороной ладони, недоверчиво глядя в сторону.

Она закурила еще одну сигарету, наблюдая за ним: он снова повернулся к ней лицом, его ресницы чуть подрагивали, а один уголок рта приподнялся в насмешливо-надменной улыбке:

– Ты всерьез рассчитываешь получить ответ на свой вопрос? – наконец проговорил он.

– А почему бы и нет? – кивнула она, действительно не понимая, что особенного он находит в ее вопросе. Ведь минуту назад он с такой откровенностью рассуждал о своем бездарном и бессмысленном существовании, что произвел на нее впечатление человека, который не станет скрытничать по поводу своей сексуальной ориентации. Лидия неотразима, и, очевидно, он зациклен на ней. На вопрос Джуно возможны два простых ответа: «Да, я один из сотен мужчин, которые влюблены в Лидию Морли» или «Я гей, но ценю Лидию Морли как прекрасное произведение искусства».

– Ты удивительная женщина, Джуно, – рассмеялся Финлэй. – Ты не привыкла говорить обиняками, да? Хорошо, золотко, – он подлил себе еще вина. – Дай мне сигарету, и я расскажу тебе, почему я не хочу переспать с Лидией, хоть я и не гей.

Он не столько курил, сколько в течение некоторого времени играл с сигаретой, постукивая ею по краю пепельницы, прежде, чем заговорил.

– У меня не стоит, – произнес он почти равнодушно. – А если встает, я не могу его удержать. А если могу удержать – пару раз в году, заметь, – то не могу кончить. Проблема не в моей сексуальной ориентации, Джуно. Проблема в ее отсутствии. Наркоманы ни к черту не годятся в постели. Я люблю кокаин больше, чем женщин. Давай назовем это моим осознанным выбором, – он задумчиво посмотрел на Джуно. – Последний раз я занимался сексом – точнее, пытался им заняться – более года тому назад. С тех пор я соблюдаю целибат, как Римский Папа.

Он снова забарабанил сигаретой по краю пепельницы.

Джуно не отрываясь смотрела на него и ловила его слова, поражавшие своей бесхитростной откровенностью. Когда эти слова проникли в нее, она ощутила сильный прилив горячей жалости к нему:

– Так, значит, тебя все-таки интересуют женщины?

Он прищурил один глаз и внимательно посмотрел на кончик своей сигареты:

– Да, конечно, но я прекрасно понимаю, что на этом спектакле я всего лишь зритель, а не участник.

Я могу флиртовать с утра до вечера, но моему члену плевать на это, – он сделал глоток. – Черт, сам не знаю, зачем я тебе все это рассказываю.

– А что же Лидия? – произнося ее имя, Джуно по-прежнему не сводила с него глаз. Он возвел очи к потолку и вздохнул, словно Архангел Рафаил, испрашивая совета у своего шефа – как ответить.

А Джуно потягивала вино и обдумывала его историю. Одна половина ее существа полагала, что он заслуживает такой кары, как импотенция, за ту непутевую и саморазрушительную жизнь, которую ведет. Но другой своей половиной она его жалела, потому что, несмотря на открыто исповедуемый гедонизм, он явно не чувствовал себя ни счастливым, ни даже довольным.

– Знаешь, вы с Лидией совсем непохожи, – сказал он. – Меня всегда удивляло, как вы умудряетесь дружить. Хотелось разобраться. Это одна из причин, почему я позвал тебя сегодня заняться шопингом. Честно говоря, я ведь тебя скорее недолюбливал.

– Вот как? – Джуно была поражена. Ей всегда казалось, что у них с Финлэем самые что ни на есть теплые, приправленные юмором, дружески-деловые отношения.

– Да. Лидия в тебе души не чает, а ты ее все время шпыняешь, – критически пояснил Финлэй.

– Она моя лучшая подруга, но на службе я ее начальник, – Джуно с горячностью встала на свою защиту. – Я обожаю ее, но иногда она совсем распускается, и мне приходится на нее давить.

– Как я и говорил, ты – ее полная противоположность. Лидия открыто демонстрирует свое великолепное, безупречное тело и прячет свой ум. А ты сознательно скрываешь свое тело, но изо всех сил стараешься подчеркнуть, как ты умна и остроумна.

– А ты когда-нибудь слышал о том, что людям свойственно акцентировать внимание на своих достоинствах, а не недостатках? – Джуно как раз подливала вина в бокалы, и на столе появилось пятно: по сути, она заявила, что ум не числится среди достоинств Лидии. Джуно открыла рот, чтобы поправиться, но Финлэй уже заговорил сам:

– Как ни смешно, но что-то происходит с человеком, когда он знает, что не сможет заняться любовью с женщиной, которую хочет, – особенно если она составляет единственный смысл его существования. – Финлэй поставил оба локтя на стол и серьезно посмотрел на Джуно. – Он начинает глядеть на нее другими глазами. Пойми меня правильно, я по-прежнему хочу узнать, как она выглядит без одежды, каково это – раздевать ее, касаться ее тела. Но если ты не можешь осуществить все это на деле, то очень скоро начинаешь интересоваться тем, что происходит у нее в голове. Если не можешь проникнуть внутрь ее тела, то невольно пытаешься проникнуть внутрь ее головы. Тело у Лидии так прекрасно, что кажется нереальным. Но в голове у нее царит безобразный бардак.

– Она фантастическая женщина! – Джуно сразу же бросилась защищать свою самую любимую, самую непутевую подругу, из-за которой ей приходилось столько страдать. – Да, может быть, она немного неуправляема, немного взбалмошна, но на свете нет человека добрее, щедрее, искреннее, чем она. Она моя лучшая подруга. А ума у нее не меньше, чем у прочих моих знакомых.

– Готов подписаться под каждым словом, – он резко рассмеялся. – Неужели же ты не видишь, Джуно, что, независимо от того, хочу я с ней переспать или нет, я ее обожаю? Я не большой специалист по части любви, но мне кажется, я подошел к этому состоянию так близко, как никогда. Пелена спала с глаз Джуно.

– Наконец-то ты начала хоть что-то понимать, – он взял ее за руку. – Я не собираюсь расписывать тебе свои чувства к ней. И не собираюсь что-нибудь менять в наших с ней отношениях. Меньше всего на свете ей нужен сейчас роман со мной. Не собираюсь я и выведывать у тебя, как это принято у подростков, что она думает обо мне.

– Тогда зачем ты мне это все рассказываешь? – Для Джуно было невыносимо, что теперь придется скрывать его признание от Лидии.

– Я принял решение. Только что, и потому стал тебе все это рассказывать. Я решил кое-что предпринять. Вся штука в том, что мне нужна твоя помощь.

– Что же ты решил предпринять?

– Я решил изменить свою жизнь. – Он смотрел прямо ей в глаза, и у нее не возникло ни малейших сомнений в серьезности его слов. – Я хочу избавиться – и от наркотиков, и от бессмысленности. А потом попытаюсь спасти ее.

– О, Финлэй! Это так романтично! – У нее на глаза навернулись слезы, и ей захотелось немедленно позвонить Лидии на мобильный.

– Ты так считаешь? – он цинично рассмеялся.

– Я знаю, я понимаю, это будет непросто, – Джуно смутилась из-за того, что его слова так ее взволновали.

Он уставился в потолок:

– Я дважды ложился в клинику. Я посещал групповые сеансы, читал брошюры, пил лечебный чай, курил сигареты, общался с унылыми мудаками, которые норовят рассказать историю своей жизни еще до того, как назовут свое имя. Я ел диетическую пишу, гулял в диетическом парке, смотрел диетические передачи по телеку – чтобы в мою жизнь не просочилось ни малейшего соблазна послать к черту эту диетическую жизнь. Пока с этим не столкнешься, не постигнешь всей издевательской иронии, – он горько рассмеялся. – Я знаю, что такое лечиться, Джуно. Я прекрасно знаю, как убедить докторов, что я в порядке. Я даже могу убедить себя, что я в порядке. Я только не знаю, как продержаться без наркотиков дольше недели после выписки.

Она моргала, не зная, вставить ли ей комментарий вроде: «У моего брата есть друг, Хорс. Он был в таком же положении. Ему удалось выкарабкаться», – но решила лучше хранить молчание.

– Иногда в клинике заставляют повторять идиотские заклинания: «Я ценю себя» или «Я ценю свое тело», или еще: «Я люблю себя больше, чем кокаин». И знаешь, о чем я мечтаю? В один прекрасный день, стоя в гостиной большого старинного дома где-нибудь в Кенте, иметь право сказать: «Я ценю Лидию больше, чем кокаин». Вот о чем я мечтаю, клянусь тебе.

– Фантастика! – Джуно была потрясена его решимостью. В ее душе родился непримиримый протест против всех форм наркотического рабства, унижающего человека, и она выбросила в пепельницу недокуренную сигарету. В своем пылу она даже не заметила, что впервые в жизни выслушивает откровения и признания одного из обожателей Лидии, не испытывая ни малейшей ревности.

Финлэй посмотрел на нее. На его прекрасных губах возникла загадочная полуулыбка:

– Чтобы выполнить мой план, мне потребуется какое-то время. И пока не наступит срок, я должен для нее оставаться прежним легкомысленным, вероятно, голубым Финлэем, коллегой, с которым можно безобидно пофлиртовать. С ним она всегда может обсудить своих любовников, свои сердечные дела, свои романы или пройтись по магазинам, чтобы поднять настроение в паузах между романами. И если ты меня выдать, если разболтаешь ей хоть слово из нашего разговора, то я откажусь от своего плана и исчезну. Я не смогу показаться ей на глаза, если она все узнает.

– Хорошо, а что требуется от меня? Я должна исподволь убеждать ее в том, что вы созданы друг для друга?

– Нет. Я же сказал, что мне требуется твоя помощь, Джуно.

– Я что-то не понимаю, – Джуно с ужасом представила себе, как она ежедневно навещает его в закрытой клинике в Кенте, чтобы давать подробные отчеты о личной жизни Лидии.

– У тебя свидание сегодня вечером. С неким «Дж.». Это твой новый сосед по квартире? Тот самый сексуальный американец, в которого влюбилась Лидия?

– Так она рассказала тебе о нем? – Джуно в испуге закусила губу. Вопрос был сугубо риторическим и не требовал ответа. Вместо ответа Финлэй разломил спичку пополам и стал теребить обломки: