Мой  нос быстро морщится из–за вони травки, выпивки и пота. От затхлости воздуха мне хочется побежать в ванную и принять душ.  Нуждаясь в том, чтобы сначала проверить место, я ставлю одну ступню перед другой, пока тащусь в гостиную. Диван перевернут вверх дном, кофейный столик прижат боком к покрытой пятнами стене, а в середине комнаты навалена куча пивных банок. Мой первоначальный инстинкт –  как можно скорее убрать этот беспорядок, но сначала мне надо проверить мою маму.

Поворачиваясь спиной к беспорядку, я иду в сторону маминой спальни и нахожу ее пустую кровать. Я проверяю ванную, шкафы и кухню. Нигде нет никаких ее признаков. Должно быть, она не приходила обратно из бара. Мое волнение возрастает при мысли обо всех местах, где она могла бы быть: занимается проституцией на углу, ширяется в каком–нибудь захудалом отеле, или лежит мертвой где–то в канаве. Все, кроме последнего случалось.

Я сутулюсь над столом и опускаю голову в свои руки, споря о том, – должна ли выследить ее. Как правило, я это делаю, но Бек должен прийти сегодня, чтобы отбуксировать мой автомобиль. Хотя, после того, что случилось прошлой ночью, я не уверена, должна ли позволить Беку слететь с крючка и позвонить Ари, чтобы пришел мне помочь.

Возвращаясь к себе в спальню, я подбираю телефон, чтобы позвонить либо Беку, либо Ари, – я еще не решила. И тогда замечаю пропущенный вызов от Винтер. Я решаю позвонить ей, откладывая тяжелое испытание с моей машиной.

– Привет, ленивая задница, –  приветствует меня Винтер после того, как я здороваюсь с ней, зевая.

– Это впервые, – я плюхаюсь на свою кровать и смотрю на потолок в пятнах от воды. – Обычно ты зовешь меня чокнутой.

– Ага, ну я решила немного замиксовать. Чтобы сделать жизнь чуть более интересной, – шутит она. – Хотя, серьезно, почему ты кажешься уставшей? Обычно ты встаешь с рассветом.

– У меня была тяжелая ночь.

– Из–за того, что сломалась твоя машина?

– Ага. И была вечеринка, а какой–то парень разбудил меня в шесть часов утра, – я не собираюсь упоминать то, что вечеринка была устроена моей матерью. Одновременно с тем, что Витнтер знает о моей не фантастической жизни дома, она не в курсе всех тех деталей, что знает Бек. Я также по разным причинам не упоминаю, что Бек оставался в моей постели, или что я терлась об него, одна из которых, – потому что Винтер увидит в этом слишком много.

– Я не знаю, почему ты все еще там живешь, – говорит она. –  Было бы намного легче, если бы ты просто переехала в Фэйрс Холлоу.  Ведь кажется, что тебе не нравится жить со своей мамой.

– Просто все намного сложнее этого, – бубню я, массируя свой висок, чтобы уменьшить давление в черепе.

– Почему? В смысле, тебе почти девятнадцать. Ты не обязана и дальше жить со своей мамой, если не хочешь.

– Ага. Но ей нужна помощь, чтобы платить за аренду и в других вещах, – и чтобы быть уверенной, что она не умрет  во сне.

– Почему это твоя  работа? Разве не должно быть наоборот?

– Не всегда.

– Все же… это не честно, – говорит она, кажется глубоко недоумевая. – Мои родители совсем не  отличные, но они бы никогда не заставили меня платить за них арендную плату. И не должны. Ничьи родители не должны этого делать.

– Я это знаю, – действительно знаю. И я пыталась говорить об этом с моей мамой много–много раз, чтобы она сделала усилие и позаботилась о себе. Она всегда говорит, что так и сделает, но после нескольких лет являясь единственным источником дохода, я сдалась; она никогда не изменится.

– Ты всегда можешь поселиться со мной, – предлагает она. – В любом случае, мне понадобится соседка по комнате, когда съедет Луна.

Когда слышу повторяющийся крик снаружи, поднимаюсь с кровати и  прикладываюсь к окну.

–  Так, когда съезжает Луна?

– Ну, это неофициально. Но они с Греем достаточно серьезно говорили о том, чтобы съехаться.

Я отдергиваю штору и всматриваюсь в окно.

– Серьезно? – сканирую стоянку и замечаю стоящую около багажника молодую пару, живущую через три двери от нас. Они кричат друг на друга, девушка в бешенстве из–за того, что считает, будто парень ей изменил. Я вспоминаю множество раз, когда моя мать была вовлечена в подобную сцену. – Разве все не движется немного быстро? Они так молоды.

– Ага, но они встречаются больше года, поэтому не думаю, что это так странно. Кроме того, они довольно много жили вместе, либо у нас, либо у Грея. По крайней мере, когда они переедут в свое собственное место, то смогут быть наедине. И я не войду снова, когда они делают кое–что на диване.

Я фыркаю от смеха.

– Святое дерьмо. Ты зашла и наткнулась на них?

– Ага. Я рассказывала тебе об этом?

– Нет.

– О мой Бог, это было так ужасно. И еще я думаю, что Луна была смущена больше всех.

– Ее достаточно легко смутить, не правда ли?

– Так же, как и тебя, – обвиняет она. – Фактически, иногда ты хуже нее.

Мой пульс ускоряется, когда пара начинает друг друга толкать.

 – Не  правда.  Я редко смущаюсь.

 – В обычных вещах да. Но когда упоминается или подразумевается что–то сексуальное, ты начинаешь полностью краснеть.

– В тебе так много дерьма.

Я размышляю, выходить ли мне и разнимать драку. Прямо сейчас они просто толкают друг друга, но именно так обычно начинаются драки, и все может быстро усугубиться, – я видела это тысячу раз.

Прежде чем я успеваю принять решение, они внезапно прекращают друг друга толкать, и их губы сталкиваются в глубоком страстном поцелуе.

Да, такое я тоже раньше видела.

Когда парень отстраняется, чтобы снять рубашку девушки, прямо там, на середине стоянки, я отвожу взгляд, а мои щеки нагреваются.

Окей, может Винтер права насчет меня. Может, я смущаюсь из–за сексуальных вещей. В смысле, посмотрите–ка, как я вела себя вчера вечером. Как я управляюсь там, где работаю – это выше моего понимания. И потом, я знаю, какой будет альтернатива, если не буду этого делать.

– Хотя, все нормально, – говорит Винтер со смешком. – Однажды, когда ты начнешь заниматься сексом, уверена, что ты легко это перерастешь.

– Ох, да как хочешь, – возражаю я. – Не веди себя так.

– Как?

– Словно у тебя был секс.

– Я подошла к этому ближе, чем ты.

– Ну и что? Это не делает тебя более взрослой, чем меня, – я отодвигаюсь, позволяя шторе упасть, затем останавливаюсь, когда фигура, стоящая перед заброшенным мотелем через дорогу, привлекает мое внимание.

Сначала я предполагаю, что это – случайный наркоман, ждет, чтобы купить наркотики, поскольку именно этим мотель печально известен, но человек одет во все черное, с толстовкой,  надвинутой на голову и спортивные ботинки, которые выглядят слишком дорого для того, что может себе позволить наркоман. По крайней мере, те, что живут здесь. К тому же, позади него припаркован  сверкающий Мерседес, похожий на машину, которую я видела прошлой ночью, и кажущийся абсолютно не к месту.

Неприятное ощущение появляется в моем животе, когда я замечаю внимательный взгляд этого человека,  направленный на входную дверь  в мою квартиру.

  Дерьмо, мама, что ты натворила на этот раз? Продаешь наркотики? Занимаешься проституцией? Обманываешь какого–нибудь богатого парня?

Внезапно человек поворачивается к моему окну, и я инстинктивно приседаю. Может я переигрываю, но за годы, как мать попадала в затруднительное положение, выводя из себя не того человека. Я не могу сосчитать, сколько раз она предупреждала меня на некоторое время скрыться с глаз  и не открывать дверь.

Мне  хочется  ей позвонить  и выяснить, не имеет ли это ничего общего с ней, но после того, как она потеряла три телефона меньше чем за месяц, я не могу, да и не хочу, на самом деле, покупать ей еще один.

–  Ох, Виллоу, –  протягивает Винтер в динамик. – О чем ты  думаешь?

Я подношу телефон к уху:

– Об экзаменах, – вру я.

– Правда? – веселье расцветает в ее интонации. – Потому  что мне подумалось, что ты думала  о сексе.

Я сажусь на пол и скрещиваю ноги.

– Зачем  бы  тебе об этом думать? Особенно после того, как ты подразумевала, что я стесняюсь  всего, что касается секса, ну знаешь, потому что я девственница  и все такое.

Она хихикает.

– Ну и что с того, что ты смущаешься? Это не значит, что ты никогда не думала заниматься  сексом.  Я знаю, что ты думала об этом.

–  Может несколько раз, – замечаю я, отказываясь вдаваться в детали.

– И бьюсь об заклад, я могу угадать, о ком были те несколько раз, – ее вкрадчивый тон заставляет меня хмуриться.

– В  частности, не о ком конкретно, – я откидываюсь к стене и скрещиваю ноги. Но, пожалуйста, все равно, объясни кто, как ты думаешь, делает меня такой разгоряченной и взволнованной, потому что я на девяносто девять процентов уверена, что это тот, на кого ты намекаешь.

– Ну, он высокий, со спутанными светлыми волосами, любит футбол и временами весь такой бунтарь, когда хочет им быть, по крайней мере, для своих родителей и учителей, и говорит мужику, чтобы тот отъеб*лся. Он предпочитает кайфовать от вечеринок, вместо того, чтобы нажираться, но он не тупица, просто любитель расслабиться. Он любит играть в героя, также он никогда этого не признает, по крайней  мере, для определенной девушки, которую знает с начальной школы. Обо всех других он заботится меньше. Также он иногда может быть занозой в заднице, но ты никогда со мной не согласишься, – она делает длинную паузу. – Хмм…что еще я забываю? Ох, да, и его имя рифмуется со  Шмеккет.

 – Это не смешно, – я вздрагиваю от неловкости, когда на меня накатывают образы прошлой ночи, а всю кожу покалывает. – Бек не заставляет меня думать о сексе.

– Да, точно. Ты – такая врунишка, – весело заявляет она. – Я  это вижу в твоих глазах каждый раз, когда мы находимся рядом с ним, ну, по крайней мере, так было последний год или около того. Но ты никогда этого не признаешь, поэтому не знаю, зачем вообще заговорила об этом.