— Убийца!.. — злобно усмехнулся вампир. — За твою голову назначена награда. Регент щедро наградит меня, когда я доставлю ему твой бездыханный труп!

Неожиданно она бросила топор на землю, и наблюдатель на крыше сразу напрягся. Он превратился весь во внимание, готовый вмешаться в любую секунду, когда разъяренный вампир кинется на девушку. Та, однако, совсем не растерялась. Сделав два точно выверенных шага навстречу, она в момент, когда враг уже почти в нее вцепился, ухватила его за лацканы камзола, резко подалась назад и перебросила его через себя, используя его же собственную инерцию. Пролетев над ней, вампир перевернулся в воздухе, девушка же, упав на спину, оказалась лежащей на булыжной мостовой. Пока вампир поднимался, она каким-то невероятным плавным движением ног и всего тела подбросила себя и тут же приземлилась на полусогнутые ноги, вполоборота к своему противнику. Ее рука скользнула змеей по холодным камням мостовой и ухватила рукоятку брошенного топора, причем так уверенно, будто девушка заранее знала, где именно он будет лежать. Разворачиваясь всем телом навстречу атакующему, она взметнула топором наискось вверх. Казалось, отточенное лезвие едва коснулось шеи вампира, но отрубленная голова плюхнулась на булыжную мостовую и покатилась, точно гнилая тыква.

Затаив дыхание, наблюдатель на крыше наконец-то облегченно выдохнул. Она была поистине изумительна! Ни одного лишнего движения или неуместного в данной ситуации замечания. Лишь приведение в исполнение заранее вынесенного приговора. Видит бог, эта девушка просто очаровала его. После трех с половиной прожитых на этой земле веков и вполне обоснованного недоверия ко всему женскому полу это само по себе уже было удивительно. Теперь он наблюдал, как девушка, желая удостовериться, что жертве вампиров действительно уже ничем нельзя помочь, беззвучно склонилась над женским телом. Она тяжело вздохнула, и ему удалось расслышать обрывки молитвы, которая слетела с ее уст, когда она закрывала покойнице глаза. Поднявшись на ноги, девушка перешагнула через один из вампирских трупов и подняла свою давно слетевшую шляпу. Вдруг она замерла и, словно почувствовав на себе чей-то взгляд, тревожно посмотрела наверх. Он бесшумно скользнул в тень. Его губы расплылись в довольной улыбке: глаза у нее оказались того же цвета, что и знаменитый небесно-голубой бриллиант Людовика XIV! Она снова надвинула на глаза широкополую шляпу и неслышными шагами направилась прочь от этого страшного места. Поглощенный мыслью о неизбежной будущей встрече и в то же время еще не зная, где и когда она может состояться, он продолжил свое тайное преследование…


Вообще-то, быть примадонной Парижской Оперы означало множество приятных вещей, которые она любила и от которых вовсе не собиралась отказываться: сцена, костюмы, музыка… Она любила петь и обладала голосом, который многие, включая знаменитого Жана-Батиста Люлли, считали не имеющим себе равных во всей Европе. Этот талант принес ей славу, богатство, внимание королей; вознес ее из грязных трущоб в блестящий мир высшего света, который теперь, казалось, в едином порыве готов был броситься к ее ногам после очередной звездной премьеры во дворце Тюильри.

Лишь одно обстоятельство в своей сценической жизни она ненавидела — долгий путь от гримерной до экипажа, что обычно ждал ее после спектакля.

Иметь подле себя множество богатых и влиятельных лиц, готовых выполнить любую ее причуду, было в начале ее пути важным преимуществом. Так, в нежном возрасте семнадцати лет она стала любовницей «короля-солнца». Спустя всего несколько лет она уже пользовалась расположением английского короля Карла II. То, что она была любовницей королей, поднимало ее цену в глазах тех, кто вращался в высшем французском обществе времен Людовика XIV, и она, не смущаясь, использовала их тщеславные амбиции в своих целях. Своих немногочисленных любовников она тщательно отбирала, оставаясь лишь с теми, кто мог быть полезным для осуществления какого-нибудь давно намеченного плана. Теперь у нее уже был свой собственный дом, несколько шкатулок с драгоценностями и вполне достаточно средств, чтобы безбедно провести остаток своих дней, ни в чем себе не отказывая. Но что было несравненно более важным, она могла позаботиться о том единственном существе, которое для нее что-то значило в этой жизни, — своей любимой сестре.

А сейчас она расточала улыбки, приветливо кивала всем, вежливо, но твердо отклоняя лестные предложения, исходившие от многочисленных придворных джентльменов. Ей как-то пришло в голову: то, что она уже более двух лет обходится без любовников, лишь еще больше разжигает интерес к ней в обществе. Стало даже любопытно, какие пари заключают при дворе и кто является фаворитом среди возможных кандидатов на роль ее будущего покровителя.

По правде говоря, ей не хватало сейчас мужчины в постели, но она не могла связаться еще с одним аристократом, рассчитывавшим, что она всегда будет у него под рукой. Теперь ее ночи были заняты куда более темными делами, нежели сомнительные рандеву с сильными мирами сего. Десятки придворных Людовика, которые посетили сегодня оперу, проведут остаток вечера, обсуждая за выпивкой и картами, почему одна из самых желанных женщин Парижа не желает ни с кем делить свою постель. Но в том-то и дело, что Жюстину Руссо ни в эту ночь, ни в другую невозможно было застать в постели! Лишь только ночная мгла начинала окутывать город, для нее наступало время для гораздо более важных дел, чем сон. Наступало время охоты на вампиров!


Пока экипаж, переправляясь через Сену, проезжал по мосту Неф, Жюстина наконец стянула с головы напудренный парик и, поправляя прическу, привычно пробежала пальцами по своим длинным белокурым волосам. Ее экипаж, как и каждую ночь, привычно свернул к центру города, и впереди показался величественный, неизменно внушающий благоговение силуэт собора Парижской Богоматери. Прогремев по мостовой, экипаж остановился напротив женского монастыря Святой Урсулы на рю Сент-Жак, где кучер терпеливо дожидался, когда Жюстина даст ему условленный сигнал, несколько раз стукнув по крыше повозки, после чего они отправлялись в обратный путь к ее дому на рю де Тюрнель.

Ее сестра Соланж уже десять лет находилась на попечении монастыря, получая там религиозное и светское воспитание. Жюстине было только шестнадцать, когда их родители один за другим скончались во время эпидемии оспы. Она часто задавала себе вопрос, правильно ли тогда поступила, расставшись с Соланж. Естественно, Жюстине хотелось как можно дольше быть рядом с сестрой, но она вовсе не желала, чтобы ее младшая сестра, глядя на нее, выросла куртизанкой. Потому при первом же удобном случае отдала ее в школу при женском монастыре. Это и стало началом конца их отношений.

Соланж была еще очень молода и не могла понять, что деньги, которые ее старшая сестра тогда заработала своим телом, уберегли их не только от жизни впроголодь, но и, возможно, от смерти в нищих кварталах. Это теперь она уже могла позволить себе роскошь, зная сомнительную репутацию старшей сестры, смотреть на нее с презрением. Как бы то ни было, Соланж уже никогда ее больше не увидит, и, наверное, как думала сама Жюстина, это правильно. Тем не менее своей привычке Жюстина не изменила: каждый вечер, проезжая в экипаже мимо монастыря, останавливалась у его стен и молилась за счастье и благополучие своей любимой сестры.

— Храни тебя Бог… — прошептала она, и, постучав по деревянной, отполированной до блеска крыше экипажа, дала сигнал вознице.

Она утомленно прикрыла глаза и откинулась на бархатные подушки.

Неожиданно дверь экипажа распахнулась, и роскошная мужская шляпа с перьями, влетев в образовавшийся проем, упала на сиденье напротив. Жюстина сжалась как пружина, судорожно вцепившись в бархатные подушки сиденья, когда вся повозка заходила ходуном, и самый большой из когда-либо виденных ею мужчин забрался в экипаж. Усевшись напротив, он невозмутимо скрестил руки на груди.

— Убирайтесь! — взревела она. — Анри! Анри!

— Он вам не поможет, — спокойно сказал незнакомец.

— Что вы с ним сделали? — прошипела она.

— Хорошо, что вы говорите по-английски. С парнишкой все в порядке. Он пошел прогуляться.

— Анри просто так не оставил бы меня!

— Ну, нужно отдать парню должное. Он не уходил, пока я не предложил ему это сделать довольно… настоятельно.

Она откинулась назад и оглядела его с ног до головы. Он не просто был высокий — он был огромный. Его широченные плечи, на которые едва налезли темно-синий камзол и жилет, заполнили весь ее небольшой экипаж. Его черные, коротко постриженные волосы были так не похожи на пышные, завитые парики, которые носили знатные мужчины. На ногах у него были черные кожаные сапоги для верховой езды, а сами ноги настолько длинные, что из-за возникшей тесноты ей даже пришлось немного подвинуться.

— Что, черт возьми, вам надо? — снова огрызнулась она.

Нервно потирая щетину на подбородке, он вдруг весь подался вперед. Его черные глаза странно блестели.

— Просто я хочу посмотреть на женщину, ради которой мне пришлось проделать весь этот долгий путь из Англии.

Она нахмурилась:

— Я даже не знаю вас…

— Здесь вы правы, но стоит нам немного потанцевать, и мы бы узнали друг друга…

— Вы говорите загадками…

Он откинулся на спинку сиденья и улыбнулся:

— Что ж, тогда позвольте все объяснить попроще. Вам удалось досадить многим очень влиятельным людям.

— Каким еще людям?

— Ну, например, Франсуа, Регенту Парижскому. Ведь это вы вот уже долгое время убиваете его вампиров.

Она сразу вся собралась, а в голове тут же молнией пронеслась мысль, не успеет ли она дотянуться до запрятанного между подушками заточенного кола. Осторожно, стараясь не привлекать его взгляд к своей руке, она оперлась ладонями о сиденье, а сама подалась ему навстречу. «Есть вещи, — подумала она, отметив его взгляд, направленный на соблазнительные выпуклости ее грудей, — которые действуют на всех вампиров без исключения». Она глубоко вдохнула, до предела напрягая ткань на вырезе своего небесно-голубого платья.