– Во всем этом абсолютно отсутствует логика, Вердж!

Но логика, причем железная, была. Верджил стал помехой планам Бьянки; жизнь, которую он предлагал ей, не соответствовала ее ожиданиям, и с ее желанием хорошенько подумать, прежде чем дать ответ, невозможно было спорить. В отличие от большинства девушек Бьянка мечтала не о замужестве и семье – она соглашалась отказаться от них вовсе, если это послужит преградой ее занятиям искусством. Будь она после сделанного ей предложения счастлива до безумия, ее радость тут же испарилась бы, едва она осознала бы все последствия.

Какие преимущества давал ей брак с Верджилом? В его деньгах, которых не так уж и много, она не нуждалась, а его положение в обществе для нее и вовсе ничего не значило. Ни финансовая, ни какая-либо другая поддержка ей не требовалась, а участие виконта в деле заставляло ее усомниться в искренности его намерений.

Верджил мог сказать то же, что однажды сказал о себе Данте: «Я не могу дать девушке ничего, кроме удовольствия».

А этого было явно недостаточно.


Глава 17

В последнее время Верджил избегал Адриана Бершара, но дальше так продолжаться не могло – ему нужно было поделиться с кем-то занимавшими его мыслями.

Не всеми. То, о чем он хотел говорить, не касалось Бьянки. Если бы он решился доверить кому-то этот секрет, то никогда не выбрал бы в поверенные Бершара. Возможно, он обратился бы к Сент-Джону. Верджил почти не сомневался в том, что женитьбе Сент-Джона предшествовала любовная связь.

Он вспомнил, как, что-то заподозрив, осуждал друга за это и даже думал порвать с ним. Ему тогда казалось непростительным со стороны Сент-Джона соблазнить проживавшую в его доме молодую кузину, за которую он нес ответственность. Тот факт, что Диана, как теперь стало известно Верджилу, кузиной Сент-Джона не являлась, ничего не менял.

Однако в браке они были безмерно счастливы, и это меняло решительно все. То же самое можно было сказать о непростительном поведении с Бьянкой самого виконта Леклера, которого мучило навязчивое желание повторения случившегося.

Недели, проведенные в разлуке с Бьянкой после ее отъезда из Ланкашира, были для него сущей мукой. Верджил отправился в Леклер-Парк, чтобы отыскать там письма от Томаса и провести необходимое расследование, но его мысли были настолько заняты Бьянкой, что отвлекали его от дел, и Верджил был не в силах противиться этому наваждению.

Когда он вернулся в Лондон, его жизнь стала и вовсе невыносимой. Встречаясь с Бьянкой в доме Пенелопы, наблюдая за тем, как она принимает гостей, слушая, как Бьянка в гостиной упражняется с преподавателем вокала, он не оставлял надежду получить какое-либо подтверждение того, что она несчастна, но вместо этого перед ним представала восходящая звезда оперной сцены, которая просто упивалась независимостью.

Выйдя из комнаты и оставив остальных членов Общества дуэлянтов за портвейном и сигарами, Верджил последовал за Адрианом и нагнал его в конце гостиной. Сент-Джон пригласил всех на обед, который стал веселым и шумным мужским застольем. Гости были знакомы не первый год и полностью доверяли друг другу.

– Узнал что-нибудь важное? – поинтересовался Адриан.

– У меня есть доказательства, что Милтон имел связь, которая могла стать для него губительной. Среди бумаг Адама Кенвуда обнаружилась подборка писем к Милтону от его друга. Содержание этих писем могло навлечь на брата большие неприятности.

– А как письма попали к Кенвуду?

– Кенвуд первым обнаружил тело. Он пришел к Милтону на условленную встречу и в поисках хозяина заглянул в кабинет, где и увидел его. Полагаю, он сразу же начал искать что-нибудь, что указывало бы на причину самоубийства, и, наткнувшись на эти письма, взял их себе, чтобы спасти репутацию писавшего.

– Но тебе он их не отдал.

– Скорее всего, Кенвуд хотел избавить брата от моего осуждения. В любом случае, если эти письма существовали – а теперь мне это доподлинно известно, – кто-то мог заполучить одно из них и использовать его с целью шантажа.

– Неужели содержание одного письма может являться достаточно веским основанием для этого?

– Думаю, да.

Мужчины остановились и разом посмотрели на дом. В окне верхнего этажа, за занавеской, вырисовывался силуэт женщины. Это была Диана, супруга Сент-Джона, которая с ребенком на руках расхаживала взад и вперед по комнате. Верджил словно завороженный наблюдал за ней, завидуя семейному счастью Сент-Джона.

– Почему все же Кенвуд не уничтожил их? – наконец спросил Адриан, возвращая Верджила к действительности.

Виконт отвел взгляд от окна, и друзья неспешно двинулись дальше.

– В точности не знаю, но думаю, он тоже догадался о шантаже и о поводе для него и, возможно, начал собственное расследование. В его столе рядом с письмами я нашел список имен, в котором значились мой брат, Каслрей, а также те двое господ, которые в прошлом году продали значительную часть своего имущества.

– То были предполагаемые им объекты вымогательства, а может, и его жертвы. Ведь именно на эту мысль наводит твоя находка, не так ли?

– Не думаю, что их шантажировал Кенвуд, хотя такой вариант я тоже рассматривал. Начать с того, что лорд Фэрхолл умер после Кенвуда. И потом, кто-то ведь и сейчас шантажирует графа Гласбери…

Собеседники повернули назад, по направлению к саду, и пошли в противоположную сторону. Опавшие листья кружились вокруг их ног, а легкий ветерок гнал по небу призрачные облака, за которыми скрывалась луна.

– Думаю, мы приходим к одному и тому же выводу, Леклер, – подытожил Адриан. – Сцена с Гласбери в Хэмпстеде выглядела весьма убедительной.

– Согласен. Не пойму только, в чем она убеждает.

– В том, что два человека, подвергшиеся шантажу, имеют отношение к вашей семье, и это нельзя упускать из виду. К тому же сцена, свидетелями которой мы оказались, говорит о том, что шантажист, скорее всего не принадлежит к северным радикальным группировкам, действия которых предсказуемы.

– Значит, чтобы найти его, не нужно далеко ходить.

Верджил внезапно вспомнил то, что Бьянка со свойственной ей проницательностью сказала ему в ту памятную ночь у камина. Тогда эти слова, казалось, пролили свет на мучившую его загадку. Избегал ли он смотреть правде в глаза, не отворачивался ли от очевидного, которое говорило, что он даром теряет время, пытаясь найти шантажистов среди радикалов, заговорщиков, поставивших целью уничтожение правительства? Не надеялся ли он в глубине души, что тайна Милтона окажется связана с государственным заговором, а вовсе не с тем, с чем она оказалась связана в действительности?

– Тот факт, что обе жертвы шантажа, так или иначе, выводят на семью Дюклерков, может оказаться чистой случайностью, но давай пока оставим это допущение, – сказал Верджил. – Стало быть, шантажист – кто-то из нашего круга.

– Или кто-то, кто имеет здесь знакомства. А может, мы усматриваем какую-то логику там, где ее нет? В конце концов, если Хэмптону удалось докопаться до секретов графа Гласбери, это мог сделать и любой другой.

Однако Джулиану Хэмптону уже давно все было известно: он хорошо знал Милтона и, будучи его адвокатом, мог без труда изучить не только бумаги, но и все остальное, когда оказывался в его кабинете в Лондоне или в Леклер-Парке.

Заметив в дверном проеме профиль человека, о котором шла речь, и представив возможность предательства со стороны друга, Верджил почувствовал отвращение.

– Хэмптон был знаком и с Каслреем, и с лордом Фэрхоллом. – Адриан говорил небрежно, но довольно решительно, точно сознавая, что неприятного разговора не избежать.

– Ты тоже вращаешься в этих кругах, Бершар, и у тебя гораздо больше возможностей, чтобы собрать сведения. Я знаю этого человека, больше того, знаком с ним с детства. Он не замешан в политике и из случая с Милтоном тоже вряд ли мог извлечь какую-либо выгоду.

– Я верю, что у него нет политических мотивов, но не имею понятия о том, какие у него убеждения и есть ли они у него вообще.

Адриан это верно подметил. Нельзя сказать, что Хэмптон на каком-либо поприще заметно проявил себя, и знание его характера у Верджила было скорее интуитивным, чем основанным на каких-либо пространных дискуссиях с ним.

– Все же я более склонен подозревать Найджела Кенвуда, – задумчиво произнес Верджил. – Я порасспрашивал о нем в Суссексе. Все эти годы он не жил во Франции постоянно, приезжая в Вудли, по крайней мере, несколько раз в год, и даже как-то сопровождал Адама, когда тот появлялся с визитами в Леклер-Парке.

– Эта версия притянута за уши. К примеру, с Каслреем он никак не связан.

– Нам об этом неизвестно. Кроме того, есть кое-что еще. – Верджил некоторое время колебался, прежде чем открыть Адриану эту часть своего расследования, боясь, что тот неправильно его поймет. – Думаю, если Каслрея шантажировали, то использованная для шантажа информация имеет отношение к моей семье, то есть к Милтону.

Адриан застыл на месте. Он молча стоял в ожидании продолжения, глядя перед собой на тропу, ведущую в сад.

– Мой брат имел более тесную дружбу с министром иностранных дел, чем я предполагал; они даже вели оживленную переписку, – продолжил Верджил. – Когда вы с Веллингтоном завели со мной разговор об этом, я солгал вам: в тех письмах, которые я видел, содержались по большей части политические дискуссии. Позже я перечитал их. Так вот, если кто-то задумал истолковать их по-своему, имея в распоряжении другие доказательства, свидетельствующие не в пользу моего брата и делающие подобное истолкование возможным. Вероятно, существовало еще какое-то письмо, которое могло быть использовано в неблаговидных целях.

– Насколько неблаговидных?

– Сомневаюсь, что это письмо само по себе имело какое-то особое значение, но его было достаточно, чтобы сокрушить еще одного человека.

Адриан не шелохнулся. Когда отец лишил его наследства, Каслрей обеспечил ему место, а потому преданность Бершара покойному министру иностранных дел была совершенно понятна.