Время шло, а Бьянка по-прежнему молчала. Внезапно она поднялась и, наморщив лоб, принялась рассматривать книги на полках рядом с камином; затем взяла с каминной полки подсвечник, зажгла от огня в камине свечу и поднесла ее к полкам.

– Здесь несколько книг Эдмонда Дюклерка. Это ваш отец?

– Да. Толстый фолиант в красном переплете – его эпическая поэма о военном походе Александра в Индию. Том в коричневом переплете – сочинение по англосаксонской истории, посвященное битве при Гастингсе. Литературные произведения Милтона – в той синей книге на нижней полке. Они не опубликованы, ему не удалось их завершить. Это не стихи. Он проводил сравнительный анализ двух революций – в вашей стране и во Франции.

Бьянка вытащила коричневый том.

– Надо полагать, ваш брат был эрудитом. Вы тоже занимаетесь сочинительством?

– К неудовольствию отца, у меня другие интересы.

– Вы не ладили с отцом? Что-то не могу вообразить вас непокорным сыном.

– Как у всех молодых людей, у меня были собственные представления о будущем. Мне хотелось пойти в армию, и не в кавалерию, что было бы вполне приемлемо, а в инженерные войска. Меня всегда интересовали машины, строительство земляных сооружений: в детстве я вечно крутился возле экипажей, а не возле лошадей. Но отец решительно воспротивился моему стремлению получить офицерский чин. Меня ждал Оксфорд – изучение поэзии и философии.

– Вы чувствовали себя несчастным? – Лицо Бьянки выражало искреннее сочувствие.

– В университете ни один молодой человек не чувствует себя несчастным. У студентов свободная, привилегированная жизнь; к тому же поэты и философы кое-чему научили меня. Учеба оказала влияние на мои взгляды, но не изменила моих врожденных наклонностей. Думаю, ваш дед признавал это: после смерти брата мы сошлись ближе, и иногда я вместе с ним ходил смотреть, как строят новые машины. Вдвоем с вашим дедом мы наблюдали за работой моего первого парового двигателя. В тот день по дороге домой он поделился со мной своими мыслями. «Ваш мир умирает, – сказал он. – И уже никогда не будет таким, как раньше».

– Похоже, ему нравилось ваше общество. – Бьянка вернула книгу на место. – Полагаю, ваш интерес к технике произвел на него впечатление. Ваш отец поступил несправедливо, воспрепятствовав вам заниматься любимым делом.

Умненькая девочка: готовит свои аргументы, прежде чем начать спор.

Бьянка вернулась к дивану и снова устроилась с краю. В мешковатой одежде, с просто уложенными волосами, она выглядела беззащитной и желанной. Отблески пламени из камина, освещая ее, порождали причудливую игру теней.

Верджил посмотрел на нее, и она смело ответила ему взглядом. И тут же сквозь нарочито беззаботную улыбку на ее лице проступило выражение наивной осторожности. Только святой мог сохранять спокойствие в окружившей их атмосфере трепетного ожидания, а Верджилу, находясь рядом с Бьянкой, трудно было оставаться святым.

Он вдруг понял, что с трудом сопротивляется надвигавшемуся на него безразличию к традиционным понятиям о чести и благородстве. Изнурительное напряжение воли все с большей очевидностью являло свою бесполезность.

Да, ей не стоило покидать своей комнаты.

Виконт продолжал смотреть на нее сосредоточенно, словно в ожидании чего-то, в упор. Бьянка догадывалась, что он понимает, каково ей под этим пристальным, долгим взглядом, и намеренно тянет время. Возможно, ему даже слышен был оглушительный стук ее сердца.

Молчание угрожающе затягивалось. Бьянка вся горела, во рту у нее пересохло. Она каждую минуту ждала, что Верджил поднимется со своего места, приблизится к ней… Но он оставался сидеть, выжидая, и это было совершенно недопустимо. Кроме того, им надо уладить дело – ведь именно затем она сейчас здесь.

Бьянка постаралась взять себя в руки, всем своим видом изображая спокойствие.

– Ну-с, Леклер, что нам с этим делать?

На губах Верджила мелькнула одобрительная улыбка.

– А это уж зависит от вас. И что же, по-вашему?

– Я думаю, что нам следует достичь взаимопонимания.

– Мое положение не самое выгодное, и нам обоим это известно. Любое решение в данном случае должно исходить от вас.

– Полагаю, дальнейшие действия очевидны. Требовать от меня подробных разъяснений излишне.

– Думаю, это так, но я не вижу предмета спора, ибо его попросту не существует. Единственное, чего я сейчас хочу, – это уложить вас в постель и понадеяться на то, что взаимопонимание будет достигнуто завтра.

Сердце у Бьянки подпрыгнуло и застряло где-то в горле.

– Вы не так меня… Я не… Ведь речь идет о фабрике…

– Нет, не о фабрике.

– А я говорю о фабрике.

– Вот как? Тогда примите мои извинения. – Виконт поднялся и подошел к камину, хотя Бьянка предпочла бы, чтобы он оставался сидеть. Какое-то время Верджил не отрываясь смотрел на огонь в камине, а затем обернулся. – Превосходно! Давайте для начала обсудим проблемы с фабрикой и сделанное вами недавно открытие.

Для начала?

– Тут мое положение еще менее выгодно, чем в другом вопросе.

– Я уже сказала, что никто ничего не узнает.

– Покорнейше благодарю. И во что же мне обойдется ваше молчание?

– Я не потребую ничего чужого. Каков размер моего дохода с этой фабрики?

– По крайней мере, четыре тысячи фунтов за этот год.

– Боже милостивый! Должно быть, вы очень хороший управляющий, Леклер.

– Спасибо. Однако, поскольку доход вырос всего два года назад, ни Адам, ни мистер Кларк не получали его полностью, а реинвестировали средства в развитие фабрики. Тем не менее, если вы потребуете всю сумму, мне не останется ничего, как только выплатить ее вам.

– Как много вы реинвестировали?

– Половину.

– Это тоже довольно много. Более чем достаточно.

– Более чем достаточно для чего?

– Для того чтобы можно было жить в Милане, конечно.

– Так, стало быть, за свое молчание вы хотите, чтобы я позволил вам претворить в жизнь ваш безумный проект? Если же я откажу вам, вы объявите всему свету, что мистер Кларк – это я.

– Я этого не говорила.

– Не говорили. Ваш план немного хитроумнее. Вы будете хранить мою тайну, если я соглашусь на ваши условия. В противном случае вы продадите свою долю по достижении совершеннолетия.

Если бы Верджил не расхаживал вокруг дивана, Бьянке было бы проще сосредоточиться, но он продолжал делать круги за кругами, и, глядя на него, Бьянка вспомнила то утро в гарнизонном помещении полуразрушенного замка.

– Проблема, на мой взгляд, в том, что вы, заключая со мной сделку, не можете гарантировать исполнение вашего обещания, – наконец проговорил он.

– Вы подвергаете сомнению мое слово?

– Я подвергаю сомнению вашу дальновидность. Если вы выйдете замуж, решение о том, продавать долю или нет, будет принимать другой человек.

– Я не выйду замуж.

Верджил остановился у нее за спиной.

– Это вы сейчас так думаете.

– Нет. – Бьянка, обернувшись, подняла на него глаза. – Вы же сами разъяснили мне, что ни один приличный человек не пожелает жениться на мне, если я буду выступать на сцене. И даже если пренебречь мнением общества, женщина не может быть женой, матерью и оперной певицей одновременно. Появятся дети, и с карьерой придется распрощаться.

– Может случиться, что вы измените свое мнение о том, что для вас в жизни является наиболее важным.

Бьянке было неудобно сидеть вполоборота к Верджилу, а он, казалось, и не собирался сдвинуться с места. Тогда она подобрала под себя ноги и, приподнявшись на коленях, полностью развернулась к нему, в результате чего оказалась к Верджилу ближе, чем рассчитывала.

– Я уже говорила вам, мне это необходимо как воздух. Если у меня есть талант, я непременно должна сделать это, иначе погибну. Никакой муж не нарушит нашу с вами договоренность.

– Мне трудно на это согласиться.

– Вы сомневаетесь в моей решимости? Но вы, как никто другой, имели возможность в ней убедиться.

– Ваша решимость мне известна, однако она никогда не подвергалась испытанию. Время стирает грани, превращая черное и белое в серое. Ваша особенность, о которой вы все время толкуете, ваш дар с годами может превратиться в ненужную обузу. Поверьте мне, я знаю, что говорю: договор, который вы предлагаете мне теперь с честными намерениями, в один прекрасный день утратит для вас свое значение.

– Вы обращаетесь со мной, словно с неразумным ребенком, который играет в игрушки. Можно подумать, я не знаю сама себя. Не секрет, что мужчины считают женщин глупыми и неспособными обдумывать и взвешивать принимаемые ими решения, но ваше отношение меня оскорбляет…

Верджил вдруг прижал руку к ее щеке, и Бьянка умолкла. Он смотрел на нее сверху вниз и как будто не слышал ни слова из того, что она говорила.

– Вам не стоило демонстрировать свою досаду, мисс Кенвуд. Это была ваша ошибка, как и наивность, которую меня обязывает уважать мой долг. Но огонь, который загорается в ваших глазах всякий раз, когда вы нападаете на меня, свидетельствует о вашей страстной натуре и приводит меня в такое волнение, что все остальное, кроме стремления обладать вами, теряет значение. А это подводит нас к необходимости уладить и остальные проблемы, требующие взаимопонимания.

Он провел пальцем по губам Бьянки, словно обещая предстоящее наслаждение, она без сил опустилась на диван. При виде ее оцепенения на лице Верджила отразилось явное удовольствие. От его легких прикосновений губы Бьянки дрожали. Верджил заставил ее разомкнуть губы и коснулся пальцем влажной поверхности.

– Хотите, чтобы я поцеловал вас?

До того он не задавал ей подобных вопросов. У Бьянки занялось дыхание, и она не смогла ответить ему. От его манящих прикосновений губы ее приобрели необыкновенную чувствительность, и все существо затрепетало в сладостном предвкушении, будто окружавшее их напряженное ожидание проникло внутрь ее тела.

– Хотите?