Она не сразу нашла то, что искала, но, в конце концов, обнаружила, к своему удивлению, что отец уехал в Америку за шесть лет до ее рождения. Писем за этот год оказалось крайне мало, три из них были написаны отцом. Наконец-то Бьянка узнала причину разрыва Адама Кенвуда со своим сыном.

Это случилось не из-за женитьбы отца на матери: разрыв произошел до того, как родители Бьянки встретились, и Верджил был прав, говоря, что инициатива здесь принадлежала ее отцу. В одном из писем отец отказывался от предложенного ему дедом содержания и объяснял почему.

Теперь Бьянке все стало ясно. Ее радость и вера в будущее рассыпались в прах. Мечта, которой она жила после смерти матери, стала разрушаться, как стали рушиться основания, на которых эта мечта зиждилась. Наследство вдруг показалось Бьянке злой шуткой, дьявольским искушением, призванным сделать ее соучастницей греха.

Неудивительно, что отец бежал от богатства и положения, которого добился Адам. Теперь и ей стало ясно, что ее дед нажил свое состояние на работорговле.


Глава 8

На следующее утро Бьянка поднялась чуть свет, оделась и отправилась в кабинет виконта. Он разрешил ей там заниматься, а стало быть, ей позволено туда входить. Однако в кабинет Бьянку привело вовсе не желание поупражняться в пении.

Ящики с имуществом Адама громоздились один на другом у окна. Опустившись на колени, Бьянка принялась расставлять их в ряд с намерением осмотреть содержимое.

Прежде чем принять решение относительно наследства, ей нужно было знать все о преступлениях Адама. В глубине души Бьянка все еще надеялась отыскать какое-либо доказательство искупления его греха, которое позволило бы ей не отказываться от всего состояния.

Бьянка так увлеклась перестановкой ящиков, что не сразу услышала звук приближающихся шагов и спохватилась только тогда, когда краем глаза увидела рядом с собой до блеска начищенные сапоги и бриджи из оленьей кожи. Она вдруг почувствовала безотчетную дрожь и глупое, радостное возбуждение.

– Вы опять выезжали верхом, а значит, хотя бы одному из нас позволено наслаждаться утренними прогулками…

– Буду рад, если однажды утром вы составите мне компанию.

– Думаю, это было бы неразумно. Вы так не считаете? – Бьянка машинально вертела в руках какие-то папки. – Если вы не хотите видеть меня здесь, я займусь документами позже – мне надо выяснить, писала ли моя мать деду после смерти отца с просьбой о помощи.

Верджил подошел к ящикам с другой стороны и тоже опустился на колени.

– Вы говорили, в это время шла война. Кажется, документы за тот период здесь.

Бьянка быстро подошла к указанному ящику и, пошарив, нашла 1814 год.

– Он был работорговцем. Вы знали об этом?

Верджил колебался с ответом, из чего Бьянка заключила, что он ничего не знал.

Виконт стал перебирать бумаги в другом ящике.

– Так многие начинали. Отец лорда Ливерпуля тоже был, рабовладельцем, но одновременно он ратовал за закон, признающий работорговлю незаконной.

– А мой дед боролся за это?

– Не думаю.

– Вот поэтому отец и порвал с ним. В Америке мой отец был активным борцом против рабства. Мы даже собрались перебраться в Филадельфию, подальше от Балтимора с его портом – средоточием работорговли. Однако, в конце концов, отец решил, что его присутствие гораздо полезнее в Балтиморе. – Бьянка потянула за концы веревки, которой были перевязаны две картонные папки с подборкой за 1814 год.

Письмо от ее матери лежало в стопке первым. В ответ на предложение помощи она отвечала Адаму отказом по тем же самым причинам, по которым ее муж никогда не принимал деньги у своего отца.

Он воспользовался последним шансом, чтобы все-таки принудить семейство сына принять его таким, каков он есть: Адам оставил громадное состояние ей, своей внучке.

Бьянка знала, что нужно делать. Однако каким бы правильным, справедливым и благородным ни было ее решение, при мысли о нем ей становилось невыносимо грустно: теперь ей придется лишиться самого главного в ее жизни – мечты об оперной сцене.

– Завещанные мне деньги заработаны работорговлей. Вы оказались правы: это наследство скорее шутка, чем восстановление справедливости. И это шутка Адама.

– Его суда были распроданы очень давно. Большая часть состояния нажита другими путями.

Но все началось с работорговли. Бьянка не могла с этим смириться, как бы ей этого ни хотелось. Совесть склоняла ее к выбору, которого она сама страшилась. Исполнение мечты всей ее жизни казалось таким близким, и вот она по своей воле должна отказаться от нее…

– Я не могу принять этих денег и хочу, чтобы вы распродали все, что возможно. Вырученные средства должны быть использованы на благотворительные цели. Доход с капитала используйте таким же образом.

– Это было бы слишком безрассудным шагом с моей стороны, даже несмотря на вашу настоятельную просьбу. Вы не можете ничего изменить. Ведение ваших дел контролирует суд, и, боюсь, подобные действия там не найдут понимания, тем более что в результате вы останетесь нищей.

– Вы хотите сказать, что принудите меня принять эти грязные деньги?

– Я хочу сказать, что состояние останется неприкосновенным, пока им распоряжаюсь я. Когда право распоряжаться состоянием перейдет к вам, можете делать с ним все, что вам заблагорассудится.

– Превосходно! А пока мне более незачем оставаться в Англии. Я хочу, чтобы вы помогли нам с Джейн вернуться в Балтимор.

– Я не склонен позволить вам сделать это.

– Ваши склонности меня не интересуют.

– Принятое вами решение мне кажется чересчур поспешным, и, возможно, мотивы, которыми вы руководствуетесь, ошибочны. К тому же основная причина вашего приезда и желания уладить дела с наследством до сих пор не потеряла своей актуальности, даже если вы и решили, будто грязные деньги принуждают вас оставить ваше искусство.

– Я ни словом не обмолвилась о том, что отказываюсь от карьеры певицы, но теперь постараюсь найти иной способ осуществить свои намерения, тот, что не противоречит убеждениям моих родителей и принесенной им жертве.

– В таком случае я еще менее расположен оплачивать ваше возвращение назад, в Балтимор.

– Мало того, что меня увезли насильно, теперь я, кажется, еще и ваша заложница. Вы только оттягиваете неизбежное, вызывая мое недовольство и доставляя лишние неприятности себе. Уж если я что решила, то обязательно добьюсь своего.

Верджил вновь принял свой привычный решительный и суровый вид. Бьянка уже знала по опыту, что в таких случаях пытаться переубеждать его бесполезно. Кроме того, сейчас у нее на это не хватало сил – предыдущий день ослабил в ней боевой дух, и Бьянке было не до споров.

Изобразив смирение, она жестом указала на ящики и почла за благо переменить тему:

– Вы нашли что-нибудь относительно вашего брата?

– Я и не искал – ведь все это принадлежит вам.

Бьянка опустилась на колени.

– Давайте поищем вместе. Я помогу вам. Скажите, когда Адам построил Вудли, и они сошлись с вашим братом?

– Шесть лет назад.

– Тогда нам нужно это. – Бьянка подняла увесистую стопку писем и бросила ее на пол.

Верджил быстро взял сверху четыре письма, сел, скрестив ноги, и принялся перелистывать бумаги. Видя, как он поглощен этим делом, Бьянка догадалась: виконт намеренно тянул время, ожидая от нее предложения поискать бумаги.

Она изучила два оставшихся письма.

– Странно. Среди этих писем есть и письма самого Адама.

– Это копии отправленных им посланий. В определенный момент он, вероятно, взял за обычай снимать копии, даже если переписка носила личный характер.

– Письма по большей части касаются строительства Вудли. Судя по их тону, архитектору не позавидуешь. Вы нашли что-нибудь о вашем брате?

– Да, но ничего неожиданного. – Тон Верджила говорил прямо о противоположном. Взглянув на него, девушка заметила, что он хмуро и внимательно изучает одно из писем; вид у него был крайне серьезный и немного печальный.

Выражение его лица, искреннее и открытое, тронуло Бьянку. Глядя на Верджила, она вдруг поняла, что он не только виконт и доверительный собственник, но еще и молодой человек, который никогда не предполагал наследовать титул и все сопутствующие ему обязанности. А по душе ли ему столь неожиданная жизненная перемена, вызванная смертью брата, задумалась Бьянка. Удовлетворение Верджила скорее всего омрачалось чувством вины.

– Можете оставить письма себе, – сказала она. – Возьмите все, что имеет отношение к вашему брату.

Верджил медленно поднял глаза.

– Благодарю вас.

На письмо он больше не взглянул, зато они долго и пристально смотрели друг на друга. Воцарившееся в кабинете молчание угнетало Бьянку. Они были так близко и в то же время так далеко друг от друга! Но вот мелодия самой главной для них песни беззвучно зазвучала в тишине, заполняя собой все окружавшее их пространство.

Бьянка словно бы вновь оказалась среди руин замка, в его объятиях, глядя снизу вверх в его посуровевшее от страсти лицо.

Она была почти уверена, что он вот-вот отбросит в сторону письмо и потянется к ней.

Испугавшись своей мысли и одновременно желая, чтобы это случилось, Бьянка резко вскочила на ноги и, попятившись к двери, неуклюже указала на ящики:

– Я предлагаю вам осмотреть их все. Мы с вами обменяемся: если мне попадутся письма, касающиеся вашего брата, я их отдам вам, и вы сделаете то же самое, если найдете что-то о моих родителях.

Не дожидаясь ответа, она выбежала из кабинета.


– Леклер, – окликнул Верджила мелодичный голос, когда он днем поднимался по лестнице на террасу. Мария Каталани стояла возле открытой двери.

– Мария? Разве вы не поехали верхом?

– Я уже вышла из того возраста, когда тряску на грубом животном почитают за развлечение, caro mio; а что касается руин, в моем краю их предостаточно. А что же вы?