Марина Линник - Правдивая ложь

Узнав о чувствах молодого рыцаря, Людовик, любивший Жирарда, как собственного сына, одобрил его выбор. Но свадьбу, которую Габриэлла и Жирард с таким нетерпением ожидали, пришлось отложить на несколько лет.

Дело в том, что Людовик, не смирившийся с досадным поражением во время седьмого крестового похода, с одобрения папы римского Климента IV в марте 1267 года в торжественной обстановке принял крест и произнес клятву освободить Святую землю от сарацинов. Желая во время подготовки к походу постоянно видеть возле себя преданных ему людей, король долгое время оставался глух к просьбам Жирарда разрешить ему соединить свою судьбу с возлюбленной. Так прошло три долгих года…

Наконец, за несколько недель до начала похода, Людовик, которого с недавнего времени стали мучить мрачные предчувствия, снизошел к мольбам своего вассала и приемного сына и разрешил тому на несколько дней покинуть лагерь.

… Толпы горожан и сельских жителей со всей округи, не по-будничному веселые и возбужденные предстоящей церемонией, в нарядных одеждах, поодиночке, а порой и целыми семьями, неспешным шагом стекались к замку Дезир-ле-Руа. В честь такого знаменательного дня он был празднично украшен флагами с гербами родов де Карруаз и де Сен-Мор. Постепенно внутренний двор замка, тщательно охранявшийся вооруженными слугами, наполнился людьми. Около ступеней, ведущих в донжон, разместились приглашенные гости и родные невесты. А на самих ступенях, в ожидании своей будущей жены, стоял Жирард, сменивший кольчугу и латы на праздничные одежды. Сине-фиолетовое блио, сшитое из дорогого шелка, привезенного из Палермо, украшенное вышивкой и отороченное мехом, красиво оттеняло благородное лицо рыцаря. Длинные каштановые волосы, разделенные ровным пробором, мягкими волнами лежали на широких мощных плечах. Он терпеливо ждал того часа, когда сможет прижать свою красавицу к груди и назвать её женой.

И вот, наконец, дверь донжона отворилась и на пороге показалась девушка в сопровождении прелата. При появлении Габриэллы, одетой в изумительное по красоте и богатству голубое платье из парчи, которое ниспадало до пят и было украшено только-только вошедшими в моду кружевами, в толпе раздались восхищенные, восторженные крики. Простой люд любил девушку и почитал ее за красу и добрый нрав. Она не раз, не боясь ни отцовского гнева, ни осуждения с его стороны, помогала несчастным и обездоленным людям. Забредшие в замок странники, несмотря на протесты герцога де Карруаз, всегда находили ночлег и кусок хлеба. Своими кроткими, но настойчивыми речами, сопровождаемыми умоляющим взглядом, Габриэлле не раз удавалось усмирить горячий нрав отца и облегчить участь провинившихся.

… Крики радости с каждой минутой усиливались. Казалось, им не будет конца. Люди искренне радовались за свою госпожу и от всего сердца желали её счастья. Чтобы как-то утихомирить толпу простолюдинов, прелат был вынужден несколько раз поднимать руку, призывая всех успокоиться. Наконец на внутреннем дворе и за его пределами стало тихо. Среди торжественной тишины Габриэлла и Жирард, стоя в окружении свидетелей и родных, на глазах всех подданных герцога де Карруаз, обменялись обетами и кольцами. Молодые поклялись всегда быть вместе, и в горести, и радости, уважать и почитать, оберегать и заботиться, вечно и преданно любить друг друга, пока Господь не призовет одного из супругов. Скрепив их слова молитвой и объявив их мужем и женой, прелат торжественно произнес:

– Я соединяю вас в супружество во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь!

Восторженные крики вновь раздались окрест всего замка. Народ ликовал. Взявшись за руки, Габриэлла и Жирард стояли на ступенях донжона и сияли от счастья. После стольких лет ожидания они никак не могли поверить, что фортуна повернулась к ним лицом. Наконец-то они вместе! Наконец-то их мечты и надежды осуществились, и не было такой силы, которая смогла бы сейчас их разлучить или омрачить радость!.. И все, начиная от родных этой блистательной пары и заканчивая простыми людьми, были подхвачены этой волной счастья и просто таяли от умиления, глядя на молодых. И лишь один человек, стоявший в самом дальнем углу площади и скрывавшийся от всех в тени башни, не разделял всеобщей эйфории. Наоборот, его глаза сверкали злобным завистливым огнем из-под низко надвинутого на голову капюшона.

– Ничего… Веселитесь… Радуйтесь, пока можете. Но все уже предрешено. Твоя судьба теперь в моих руках. Скоро, очень скоро я отомщу за все свои унижения… Клянусь сатаной, ты ответишь за все!

Пир по случаю бракосочетания Габриэлям и Жирарда был в самом разгаре. В огромной парадной зале, где обычно проходили приемы гостей, царило веселье и оживление. За длинными столами, стоящими вдоль завешенных восточными коврами стен, восседали богато одетые вельможи и дамы, платья которых были украшены кружевами, вышивкой и драгоценными каменьями. В стрельчатых сводах, украшенных разнообразными розетками, раскатистым эхом отзывались радостные крики и смех гостей. Им вторила музыка, исполняемая приглашенными по такому торжественному случаю музыкантами. В цветных витражах, бывших в то время большой редкостью и служивших предметом зависти соседей, отражались задорные огоньки многочисленных факелов и свеч, стоявших в железных бра. За самым высоко расположенным столом сидели семья герцога де Карруаз, сами молодые и наиболее приближенные и почетные гости.

Столы, покрытые белоснежной, искусно вышитой скатертью, ломились от обилия блюд, которые постоянно подносили и подносили бесчисленные прислужники. Разнообразную мелкую дичь, пойманную в лесах герцога, сменял зажаренный на вертеле кабан, приправленный горячим, сильно перченным соусом, а его, в свою очередь, жаркое из оленины и ягнятины. Фрукты, пироги с мясной начинкой, вино, которое лилось рекой, служили дополнением к мясным блюдам, смене которых, казалось, не будет конца. Кроме свежего хлеба, на столах в золотых мисках подавалось новомодное блюдо, которое хозяин окрестил «нитями» из теста.

Многие диковинные вещи, начиная с ковров, витражей и изящной мебели и заканчивая этими «нитями», герцог де Карруаз привез из Азии, когда был в седьмом крестовом походе. И, разумеется, Палестина и Иерусалим так же, как и подготовка к новому походу, были основными темами, которые обсуждала мужская половина гостей.

– Я слышал, вы тоже собираетесь принять участие в походе, герцог? – слащаво улыбнувшись, спросил сидевший рядом с герцогом аббат Шириз.

– Да, господин аббат, собираюсь, – сделав большой глоток вина из своего кубка, ответил герцог. – Наш король милостив и разрешил мне, ввиду такого события (я имею в виду свадьбу), немного повременить со сборами.

– Ах, да… разумеется. Свадьба… – понимающе закивал головой аббат.

– Не только… Вообще, я был против. Не пристало в такое время думать о свадьбе, – заворчал герцог.

– Но, мессир, вы же сами согласились на этот брак, – удивленно приподняв брови, возразил аббат.

– Черт бы побрал… простите, святой отец… эти скороспелые браки, – продолжил герцог де Карруаз. – Но, сказать по правде, мне по душе этот юноша. Трудно найти в нашем королевстве более подходящего претендента на руку моей дочери.

– Согласен с вами, досточтимый сэр Луи. Тем более что наш король, да хранит его Господь, любит его как своего сына.

– Людовик, увы, уже не молод.

– Да, но я слышал, сэр Жирард в фаворе у наследника. Все-таки они выросли вместе.

– Поход расставит все по своим местам, господин аббат. В любом случае Габриэлла в надежных руках. У сэра Жирарда приличное состояние, а со своим мужеством и храбростью он многого добьется.

– Ходят слухи, что сенешаль Жуанвиль отказался сопровождать короля, – после непродолжительной паузы насмешливым тоном продолжил аббат Шириз. – Да и рыцари далеко не все согласились следовать за Людовиком.

– Это на их совести, – ответил герцог, слегка уязвленный подобным тоном аббата. – Трусы могут отсиживаться в своих замках сколько угодно… Но мне достоверно известно, что и духовенство не спешит внести необходимый крестовый налог. Не так ли?

Настоятель густо покраснел от ярости, охватившей его после неожиданного выпада герцога, но, сумев быстро взять себя в руки, он равнодушно произнес:

– Мало кто верит в положительный исход похода. Вы и без меня знаете, чем закончилась последняя кампания. Более того, Людовик стар и его преследуют болезни. Не думаю (и заметьте, это не только мое мнение), что наш благородный король вернется обратно. И тогда…

– Надо молиться, господин аббат, – прервал его герцог, пожав плечами, – это же ваша святая обязанность, если я не ошибаюсь?

Видя, что разговор не приносит ожидаемых плодов, аббат Шириз решил сменить тему.

– Ваша дочь останется здесь после отъезда графа де Сен-Мора? – самым наивным тоном поинтересовался аббат.

– Она должна была переехать в замок мужа, как того и требует закон, но я решил, что здесь, в родном доме, ей пока будет безопаснее. Тем более, герцогиня и Филиппа останутся в замке и будут ожидать моего возвращения из похода.

– Филиппа?.. Поговаривают, что она решила уйти в монастырь и посвятить свою жизнь Господу. Очень похвальное решение.

– Не думаю, – буркнул герцог. – Церковь уже не та, что раньше…

– Вы не одобряете ее намерения? – изумился аббат. – Берегитесь, герцог! Одумайтесь, отрекитесь от своих слов. Ересь – это чума души!

Луи де Карруаз ничего не ответил. Эта тема была для него очень неприятна. Родив в браке с Луизой Шарлоттой Амбуаз семерых детей, герцог так и не обзавелся наследником. Все его сыновья скончались в малолетнем возрасте. Единственным его утешением были дочери. Но и тут не обошлось без «вмешательства Диавола», как любил порой приговаривать герцог. Младшая дочь, Габриэлла, с детства была живым, ловким и игривым ребенком. Не имея возможности воспитать сына, герцог от скуки принялся обучать свою любимицу всем премудростям рыцарского дела. Соседи посмеивались над его чудачествами, но вскоре вынуждены были признать, что Габриэлла отлично справляется с этой нелегкой наукой. Отец очень гордился своей дочерью и восхищался ее успехами. Филиппа, вторая дочь герцога де Карруаз, была старше Габриэллы на пять лет. Хрупкая шатенка с большими глазами цвета карамели являлась полной противоположностью своей сильной и веселой сестры. Тихая и неразговорчивая, Филиппа была застенчива и склонна к уединению, чем нередко вызывала недовольство отца. Но это оказалось не самым худшим. Словно гром грянул среди ясного неба, когда, отказавшись выйти замуж за графа Фландрского, Филиппа вдруг изъявила желание уйти в монастырь. Отец не противился бы воле дочери, если бы для вступления в Орден не требовалось передать монастырю ту часть наследства, которую завещал герцог Филиппе в случае своей кончины. А после того, как Габриэлла вышла замуж, эта часть увеличилась во много раз. Предвидя полное разорение замка и принадлежащих ему земель, герцог втайне от родных переписал завещание. Но, несмотря на это, его душа все равно была неспокойна. Поэтому, когда аббат заговорил о его старшей дочери, герцог сделал вид, что не расслышал вопроса.