Софокл

1984 год…

Мари расчёсывала редкие волосы Шаррон и вела с ней бесконечные беседы ни о чём. Миссис Шаррон Роулз наслаждалась этим процессом, слушая её голос. Когда Мари на мгновение останавливалась, чтобы собраться с мыслями или перевести дыхание, Шаррон мягко постукивала её по руке, давая понять, что нужно продолжить. И тогда Мари задумывалась, а понимала ли эта милая старая женщина слова, которые были произнесены, или ей просто нравился звук её голоса. Одному только Богу известно, что даже несмотря на большой штат обслуживающего персонала, в огромном доме бывало невероятно тихо и одиноко. Время от времени Шаррон позволяла, чтобы слышался звук работающего радио или телевизора, но предпочтение без сомнения отдавала голосам. Когда разговаривала Мари, дыхание Шаррон выравнивалось, а выражение её лица приобретало спокойствие.

Могло показаться, что по прошествии полутора лет у Мари должны были иссякнуть темы для разговоров, но этого не происходило. Она могла перескакивать с темы на тему, долгое время говоря ни о чём. По правде говоря, она не планировала оставаться с Роулзами так долго. Конечно же, она никогда не видела себя в роли сиделки. Но с учётом обстоятельств, эта работа была послана ей Богом. И теперь, едва достигнув своего двадцатитрёхлетия, она испытывала страх, что все это слишком быстро закончится. В конце концов, Шаррон представляла собой лишь оболочку той себя, какой была, когда Мари приступила к работе.

Вначале было грустно наблюдать за тем, как она сражается со словами и их значением. Но, несмотря на это, Мари, пока проводила дни и ночи возле неё, находила над чем посмеяться в самых неожиданных местах. На удивление, Шаррон тоже находила возможность посмеяться. Эта общая черта, а также самый нелепый остроумный подход к незавидной реальности связали двух женщин вопреки разительной разнице между ними. Остальные члены семьи были слишком серьёзными. Особенно, Самюэль Роулз, сын Шаррон. Мари боялась даже думать о том, как бы он отреагировал, если бы узнал, как они смеются над некоторыми её промахами.

Мари никогда не посещала официальные тренинги сиделок. Да и вообще можно ли человека научить проявлению заботы? Разве это не так же легко, как быть внимательным по отношению к насущным нуждам и выполнять их? Если Шаррон переводила взгляд на чашку, ей нужно попить. Если она ёрзала в постели или сидя в кресле, значит, ей нужно подняться и пройтись. Это не высшая математика, но, тем не менее, если не считать миссис Аманду Роулз, чьё присутствие по каким-то причинам волновало Шаррон, мужчины этой семьи оставались безнадёжно неумелыми. Они даже тогда, когда пытались помочь, чаще были слишком погружены в себя, чтобы заметить лёгкие знаки, которые подавала Шаррон.

Обязанности Мари претерпевали изменения по мере того, как болезнь Шаррон прогрессировала. Вначале Шаррон усиленно пыталась придерживаться определённого круга обязанностей. Так как та всегда присматривала за домашним персоналом, то чувствовала необходимость придерживаться такого распорядка и казаться компетентной в глазах своего мужа. В конце концов, он управлял миллионным бизнесом. Со слезами на глазах она объясняла: её постоянной обязанностью считалось удостоверяться, что его домом грамотно управляют. Мари быстро уловила роли различных сотрудников. Она помогала Шаррон не только отслеживать, как они выполняют работу, но и вести расходы на персонал. Шаррон не выписывала чеки, а составляла данную информацию для бухгалтерии мистера Роулза; Мари проверяла, чтобы цифры были верными. В конечном счете, эту обязанность на себя взяла миссис Аманда Роулз. В действительности же это произошло до того, как об этом узнала сама Шаррон. Она считала, что они с Мари по-прежнему заведуют этим вопросом, но это не так. Со временем она позабыла о персонале и обязанностях по дому. В конце концов, в мыслях она была женой не финансового магната, а красивого молодого солдата.

Мистер Натаниэль Роулз много времени проводил со своей женой. Выражение его глаз, когда он пытался поддержать с ней разговор, разбивало сердце Мари. Большую часть времени Шаррон была не в состоянии вести беседу. Но стоило её глазам увидеть реальный мир, что случалось крайне редко, как они загорались при виде мужа или внука. Как вначале узнала Мари, Антон невероятно походил на Натаниэля в молодости.

В мгновения просветления Шаррон любила часами перелистывать старые фотоальбомы. Большую часть семейной истории Роулзов Мари как раз узнала из тех альбомов.

Она также изучила информацию о слабоумии и болезни Альцгеймера и выяснила, что вызывать воспоминания далеко минувшего прошлого гораздо легче, чем свежие. Такая неспособность помнить недавние события помогали Мари в монотонных диалогах. Ей не нужно было каждый день или каждый час говорить о новых событиях. Шаррон нравился звук, а содержание не имело значения.

Её разнообразные истории были именно такими, какие мог бы рассказать человек двадцати трёх лет. Сначала она говорила о книгах и фильмах. В таком молодом возрасте её взрослые интересы помогали придумывать хорошие истории. Она получала удовольствие от иностранных фильмов и биографий. А еще Мари обнаружила, что возможность узнавать о людях и причинах, почему они совершали те или иные поступки, её завораживает. Иногда вместо того, чтобы рассказывать истории, она читала вслух. В поместье имелась большая библиотека. И она находила книгу за книгой, которые соответствовали её интересам и потребностям. Со временем она тоже заговорила о своём прошлом. И дело не в том, что это имело значение. Шаррон не смогла бы вспомнить или повторить любую её грязную историю.

Ничего подобного дому Роулзов она никогда не видела раньше, по крайней мере, не в своей реальной жизни. Когда она отправила резюме на эту должность, у неё не было ни малейшего представления о шикарном образе жизни, в который она вступит. Но за подъездной дорогой с управляемыми воротами, внутри величественных стен и среди роскошной обстановки они все равно оставались просто людьми. Ей потребовалось немного времени, чтобы это понять; но как только она это осознала, всё стало не так уж трудно.

Даже великий пугающий Натаниэль Роулз в реальности был человеком - как она говорила «такой же, как и все». Может, из-за времени, что она провела возле Шаррон, но Мари действительно получала удовольствие от его компании. И если она все себе не придумала, то и он, казалось, тоже получал удовольствие от её общества. Давая Шаррон возможность наслаждаться их голосами, они обсуждали бесчисленное количество тем. Поначалу те были поверхностными: он не казался открытым человеком, а Мари слишком много боли причинила её собственная семья, чтобы можно было с кем-то откровенничать. Но со временем они стали делиться мнениями о книгах, фильмах или новостях. Мари не знала правил своей должности, но, по мнению Натаниэля, очень хорошо справлялась с Шаррон, чтобы отдёргивать её за промахи.

В конечном итоге, двадцатитрёхлетняя девушка стала оспаривать свои доводы и мнения с президентом компании, которому было за шестьдесят. Она не понимала, что это неправильно. В конце концов, это он заводил разговоры, так почему бы ей не отвечать честно.

Она столько времени провела наедине с Шаррон и не знала, что она единственный человек, который так откровенно разговаривал с Натаниэлем Роулзом. Такое понимание неожиданно пришло к ней во время семейного ужина. Антон вернулся домой из Колумбийского Университета, и задача заключалась в том, чтобы продемонстрировать семейное единение. Мари же в свою очередь ощущала напряжение, исходящее из каждой клеточки тела, застывающее в воздухе и превращающееся в затаённое чувство, которое поглощало слова и счастье каждого члена семьи.

Мари знала, что у «Роулз Корпорации» были проблемы. Иногда Натаниэль во время их длинных разговоров рассказывал о решениях и принятых рисках. Мари всё больше восхищалась деловым чутьём Натаниэля.

И тот ужин стал отрезвляющим звоночком. В начале своей работы здесь она не замечала этого затаённого чувства, потому что со стольким нужно было свыкнуться. Но эта великолепная семья страдала от серьёзной проблемы.

Мари понимала, что болезнь Альцгеймера – это печальное прогрессирующее заболевание. И задавалась вопросом, а не было ли Шаррон в какой-то степени лучше в её собственном мирке. Учитывая ту ядовитость, присутствующую в окружающих её людях, у любого бы возникло желание сбежать.

А еще она поняла, почему Шаррон видит мир таким, каким он был, а не каким есть. Мужчина, сидящий возле неё, ведущий беседы с Мари и благоговейно целующий свою жену каждое утро и каждый вечер, - не один и тот же человек, который сидит во главе стола во время семейного ужина. Чего Мари не понимала, так это почему он не мог поделиться заботливой чертой своего характера с остальными членами семьи.

По мере того, как силы Шаррон угасали, она больше не могла присутствовать на семейных трапезах в столовой. Вместо этого она ела в своей комнате. Поначалу ей сервировали маленький обеденный столик в большой комнате. Со временем её приёмы пищи стали менее регулярными. И всё чаще требовалось её кормить. По какой-то причине она принимали еду только от Мари или Натаниэля.

Другие члены семьи преданно навещали её каждый день. По правде сказать, это были Самюэль и Аманда; Антон навещал её, когда бывал дома. Мари не винила молодого человека за то, что тот держался в стороне. На самом деле, она понимала необходимость дистанцироваться от определенных людей. И в то время как сын Шаррон и её невестка были к ней добры, к Мари они относились с некоей долей пренебрежения. Возможно, причина крылась в симпатии Шаррон к ней. Но Мари не знала, что такого она сделала, чтобы заработать с их стороны такую злость.

К большой комнате миссис Роулз примыкала маленькая комната, где обитала Мари. Работа приносила ей щедрую оплату. Но из-за отсутствия четкого графика у неё редко находилось время для того, чтобы потратить своё заработанное богатство. Тем более, у неё было всё, чтобы удовлетворить свои потребности: место, где жить, и еда, чтобы есть. Спустя какое-то время Натаниэль предложил ей купить одежду. Но Мари отказалась. На счету у неё было достаточно денег, и она не хотела пользоваться таким преимуществом.