Оксана Алексеева - Практическая романтика

И Герман отступил, толкая в сторону Юру. Тот быстро сообразил, подхватывая и меня:

— Все, конец выставке. Сейчас юристов начнут вызванивать. Пойдемте уже где-нибудь наверху посидим?

Герман спешил подальше от боевых действий, приговаривая:

— Не, ну двадцать пять минут продержались, рекорд. Близняшки уже наверх поехали, они там местечко забьют. Я шампанского захвачу.

Я уже вошла в огромный зеркальный лифт, но все еще оборачивалась на шум позади — интересно, раздерутся ли? Герман с двумя бутылками последовал за мной, но Юра остановил:

— Подождите, я Кристине скажу, где мы будем.

И ушел обратно в зал. Двери лифта не закрывались. Герман облокотился на перила напротив и смотрел на меня, я же разглядывала себя в зеркало, прижавшись к другой стороне.

— Да ладно, — он зачем-то начал говорить. — Ты можешь на меня смотреть. Ничего от этого не случится.

Мне просто нравилось мое отражение в зеркале, только потому не поворачивалась. Но я ответила:

— Говоришь так, будто я боюсь на тебя смотреть.

— Мало ли. Вдруг действительно боишься, что я на этом закончусь. Схвачусь за сердце и упаду замертво.

— Ты не упадешь, Герман, я в этом и не сомневаюсь. Я вообще думаю, что ты просто проверял меня на вшивость.

— Нет, ты так не думаешь.

— С чего такая уверенность?

— Потому что ты можешь смотреть на меня, только когда я очень далеко.

Я фыркнула, обозначая конец этого нелепого разговора. Но он продолжил, начиная улыбаться:

— А если я близко, то у тебя возникает неконтролируемое желание вызвать юристов. Но это нормально. Это со всеми Раевскими происходит, когда на их территории показываются Керны.

— Начинаю их понимать, — у меня тоже невольно пробивалась улыбка.

— Но ты держись, Ульяна. Я же держусь и все еще не мечу территорию.

Он все-таки повернул голову и поймал в отражении мой взгляд. Смеется. Я так и думала, что тихо смеется. Теперь мне пришлось смотреть на босоножки — они тоже заслужили мое внимание.

— Да не смущайся! — он продолжал подначивать. — Не ты ли из себя раньше строила бой-бабу, которой море по колено?

— Это не смущение, Герман. Я просто не хочу, чтобы ты хоть что-то в моем поведении воспринял неправильно.

— Да все я правильно понимаю. Я тебе не твой физрук. Даже если ты сейчас раздеваться начнешь, то я решу, что ты башкой тронулась и побегу звать санитаров. Нет, если ты боишься дать мне надежду, то тебе придется мне трижды в лицо открытым текстом сказать: «Так хочу узнать, как ты целуешься, гад, что иногда боюсь задохнуться». А потом выйти на площадь и проорать это в рупор. Снова трижды. Но и после этого я сначала вызову санитаров, чтобы мне письменное подтверждение дали, что ты в своем уме.

Я все-таки подняла на него взгляд — так мне стал любопытен ответ на следующий вопрос:

— Да? А если бы такое произошло, то что бы ты сделал?

— Как что? Отматерил и выгнал бы к Юрке. Зачем ты мне такая легкомысленная нужна?

Его глаза смеялись, но было непонятно, насколько он шутит. К счастью, к нам уже спешили Юра со смеющейся Кристиной, не позволив задать еще один вопрос.

Мы разместились на огромном балконе. Или мансарде с каменными колоннами. Здание административное, внизу супермаркеты и бутики, выше — выставочные центры и рестораны. Вряд ли наверх пускали всех посетителей. Хотя таких посетителей, как моя нынешняя компания, пускали, возможно, везде.

Близняшки уже раздобыли фужеры, потому мы расселись кто где, потягивали шампанское и смотрели на вялотекущий внизу город. Почти то же самое, как мы обычно проводим время, только вид другой.

— А почему пригласили не всех? — вспомнила я о вопросе, который давно крутился в голове. — Вы же из одного круга.

— Ты про Кешу? — Ангелина подошла ближе. — Родители его были, неужели тебе Юра не показал?

А Анжела ответила точнее:

— Его с собой никогда не берут. Еще чего, сыном-наркошей позориться. Это он раньше гордостью родителей был, победитель соревнований, а теперь — бельмо на глазу. Как будто они тут сами ничем не позорятся.

Я вспомнила некрасивый скандал внизу и признала ее правоту. Выспрашивать подробности было неловко, но сестры и сами невольно объясняли — просто продолжая тему между собой:

— Да будем честными, повезло Кеше, что он младший ребенок в семье. Теперь от него окончательно отстали, он, может, только для этого в яму и залез.

— И нам повезло! Младшими в нашем обществе вообще быть круто — все плюшки и минимум ожиданий.

Я заинтересовалась:

— У вас есть старшие братья или сестры?

— Да, сестра и брат! — Ангелина опасно свесилась через перила. — А это значит, что папин бизнес уже расписали, хотя и мы с голоду вряд ли умрем. Зато доставать с замужеством не будут, как старших, и в личную жизнь почти не лезут.

— Это точно! Антона нашего вообще чуть ли не насильно женили — у семьи невестки второй по размеру пакет акций был. А чего ты, Юра, улыбаешься? И тебя женят, и Германа, и Кристину, и Мишеля — со старших всегда три шкуры дерут. Это тебе сейчас смешно, а посмотрим, что будет, когда тебе тридцатник стукнет — внуков подавай, чтобы было кому ваши отели в пеленки пихать.

Юра только посмеивался. Вероятно, до тридцатника надеялся вообще не дожить. Я же сменила тему:

— А Мишеля с мамой почему не пригласили?

— С ума сошла? — ответил на этот раз Герман, который уселся на скамье в другом конце. — Сюда никого не пригласили, кто действительно в искусстве разбирается. Иначе художник бы повесился. Уж лучше скандал с юристами, чем честное мнение.

Этим он напомнил о своем присутствии, потому Кристина решила и его вовлечь в обсуждение:

— А чего ты, Герман, отмалчиваешься? Думаешь, Марк Александрович от наших отличается и тебе по ушам ездить не будет?

Герман задумчиво почесал шевелюру. Ему бокала не хватило, потому он пил прямо из бутылки.

— А Марку Александровичу мне и не нужно по ушам ездить, — ответил, уставившись в черноту неба. — Управлять отелями я хочу. Женюсь, когда время придет. Потому что на кой хер мне эти отели, когда стукнет восемьдесят и захочется свободы? Я во всем этом вижу логику и не бешусь на ровном месте, в отличие от вас.

— Ва-ай, — протянула Анжела. — То есть ты прямо влюбиться собрался?

— Да нет, конечно! — отмахнулась Ангелина. — Это же Герман! Эй, ты хоть раз влюблялся? Ну хоть понарошку?

— Понарошку — раз триста. Это с первого июня если считать, — отшутился он. — А женюсь я вон… да на Кристинке нашей. Красивая, злобная, подать себя умеет.

Кристина со смехом отшатнулась, вскидывая руки, словно он на нее кидался:

— Не-не-не! Упаси боже! Я тебя, конечно, люблю, но под одной крышей и дня не протяну! Я уж лучше своего принца на белом коне дождусь, — она сделала паузу и неожиданно поморщилась. — А потом попытаюсь каким-то образом уговорить семью, что он действительно принц, если у его семьи бабла будет хоть на десять процентов меньше, чем у моей… Да уж, нет ничего хуже, чем быть старшей в моей семье.

Герман не позволил ей погрязнуть в унынии:

— Зря отказываешься. Зато только я смог бы заткнуть рты всем папарацци, чтобы вообще о твоем веселом прошлом не вспоминали.

— А чего тебе мое прошлое? Почище, чем твое! — возмутилась Кристина.

— Тоже верно. В общем, план такой. Выгоняем сегодня Юрку к Ульяне, а ты давай ко мне. Будем проверять совпадение резьбы, чтобы я на надежды больше времени не тратил. Кто знает, может, я умею быть нежным?

Она смеется, как и все. Как и сам Герман. Никому и в голову не приходит, что он серьезен. Серьезности не наблюдается хотя бы в том, как они легко шутят на эту тему.

— Держи свою резьбу при себе! — отмахивается Кристина. — Нежный он! Алинку помните? Бедная до сих пор на вечеринках не появляется: то ли боится, что Герман ее не узнает, то ли — что узнает и повторит. Изобразит ей снова властелина! Кто ее тогда вообще отвязал — горничная?

— Да это Юрка виноват! — Герман машет на друга. — Он не вовремя позвонил!

И Юра со смехом:

— Откуда я знал, что ты там уже кого-то привязал, а потом в клуб рванул?

И все хохочут — заливисто, до слез, вспоминая какую-то только им известную историю. Мне очень интересно узнать подробности, но я не спрашиваю — почему-то точно знаю, что эту историю о Германе никогда не услышу до конца. Я многих историй о нем не услышу. К лучшему.

— Ой, а помните, как Юра математичку на свидание звал? — вспоминает Кристина уже другую, но такую же смешную для всех тему.

— Это же на спор!

— С кем?!

— Как будто есть варианты…

В отель мы добирались очень поздно. Мы с Юрой оказались в одном такси, остальные вроде бы ехали за нами. Шампанское уже отпустило, хотя настроение отпускать все еще не хотело. Я все-таки многого сегодня наслушалась — и Юра, оказывается, умеет быть забиякой, не такой уж он и тихоня. А с чего я вообще взяла, что он тихоня?

И вдруг я вспомнила кое-что, что обязательно хотела обсудить наедине. Выпрямилась и повернулась к нему.

— Юр… послушай. Если я совсем не права, то просто скажи и не обижайся.

— Что случилось, Ульян?

Я подумала еще пару секунд и заговорила решительно — такие темы надо поднимать сразу, чтобы они не мешали двигаться дальше:

— Мне сегодня показалось, что ты представил меня как свою девушку. Не сказал об этом, просто показал так, что твои родители поняли.

— И что? Разве это неправда?

— Правда, — я старалась разглядеть в его глазах все эмоции, но читала только напряжение. — Но разве это разумно? Мне казалось, что мы решили подождать с такими вещами — пока сами не определимся. Я уже вижу, что они были бы против такой кандидатуры, так зачем кого-то злить понапрасну?