– Почему ты вернулся? – спросила я. – Почему ты изменил свое мнение насчет второй скульптуры?

– Я несу ответственность за сложившееся положение. Все началось из-за меня.

– Понимаю.

– Другого решения не существует. – Квентин уже рассказал мне о Джои Арайзе и его тщетных усилиях найти скульптора, который был бы способен создать второго железного медведя. Он кивком указал на Медведицу. – Я все еще хочу купить ее. Если для этого надо сделать копию, которую Артур смог бы полюбить, так тому и быть. – Я успела заметить его циничную ухмылку и поняла, что он ни на минуту не потерял своего хладнокровия. – Теперь я могу заплатить меньше, раз скульптура повреждена.

Мы вернулись к делам. Я делано рассмеялась.

– Ничего не получится. Ты все замечательно исправил.

По дороге к дому я нахмурилась.

– А что, если Артуру она больше не нужна? Обстоятельства изменились. Теперь он уже не настаивает на том, чтобы ты создал друга для мамы-медведицы.

Квентин положил руку мне на плечо, побуждая остановиться. Мы стояли в боковом дворе под прикрытием высоких камелий и кружевных миртов, чьи листья блестели под светом, лившимся из окон. В этой неполной темноте я увидела, как затвердели его скулы.

– Ты сдаешься? – спросил он.

– Я предлагаю самый простой выход для нас обоих. Мы можем поговорить с Артуром. Вполне возможно, что ты сможешь забрать оригинал немедленно.

– Неужели это так неприятно – быть рядом со мной?

– Нет, если мы будем держаться друг от друга подальше. А это очень трудно. – Выражение, мелькнувшее не только в его глазах, но я уверена, что и в моих тоже, едва не бросило нас в объятия друг друга. Я отступила назад, колени у меня подгибались. – Я не хочу, чтобы Артур думал, что ты здесь навсегда. Я не могу рисковать и добавлять еще и эту фантазию к его репертуару.

– Согласен. Но я обещал твоему брату, что выполню определенную работу, и намерен сдержать обещание. Если скульптура и в самом деле обладает такой силой, как считают все вокруг, то она вернет нам Артура.

– Ты же понимаешь, что сделать второго медведя будет не так-то просто.

– Произведения искусства у меня все равно не получится.

Тот факт, что Квентин вернулся, что он намерен попробовать, уже превращал все предприятие в чудо. Я задумчиво посмотрела на него.

– Я думаю, ты и сам будешь удивлен результатом.

Я пожелала Квентину спокойной ночи и ушла в дом, оставив его одного в темноте ночи. У нас не было комфортной зоны общения, не существовало правил поведения или привычных тем для разговора. Мы, словно две личинки в одном коконе, пытались преобразить друг друга. Думая, что я не вижу его, Квентин, прикрытый верными старыми кустами, прислонился к стене под моим окном и смотрел на льющийся из моей комнаты свет.

ГЛАВА 20

Квентин позвонил Джонсону и рассказал о том, что намерен сделать. Он проведет осень на ферме, попытается создать вторую скульптуру и обменяет ее на Железную Медведицу. Старик-сержант поразил его своим ответом до глубины души:

– Сынок, тебе давно надо было это сделать. Ты в этом нуждался всю свою жизнь. А я надену на свою физиономию самую приветливую улыбку и буду продолжать заниматься нашим делом. – Он помолчал. – Только не взваливай на свои плечи больше, чем сможешь унести, черт бы тебя побрал.

Затем Квентин связался с Джои Арайзой и попросил того прекратить поиски скульптора.

– У меня изменились планы, – таким было его объяснение.

В голосе Джои слышалось больше удивления, чем недовольства:

– Дело становится все более таинственным.

– Ситуация очень непростая, но ты скоро все поймешь.

– Где ты сейчас?

– Для меня нашлась работенка за пределами штата.

– Снова где-то на Юге? Ты покупаешь? Или разбираешь очередной дом на части?

– Джои, сделай одолжение: не задавай вопросов и, если моя мать придет к тебе и примется расспрашивать, ничего ей не говори, договорились?

– Я знаком с ней не один год, парень. У меня блестящая подготовка.

– Что ж, тогда держись так и дальше.

Закончив переговоры, Квентин поудобнее устроился в кресле в номере мотеля. Он продолжал держать сотовый телефон в руках, думая о том, что следовало бы позвонить управляющему и забронировать для себя этот номер по меньшей мере до конца месяца. У него не было ни малейшего желания жить в крошечной квартирке в курятнике, где он ночевал в свой прошлый приезд.

“Я должен оставаться здесь, в городе, и отнестись к этому проекту как к обычной работе. Каждое утро отправляться на ферму, работать и возвращаться обратно. Ужинать и сидеть в одиночестве в этой комнате по вечерам. Держаться подальше от искушения. От Урсулы”.

Он оглядел чистенькую комнату, пытаясь убедить себя, что его решение остаться в мотеле ему и в самом деле поможет. Накануне на доске у методистской церкви Тайбервилла он прочел изречение на эту неделю: “Ничто не заменит силы духа”.

Квентин убрал телефон, оплатил счет и уехал в “Медвежий Ручей”.

* * *

В самом начале октября, когда горы из зеленых стали золотисто-красными, Квентин разбил рабочий лагерь у основания скульптуры. На опушке дубовой рощи он поставил большую армейскую палатку. Доктор Вашингтон нашел для него в своем амбаре старинную пузатую печурку. Дымовая труба выходила в вентиляционное отверстие в брезенте, напоминая серебряный шпиль небольшой церкви. К потолку Квентин привесил лампочки, а пол застелил плетеными ковриками, которые купил на блошином рынке в Тайбервилле. Там же он приобрел старый деревянный стол и тяжелое кресло, которое надо было только покрыть лаком. Квентин не стал этого делать, а когда поставил его у стола, получился удивительно стильный ансамбль. На столе нашлось место и для портативного компьютера, и для принтера, вставшего рядом со стопкой книг по теории искусства и дизайну.

Свои вещи, переправленные ему Джонсоном, Квентин повесил и разложил в большом платяном шкафу, который нашел в городе на распродаже в магазине новой и подержанной мебели. Сержант сумел с оказией прислать к нему и Хаммера, явно обрадованного возможностью вернуться в эти места.

Квентин протянул провод от электрического щита в доме, подключил небольшой холодильник и электроплитку, но не забыл вырыть яму для барбекю и соорудил на улице походный очаг, где было место для сковородки и кофейника. Мы все следили за ним как зачарованные. Даже Артур вышел на улицу, чтобы наблюдать. Было очевидно, что мой брат все еще обожает Квентина. Зачастую исключительно одно желание посмотреть на брата-медведя за работой заставляло Артура вылезти из постели.

Все обитатели фермы не отказывали себе в удовольствии поглазеть на элегантный и практичный лагерь Квентина. Бартоу Ледбеттер опирался на палку и рассматривал сооружение с благожелательностью добродушного лесного гнома.

– Думаю, он провел немало времени в армии, раз научился так ловко устраиваться вне дома. Может быть, парень и не художник, но явно возвел навыки выживания в ранг искусства.

– В армии никого не учат класть ковры на пол палатки, – фыркнул Освальд и повернулся ко мне. – Ты уверена, что он не “голубой”?

– Абсолютно, – ответила я.

Наконец Квентин использовал несколько бывших амбарных балок для сооружения в центре палатки гигантской кровати. Он купил для нее роскошный матрас и белье, а несколько теплых клетчатых пледов из запасов Пауэллов, которые я ему одолжила, довершили картину. Квентин не забыл и о полудюжине пухлых подушек.

Наконец он купил переносной туалет и установил его за палаткой, прикрыв от любопытных глаз тяжелым деревянным экраном, который смастерил сам. Ему надо было приходить в квартирку в бывшем курятнике, чтобы принять душ, но, кроме этого, Квентин ни в чем не нуждался в своем импровизированном лагере на краю моего пастбища. Они были там одни, он и Медведица.

– Я хочу купить подержанный грузовик, – объявил он мне.

Мы с Освальдом отвезли его на Тайбервиллский окружной аукцион, где долго бродили в толпе фермеров, торговцев, женщин в узеньких юбчонках и сплевывающих в самый неподходящий момент байкеров.

Квентин остановил свой выбор на старом грузовике Национальной гвардии, потерявшем свой привычный защитный цвет и перекрашенном в яркий красно-коричневый.

– Для чего тебе этот гигант? – спросил Освальд.

– Я буду возить металлолом и ржавое железо. – Позже Квентин признался мне, что влюбился в машину с первого взгляда, радуясь возможности обозревать окрестности с такой высоты и возможности управлять таким количеством лошадиных сил. Он не забыл купить сварочный аппарат, провода, наковальню, щипцы, кувалды, шлифовальный станок, пескоструйный аппарат и другие инструменты, названия которых я не знала, и огромных размеров стереомагнитолу, которую он повесил на нижнюю ветку дуба. Он настроил ее на музыкальную станцию Атланты, передававшую только джаз.

На все это благоустройство и покупки ушло всего лишь две недели, и закончив с этим, Квентин переехал.

* * *

Как-то раз рано утром я отправилась к нему, чтобы вместе позавтракать. Завтрак я несла с собой. Уже немного подмораживало, поэтому в лучах рассвета на всех предметах отсвечивала глянцевая ледяная корочка. Над его походным очагом весело попыхивал кофейник, а из печной трубы поднимался дымок, распространяя вокруг приятный смолистый запах.

Хозяин палатки сидел в кресле у печки, а Хаммер застыл в позе сфинкса у его ног. Волосы Квентина были все еще всклокочены после сна. Мужественные черты лица и легкая седина на висках придавали ему еще больше очарования. В старых джинсах и фланелевой рубашке, он вытянул длинные ноги перед собой и скрестил их в щиколотках, не отрываясь от книги. Вытянув шею, я рассмотрела заглавие и удивилась. Это была книга одного из моих авторов, которую Квентин одолжил у меня.

Я воспрянула духом, вдыхая душистый еловый воздух, аромат кофе, меня переполняла гордость, что он читает книгу издательства “Пауэлл пресс”. Мне было приятно видеть, как удобно он устроился, насколько он здесь на своем месте, но, самое главное, я просто рада была видеть его. Эта смесь подстегнула мои чувства, меня захватило желание. Каждая частичка моего существа жаждала проникнуть в его мир и в его постель, под пледы, которые согревали многие поколения мужей и жен, носивших фамилию Пауэлл.