Хенк Райан - Прайм-тайм

Дорогая читательница!

Попробуй только представить себе, что ты не имеешь права на ошибку. Что тебе ни в коем случае нельзя произнести ни единого неподобающего слова. Нельзя опоздать. Нельзя иметь неверное мнение. Представь, что тебе нельзя выйти из дому без укладки. А если ты не успеешь сделать прическу, то твои растрепанные волосы увидят миллионы людей. А ведь именно таков образ жизни репортера — тот самый, что я веду в течение вот уже тридцати лет. И тем не менее эта полная напряжения, стрессов и высоких ставок профессия часто вознаграждается сполна — и меняет до неузнаваемости.

Заметь, что я даже не упомянула о личной жизни репортера. Это потому, что у репортеров ее, как правило, не бывает. Когда тебя могут вызвать на работу в любой из двадцати четырех часов суток все семь дней в неделю, не так-то просто встретить мужчину своей мечты. Хочешь узнать секрет того, как добиться успеха на телевидении?

Быть замужем за своей работой. Вот только в нашем мире, где красота зачастую ценится гораздо выше внутренних качеств, основополагающих для журналиста, даже лучшим репортерам нередко приходится прозябать в монтажном цехе. Так что делай вывод о том, скольким старым девам удалось хотя бы заменить семью и детей парочкой «Эмми». Кто-то из нас решается и делает выбор. А кто-то не может определиться до тех пор, пока время не уйдет.

И все-таки ничто не может сравниться с тем ажиотажем, который сопутствует работе на новостном телеканале. Каждый день узнаешь что-то новое. Пробираешься за кулисы этого мира и наблюдаешь за тем, как он устроен изнутри. Встречаешься с удивительными людьми. Имеешь право проникать куда угодно, задавать любые интересующие тебя вопросы, решать проблемы, помогать людям, менять законы, изменять целый мир. А иногда тебе еще и дают деньги на покупку одежды. Так что я просто в восторге.

Взлеты и падения. Самостоятельность и работа в команде. Жизнь Чарли Макнэлли только выдумка, но — между нами говоря — выдумка эта не так уж далека от реальности.

Буду рада видеть тебя на своем веб-сайте www.hankphillippiryan.com. Поговорим о секретах, о телевидении, о жизни — и о секретной жизни телевидения.

Хэнк

С этими постоянными приливами крови, с похмельем после вчерашнего и кучей спама в электронном ящике у меня уж точно нет никаких шансов управиться до восьми утра. Я специально при шла пораньше, чтобы продвинуться вперед, и вот уже безнадежно отстаю.

Делаю тонизирующий глоток мутного, но вполне действенного кофе из автомата и принимаюсь одним пальцем тыкать на «Удалить». Долой свежие предложения дешевого туристического отдыха, низкие учетные ставки и канадские медикаменты. Адьос международным водительским лицензиям и советам, как быстро заработать деньги не выходя из дому.

По крайней мере, я здесь не одна. Внизу, в отделе новостей, редакторы, работающие в ночную смену, штудируют сайты информационных агентств в поиске сюжетов, подходящих для двенадцатичасового выпуска новостей. Нашей новой дикторше, холеной Эллен Кэвена, не обязательно находиться в кресле ведущего последних известий до 8:24, так что «новое лицо «Третьего канала»», как ее позиционируют в рекламе, сейчас, вероятно, красуется перед зеркалом в гримерке, подкрашивая губы сияющим блеском.

По сути дела, Эллен — супермодель с навыками чтения, и мое искреннее почтение тому, кто смог вытащить эту журнальную красотку в столь ранний эфир. А я, как следственный репортер, провожу большую часть времени в поиске источников информации и прочесывании документов. Поэтому от меня не требуется всегда иметь телегеничный вид.

И слава богу. Мне сорок шесть, и этими приливами крови я, вполне возможно, обязана не столько гормональным всплескам, сколько невменяемой системе отопления на телестанции. Но, по правде говоря, чтобы быть готовым предстать перед камерой, современному ведущему требуется гораздо больше времени, чем, скажем, лет двадцать назад. И уж точно больше грима. Как бы то ни было, пока меня не стали величать «старым лицом «Третьего канала»», меня все это не касается.

Сегодня моя очередь готовить информационный выпуск. Забрав волосы, как правило безупречно уложенные, в пучок с помощью карандаша, я выполняю задание из серии «убейся, но сделай» — придумываю материал-бомбу, который должен помочь ноябрьским рейтингам «Третьего канала» резко подскочить, а мне задержаться на этой работе.

В таинство рейтингов меня посвятили в мой самый первый день на телеканале. Атмосферу восьмидесятых полностью отражали блузка с высоким воротником и приколотая к ней брошь с камеей — такой я пришла сюда. Широкие брови. Широкие плечи. Широкие возможности.

— Запомни правило, которому тебя не учили на факультете журналистики, — изрек мой новоиспеченный начальник, приглашая в свой кабинет. — На новостном канале никому нет дела до журналистики — здесь главное деньги. — Кликнув мышкой, он открыл окно электронной таблицы, и экран испещрили крошечные циферки. — Это суточные рейтинги, — провозгласил начальник.

Помнится, я тогда подумала: кто же сидит тут сутки напролет? К счастью, босс продолжил прежде, чем я успела задать этот поистине наивный вопрос новичка.

— Рейтинговые таблицы формируются в электронном виде каждое утро, — продолжил он. — Они отображают число телезрителей, посмотревших новостные выпуски прошлого дня. Здесь у нас жесткая конкуренция. Тот телеканал, который привлечет наибольшую аудиторию, заломит самые высокие тарифы на рекламу.

Прищурив глаза, начальник удовлетворенно кивнул и, указывая на меня пальцем, проговорил:

— Победишь в этой игре — особенно в самых важных ноябрьских рейтингах, — и ты при деньгах. Проиграешь — скатертью дорожка.

По прошествии времени моему начальнику пришлось самому испытать на себе безрадостные последствия проигранной рейтинговой войны, а вот я до сих пор командую на передовой линии. И поэтому каждую осень в течение вот уже двадцати лет обязана выкапывать откуда-то сенсационную новость или какую-нибудь важную шишку, благодаря которым подскочит рейтинг телеканала. Справлюсь с задачей — и можно свободно дышать еще целый год. Облажаюсь — и ушлют меня из Бостона освещать события в какую-нибудь Богом забытую глушь. Пока что мне не приходилось звонить своему агенту или в компанию по перевозке вещей.

Но сейчас, когда приход нового начальника неудачно совпал с датой истечения моего рабочего контракта, неплохо бы подыскать такую сенсацию, каких еще свет не слыхивал.

Иначе режиссер Кевин О’Бэннон соблазнится и наймет какую-нибудь Синди из Цинциннати[1] вдвое младше меня на зарплату вдвое ниже моей. И каждому сотруднику «Третьего канала» на почтовый ящик придет одно из недвусмысленных сообщений типа: «Шарлотта Макнэлли приняла решение покинуть Бостон в поиске новых карьерных возможностей».

У нас говорят, что ты стоишь ровно столько, сколько твой последний сюжет. Отлично. Моим последним сюжетом был трехсерийный выпуск, посвященный расследованию финансовых махинаций в парламенте штата, после которого особо скользким чиновникам-коррупционерам пришлось подрядиться поклейщиками заводских ярлыков. Ноябрьские рейтинги? Да раз плюнуть.

— Чарли!.. Эй, Чарли! Ты здесь?

Я отрываюсь от удаления спама. Кто-то ломится в тяжелые стеклянные двери, ведущие в отдел расследований «Третьего канала». И этому кому-то нужна я.

Шестеренки у меня в голове начинают резво крутиться. Может быть, появились какие-то экстренные новости. Может быть, кроме меня на станции нет никого из эфирников. Засветиться перед камерой всегда полезно. Но кто бы это ни был, скорее всего, он поручит мне интервью с победителем последней лотереи или что-нибудь в этом духе. Собака упала в шахту лифта. Дерево рухнуло на дом. Рейтинг такие истории, конечно, повышают, но, по мне, с журналистикой не имеют ничего общего.

Я всерьез рассматриваю вариант спрятаться под столом, но, пораскинув мозгами, убеждаюсь в том, что не удастся: коллекция сменной обуви занимает все место на полу. К тому же мой журналистский нюх подает настойчивые сигналы. Помню, однажды мама застукала меня, девятилетнего ребенка, за чтением последней главы только что купленной мне «Нэнси Дрю». Заметив ее изумление, я разъяснила: «Надо же узнать, что случилось». Прошли годы, но мое неисправимое любопытство никуда не делось. И сейчас, возможно, как раз то, «что случилось», и подойдет для новости.

— Ага, здесь, — отзываюсь я.

Если это окажется очередная эпопея со спасением свалившейся в шахту собаки, сразу скажу «нет». Пусть увольняют. Стучу по деревянному столу, чтоб не сглазить. Я вовсе не то имела в виду.

Ко мне в кабинет заходит Тэдди Шихан, в рубашке, выбившейся из штанов цвета хаки, уже облитых утренним кофе, и с таким взглядом, что я тут же понимаю: ситуация у продюсеров критическая. Он дубасит по ноге пластиковой бутылкой из-под воды, производя глухой звук, аккомпанирующий его волнению.

— Не могу найти Эллен, — говорит он, оглядывая мой крохотный кабинет так, словно она может прятаться здесь. — Выпуск уже на подходе, и она должна быть в кресле ведущего, но ее нигде нет. Бред какой-то. Если ее не найду…

Я знаю, к чему все идет. Вспышка чисто репортерского адреналина заглушает симптомы похмелья после неблагоразумно выпитых трех бокалов белого вина.

— Без проблем, — заверяю его. — Пошли.

В ту самую секунду, когда закончится сетевой рекламный ролик, кто-то должен будет начать зачитывать текст с телесуфлера. Сегодня утром этим кем-то, похоже, предстоит стать мне.

Мы сбегаем вниз по лестнице в новостной цех. Четыре минуты до эфира.

Тэдди внезапно останавливается, затем оборачивается и, окинув меня взглядом, тыкает пальцем на мою самодельную прическу.