— Пальцы вниз! — вновь отрезал Виктор.
— Но он предлагает больше, чем стоит вся эта студия! — возбужденно ответствовал помощник. Это большие деньги, Витя…
— Я не собираюсь никому продавать свою студию, — разозлился Виктор. — Если он не знает, куда девать деньги, пусть построит себе собственную! В любом месте, где ему заблагорассудится!
Виктор не на шутку рассердился.
Юра же обиженно насупился. Оно, конечно, понятно, у человека — свое горе, но зачем же на других срываться да к тому же отказываться от выгодных сделок? Однозначно Витька изначально был не прав насчет Барсова — на пареньке можно было сделать неплохие деньги. Видный, симпатичный, такие девчонкам нравятся, очень обаятельный, особенно когда улыбается… а уж голос — тут Виктор и сам признал, что все выше нормы. Однако же — неформат…
Кто-кто, а Витька разбирается. Сам когда-то Гнесинку окончил с отличием, обладает редким даром, называемым «абсолютный слух», — только певцом не стал. Разонравилось, говорит. Решил бизнесом заняться. Тут и азарт, и искусство, и богатство. И все-таки… Подумаешь, Барсов — неформат! Была б на то воля шефа — сформировали бы Барсова как надо: обтесали, обкатали и намылили бы! А там, глядишь, он и сам бы стал для себя песенки писать, те самые, про два притопа да три прихлопа…
— Останови-ка, — прервал размышления Юрия голос Виктора.
Водитель мягко затормозил. Юра выглянул в окно. Так увлекся своими мыслями, что и не заметил, как подъехали к офису.
— Я — домой. — Виктор протянул ему ладонь для прощания. — Есть кое-какие дела. Если вдруг что-то срочное — звони.
Юрий с кряхтеньем выбрался из машины, махнул рукой вслед и печально проводил автомобиль глазами. Видно, в этот раз Нике удалось выбить его из колеи не на шутку.
Виктор бесцельно бродил по комнатам. Работать не хотелось. Цифры, буквы, таблицы и параграфы — все они, словно сговорившись, попрыгали с мест, разъехались перед глазами, смысл прочитанного испарялся на ходу, так и не успев зацепиться ни за одну извилину под черепом.
Виктор бросил свои бесплодные старания. И опять заходил из комнаты в комнату.
Дом стал чужим. На глаза повсюду попадались вещи Ники. Виктор достал большую дорожную сумку и стал собирать ее вещи. Все без разбора — маечки, туфельки, баночки, колечки, бантики-заколочки и всякую остальную дребедень. Выйдет из больницы и прямиком отправится восвояси.
Все! Надоело. Пускай закатывает свои истерики и устраивает представления перед кем угодно, а он — пас. Сейчас Виктор уже почему-то не сомневался, что Вероника выживет. Такие, как она, живучие, их никаким пентобарбиталом не вытравишь.
Раздалась трель мобильника. Отвечать не хотелось, но он все же посмотрел на высветившийся на экране номер. Не из больницы.
— Да, мам, — произнес он в трубку.
— Как дела у Ники? — спрашивала она, скорее из вежливости; женщины, живущие с ее сыном, мало ее интересовали. Сегодня — одна, завтра — другая. Много чести запоминать их всех.
— Без изменений, — скупо ответил Виктор, не желая вдаваться в подробности своей личной жизни. Его, признаться, несколько удивил вопрос матери — раньше она никогда не вмешивалась в его отношения с любовницами, даже в юности. А уж сейчас и тем более.
— А это действительно был твой ребенок? — неожиданно поинтересовалась она, придавая своему голосу некую старательную безучастность — ну как же, надо ведь скрыть вспыхнувшее любопытство!
— Мам, тебе-то какая разница? — Он опять начал раздражаться. — Его уже нет. Считай, как будто и не было.
— Не будь бессердечным, — сухо осадила она его. — Если этот ребенок — твой, значит, мне бы он приходился внуком. Не забывай об этом обстоятельстве!
— А если не мой? — ехидно переспросил он.
— Вот об этом я тебя и спрашиваю!
Черт побери, ей ведь совершенно безразличны всякие внуки! Она всего лишь удовлетворяет свое любопытство — эту вечную спутницу пустой, бездельной жизни!.. Но в таком случае для чего, скажите, понадобилось звонить именно ему, Виктору? Неужели мало той информации, которой захлебнулась уже вся бульварная пресса?
— Нет, не мой, — соврал он, чтобы сбить с разволновавшейся мамаши охотку. — У меня с ней давно все кончено. Забудь.
Звонок матери только разбередил душу. Ей-то, может, после разговора и полегчало, а ему каково?
Виктору стало казаться, что он мог предотвратить эту беду. Ведь он хорошо знал Нику, знал, что если она что-то вбила в свою упрямую головку, то желаемого будет добиваться любой ценой. И кабы не ребенок, которого она ждала, то черт с ней, пусть бы себе выжирала снотворное хоть по три раза на неделе!
Но малыш… Определенно Виктор не имел права рисковать невинным существом, и теперь он винил себя в смерти еще не рожденного малыша. Надо было защитить его от сумасбродной мамаши! Наверное, следовало уступить ей, пообещать жениться, в конце концов!
Надо было… Если бы… Да, тут не оправдаешься собственным незнанием. Подумаешь, не знал — обязан был догадаться. Умному человеку полагается просчитывать чрезвычайное развитие ситуации, предвидеть все возможные варианты исхода. А уж понять задумки этой глупышки Ники и вовсе не составляет труда.
Виноват? Виноват. Не думал ни о чем, кроме своего бизнеса. Просчитывал, как больше денег заработать, как увеличить прибыль, как не прогореть в делах, а между тем проморгал собственного ребенка. Да лучше б разорился по нулям, стал банкротом, но сохранил то, ради чего стоит жить! А там и сначала все можно построить, любой бизнес — а что, руки-ноги целы, здоровья хватает, в голове покамест не опилки. И значит, деньги — дело наживное.
Но теперь — теперь он ее не простит. Он просто ее выгонит.
Ника умерла на рассвете.
Телефонный звонок прервал тяжелый сон Виктора. Звонили из больницы.
Он понял только первые фразы. После в трубке долго еще раздавался чей-то незнакомый голос, приносящий соболезнования, извинения и утешения.
Виктор слышал звуки, но до него не доходил смысл произносимых слов. Голос казался монотонно-нудным, слова сыпались на него ненужным и бессмысленным треском. Зачем все это? Он не чувствовал боли из-за смерти Ники. Всего лишь принял к сведению, пообещал, что займется оформлением всех нужных документов, организует похороны.
У него было такое ощущение, будто умер какой-то дальний родственник, которого он не видел уже много лет и практически ничего не знал о нем; просто человек покинул бренный мир, и теперь он, Виктор, должен отдать по получении телеграммы долг вежливости. Похоронить, как это говорят, по-людски.
Он не стал ничего сообщать матери. Ни к чему ей лишние волнения и пересуды — мало ли что, все-таки больное сердце…
Но ей сообщили другие. Доброхотов хватает.
— Почему я узнаю об этом последней, дорогой? — вопрошала мать сурово, и Виктор отчетливо видел, как она на том конце провода презрительно кривит губы, любуясь своим отражением в роскошном зеркале. Внешностью мать напоминала Мэрилин Монро, несколько, правда, была тяжеловата на лицо; этакий выживший номенклатурный тип бывшей советской домоуправительницы. — Тем более мне сообщают об этом совершенно посторонние люди!
Ей осталось еще запричитать, брезгливо подумал Виктор. Но нет, мать никогда в жизни не причитала.
— Она что тебе, родная? — уныло ответил Виктор.
— А тебе — нет? — Мать подбавила в голос оскорбленного металла. — Пожалуй, если бы я сама не узнала всех деталей, ты меня и на похороны бы не позвал? Да?
Виктор решился отделаться от матери по-хорошему.
— Завтра! — отрезал он. — В три часа. Приходи, если хочешь. — И добавил: — Только ни к чему тебе…
Самой Нике ритуал ее собственных похорон наверняка бы понравился. Все действо — словно по строгому театральному сценарию. А больше всего ей пришлись бы по душе декорации. Море цветов, богатый черный гроб с многочисленными розовыми бантами и кружевными лентами, она вся в белом, а прекрасным контрастом к ее такому роскошному туалету — ритуальные служащие, облаченные в строгие черные костюмы и белые же перчатки.
Присутствующие — те тоже были разнаряжены соответственно этому торжественному событию. Странно, но все пришедшие на похороны люди хранили отпечаток какой-то четкой, контурной красоты — именно такой, какую Вероника любила при жизни.
— Сама виновата, — грубо бубнила себе под нос мать, стоя в ногах покойницы. Похоже, ее совсем не волновало то гнетущее впечатление, которое способны произвести на присутствующих эти жестокие слова. — Нечего было всякую дрянь глотать. — Она поправила кокетливую шляпку на голове. — А все-таки, сынок, тебе, пожалуй, стоило бы проронить хотя бы пару слез по ней.
Виктор поразился столь нелогичному потоку рассуждений: с каких это пор его черствая родительница предпочитает хлипкие сантименты гордому достоинству? Однако странности материнской мотивации стали ему тут же понятны: то тут, то там по всему кладбищу шныряли папарацци с волчьими физиономиями. Событие, что и говорить, из ряда вон: любовница известнейшего продюсера покончила с собой при довольно туманных обстоятельствах…
А теперь, выходит дело, перед ними надо еще и морду постную сделать?
— Ты же только что сказала: она сама виновата! — Виктор усмехнулся. — Чего ж теперь слезы лить?
— Перед людьми неудобно. — Этот многозначительный довод мать выдвинула со смиренным, мышиным выражением на дряблом лице. Она даже краешек гроба деликатно погладила — такие, смотрите-ка, нежные чувства к уходящему хорошему человеку…
— Перед какими еще людьми? — взвинтился Вик тор. — Да все они, если хочешь знать, все передо мной тут выслуживаются! Захочу, и эти твои люди через скакалочку будут прыгать — прямо здесь, на твоих глазах, перед гробом! Только бы мне угодить!
"Позволяю любить" отзывы
Отзывы читателей о книге "Позволяю любить". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Позволяю любить" друзьям в соцсетях.