«Я не хочу больше жить!»

Эти слова вызвали у него смятение. Он действительно поверил, что она сможет сделать что-нибудь с собой, — слишком хорошо ее знал. Но сохранял привычное непробиваемо-равнодушное спокойствие. «На следующий день во всех газетах напишут о самоубийстве глупой девчонки из-за несчастной любви…» — говорил он цинично, без эмоций. Констатация факта, ничего более. А у Ани появилась злость, придавшая ей сил жить дальше. Появилась цель — отомстить самым изощренным способом: стать ему живым укором. И с ним произошло то, чего он так боялся, — потеря Ани.

Но, наказывая его, она и себя терзала немыслимыми муками. Амбивалентность чувств. Этим трудно выговариваемым словом психологи называют два противоположных и взаимоисключающих желания, чувства, которые буквально разрывают человека изнутри, обрекая его на бесконечные терзания и метания. Это как колебание маятника. Либо одно, либо другое.

Но Аня была уже не в состоянии сделать выбор. Она попала в собственную ловушку между любовью и ненавистью, как в капкан. Из этого тупика нет выхода. Когда Сергей был рядом, она его ненавидела, когда его не было — любила.

«Я больше его не люблю!» — решительно произносила Аня, глядя на свое отражение в зеркале, пытаясь убедить в этом саму себя. Главное — забыть и не вспоминать. Не встречаться с людьми, которые знали их вместе, которые общались с ними в те времена, когда Сергей и она были любящей парой.

Прежде всего надо начать с Тамары. Это она подтолкнула Аню к Сергею, рассказывала Анюте, какой он хороший, а у самой глаза лихорадочно блестели и голос был с каким-то особенным придыханием. Аня слишком поздно поняла, что Тамара сама влюблена в Сергея. По-женски наивно, до поросячьего визга, с замиранием дыхания — и все из-за одного только его появления, с зависанием и падением сердца от одного только звука его голоса.

Тамара — сестра-хозяйка в больнице, Сергей — пациент, Анна — студентка-практикантка. Классический любовный треугольник. Тамара любит Сергея, Сергей поглядывает на Аню, Аня не замечает ничего вокруг — ни страданий Тамары, ни интереса Сергея. Только после длинного монолога о неописуемо прекрасном «принце Сереже», наделенном одними лишь идеальными качествами, Аня с любопытством посмотрела на него, как на диковинный сувенирчик, который понравился ее верной Тамаре.

Посмотрела заинтересованно. Что же такого видит в нем Тома? И он — понравился ей. Она стала видеть его другими глазами.

Тамара между тем все продолжала: «Он тобой интересовался, он так на тебя смотрел, он стал чаще сюда заглядывать из-за тебя…» Аня и тогда еще не догадалась, что в словах Томы звучат нотки ревнивой самки. Ну невозможно представить их вместе! Тамара и Сергей, смешно… Они выглядели бы жалкой пародией на идеальную пару. Тамара с ее впопыхах наведенной «красотой» (ну, не умеет человек пользоваться косметикой и учиться не желает, не прислушивается к советам других!) и Сергей с его треклятой застенчивостью (как девочка прямо!).

Ане же слово «невозможно» было неведомо! Хочу — и получу. Не этим способом, так другим. Такой была ее установка. Она всегда всего добивалась. Сама. Поэтому и не сожалела никогда о прошлом, даже о собственных ошибках. «Что хотела, то и получила. Незачем теперь печалиться и слезы лить», — говорила она себе.

Тогда Аня начала охоту на Сергея. Эта игра в «кошки-мышки» очень ее забавляла. Она, разумеется, была «кошкой». Все вокруг, кто хоть чуть-чуть знал Сергея, хором твердили, что у нее ничего не получится, убеждали, что на него покушались и более опытные «хищницы», но так ничего и не добились.

«Лучше бы ничего не получилось и они оказались бы правы, — думала порой Аня. — Лучше бы он достался Тамаре».

Но получилось так, что они оказались вместе. Ане удалось пробить стену неприступности Сергея. И вышло у нее это легко. Не умея завоевывать мужчин, не зная правил игры, она действовала по наитию, нестандартно, чем и сразила его наповал. Просто однажды, поймав на себе его искательный взгляд, прочитав в его глазах, что она ему нравится, Аня решительно подошла, обняла и поцеловала. Пылко, искренне, с желанием. Он жарко ответил на поцелуй, руки его сплелись у нее за спиной, запутались в ее волосах. Длинные распущенные волосы, пахнущие знакомым и любимым с детства запахом сена, полевых трав и летнего зноя… таким жарким был ее поцелуй.

И все хором сразу запели другую песню. «Вы такая красивая пара, здорово смотритесь вместе!..» Это было абсолютной правдой. Аня приходила в неописуемый восторг, видя себя с Сергеем вместе в зеркале. Пикантный диссонанс добавлял притягательности, эротизма и загадочности: рядом с ним, высоким и мускулистым, Аня выглядела хрупкой и маленькой; так и должно быть: слабая женщина, а рядом — сильный мужчина.

Еще больше этот контраст подчеркивали его угольно-черные волосы в сочетании со смуглой кожей. Рядом с ним золотистые волосы Ани выглядели светлее, а молочно-белая кожа казалась полупрозрачной. Аню сразили глаза Сергея — это из-за них она влюбилась в него по уши, до беспамятства. У жгучего брюнета должны были быть именно карие глаза. Это было бы логично. Но сама жизнь нелогична, а Сергей только подтверждение этому. Глаза у него оказались ярко-зеленые.

— Твои глаза — как море, — шептала она ему на ухо по ночам, теснее прижимаясь, зарываясь в его объятия, словно в уютную и безопасную норку.

— Твои глаза — как небо, — отвечал он, нежно касаясь кончиками пальцев ее тонкой бархатистой кожи.

Одного касания достаточно, чтобы в нем вспыхнуло желание. Одного взгляда достаточно, чтобы она это чувствовала.

Куда все исчезло?

Безмятежные и счастливые дни имеют обыкновение пролетать очень быстро. Серые будни тянутся бесконечно долго. Аня стала замечать в Сергее его прежнюю неуверенность, закомплексованность. Никакие ее слова не могли убедить его в том, что он для нее самый лучший и самый любимый. Его ревность стала приобретать болезненные очертания: он устраивал допросы, когда она задерживалась в больнице, недоверчиво выслушивал ее объяснения, приходил в раздражение, когда она встречалась с подругами, высказывал критичные замечания по поводу ее стиля в одежде. Ему казалось, что для замужней женщины она одевается неприлично, слишком стремится привлечь внимание других мужчин столь откровенными нарядами.

— Да меня хоть в мешок замотай, я все равно буду красиво выглядеть! — в сердцах кричала Аня, уставая от его придирок.

— Слишком красиво. — И в голосе его звучала нескрываемая угроза.


Забыть, забыть, забыть…

Не получалось. Друзья и знакомые вновь и вновь напоминали. Участливо спрашивали, не сожалеет ли Аня о своем необдуманном уходе, не держит ли в тайне варианты возвращения? Но Аня знать ничего не желала о Сереже. А мир не без добрых людей. Их сердобольность не имеет границ. Они регулярно сообщали Ане обо всех происшествиях в его жизни.

— Ты ведь знаешь, что Сережа… у него новый офис… купил новую квартиру… видели с девицей… — докладывали они, заботливо заглядывая Анне в лицо, пытаясь угадать, больно ли ей слышать о нем, отслеживает ли она его трепыхания по этой жизни.

И в этом их подвох. Скажи она в ответ «да, знаю», тут же возникнет новый резонный вопрос:

— Откуда? Ты разве интересуешься им? У тебя с ним еще не все завершено?

А если ответить «нет, не знаю и знать не хочу», то можно нарваться на их убийственно-унижающее сочувствие.

— Ты еще любишь его! — сделают они вывод.

Поэтому Аня молчала, равнодушно выслушивала их сообщения и старалась перевести разговор на другую тему — расспрашивала о здоровье, детях, родственниках, знакомых, о делах на работе и обо всем прочем, что могло отвлечь от главной в жизни темы.

Антон, Антошка, Тотошка, Тото…

Такое безобидное имя. Он нисколько не напоминает Сергея, нисколечко на него не похож. Его губы мягкие и нежные, вздрогнувшие при первом поцелуе. Эти пухлые детские — они совсем не такие, как те, другие, узкие, самоуверенно изогнутые, при первом поцелуе которых Аня почувствовала себя школьницей, сдающей экзамен по сексологии. Какое счастье, что в школе нет такого предмета!..

Аня смотрела в глаза Антона и видела в них океан любви. Чистый, теплый, глубокий, темно-синий и — безграничный. Его глаза не похожи на те, другие глаза, ничего не требующие, но порой пронзающие своим равнодушием и бесчувственностью, отравляющие зеленью тоски и печали — и это в то время, когда губы его шептали: «Мне ничего от тебя не нужно!..»

Спасибо, утешил! Это все, что получалось у него говорить ей после безобразных сцен ревности и удручающих, въедливых допросов с пристрастием.

Глаза Антона другие — они требуют всего и сразу, здесь и сейчас. Они кричат и шепчут, нетерпеливые, для них любая неопределенность смерти подобна, а губы упрямо повторяют: «Я люблю тебя!!!» И если нет взаимности, то все, конец жизни.

И ради этих губ и этих глаз стоит жить.

Теперь, целуя губы Антона, Аня ежеминутно убеждала себя, что не любит его, ничего не чувствует. Если и есть в ней какие-то чувства и эмоции к Антошке, то это нереализованный, убитый на взлете материнский инстинкт проявляется в столь «извращенной» форме. Она говорила себе, что чувствует за него ответственность.

«Он в таком возрасте, когда уже созрел физически, но по документам еще ребенок, — размышляла она, — но любить ему хочется уже по-настоящему, по-взрослому. Хочется секса, а его сверстницы еще не готовы к этому. А если и готовы, то не имеют опыта и мудрости. Их первый случай может завершиться плачевно. Причем для мальчиков все не так страшно, как для девочек. Они не всегда знают, как предохраниться от нежелательной беременности, и это незнание может привести к трагедии. Потому девочки более осторожны в отношениях с мальчиками своего возраста. Они предпочитают мужчин постарше, которые могут взять на себя если уж не ответственность, то хотя бы меры предосторожности. Мальчишки же выбирают женщин, которые обучают их премудростям любви, посвящают в мужчины, раскрывают тайны женского тела и женской логики…»