— Эй, да это же Джефф! – вдруг восклицает Тим и встает на ноги. – Извините, ребята, но мне нужно с ним поговорить.

После ухода Тима неловкость и напряжение между нами усиливаются. Я уже кляну себя за то, что не пошел с Беном, и мне чертовски сильно хочется закурить, когда Клем внезапно усмехается и, чуть поддавшись вперед, произносит:

— Нервничаешь?

Я киваю.

— Есть немного. Ты… иногда ты ставишь меня в тупик своими вопросами, — откровенно говорю я, проводя рукой по коротким волосам. Военная жизнь обязывает всегда носить короткую стрижку, хотя сейчас из-за отпуска волосы немного отросли.

Как так вышло, что я, тридцатилетний мужик, многие годы управляющий новыми моделями истребителей, чувствующий себя абсолютно спокойно в воздухе на высоте нескольких десятков километров, нервничаю рядом с этой девушкой?

Я уже понял, что Клем Стивенс была другой, не похожей на большинство девушек своего возраста. Я только еще не разобрался, в чем же была ее исключительность.

— Ты не первый, кто так говорит, — вздыхает Клем. – Но тебя беспокоит то, что я сказала, правда? – Клем как-то робко улыбается, и я невольно думаю, как ей идет эта улыбка.

— Клем… — я замолкаю на полуслове, не зная, какие должен слова подобрать.

Как долго я в Диллане? Два дня. Два дня, и вот я полностью дезориентирован и выбит из колеи этой девушкой напротив себя. Два года я жил в эмоциональном коконе, только так справляясь с потерей Дженнифер. Менее двух дней понадобилось Клем, чтобы разрушить так тщательно возводимую мной стену отчуждения.

— В детстве я была по уши влюблена в тебя, — все с той же осторожной улыбкой выдыхает Клем, пока я думаю, что ей сказать.

Что я должен сказать? И о чем ни следует говорить никогда?

Но у Клем талант всякий раз изумлять меня.

«Ох, Клем, что же ты делаешь? Зачем усложняешь все, когда и так все запутанно?»

— Я не знал, — тихо признаюсь я.

Клем пожимает плечами.

— Откуда тебе было знать? Я была просто ребенком, младшей сестрой Бена. Вы были полностью погружены в свои взрослые, серьезные дела.

Обдумывая слова Клем, я понимаю, что она права. Мы действительно были подростками, занятыми своими проблемами взросления, и я редко обращал внимания на молчаливую девочку, которой она когда-то была.

— Банально, правда? – Клем приподнимает свою правую бровь, с усмешкой глядя на меня.

— Что именно?

— То, что я девчонкой влюбилась в лучшего друга своего брата.

Клем вдруг начинает рассматривать свои ладони, и мне кажется, что она жалеет о своей откровенности.

— Возможно, – я вздыхаю. – Но, Клем, разве вся наша жизнь не сплошная череда банальностей и клише?

Я улыбаюсь ей, чтобы подбодрить, чтобы она не винила себя за то, что открылась мне.

Мне хочется быть добрым с Клем, ведь она заслуживает только хорошего обращения.

Я знаю, что, возможно, мне еще придется причинить ей боль, как бы сильно мне этого не хотелось.

Но что, если у меня не будет выбора?

Я откидываюсь на спинку деревянного стула и озираюсь по сторонам.

Скорей бы Бен с Тайрой вернулись.

Или Тим.

— Думаешь, ты когда-то сможешь… вновь быть счастливым? – голос Клем звучит тихо, и я едва различаю его сквозь шум вокруг.

Ее голова опущена, и через трубочку она потягивает свою колу, но я догадываюсь, что Клем просто избегает смотреть мне в глаза.

У Клем феноменальная способность ставить сложные вопросы.

— Я не знаю, — честно отвечаю я, с трудом узнавая свой голос. Мне кажется, чья-то невидимая рука сдавила мне горло. Я не могу открыто говорить о Дженни, но чувствую, что Клем хочет поговорить именно о ней.

Я знал, что рано или поздно это случится: кто-то обязательно поднимет тему моей покойной жены. Но всякий раз, когда это случается, я готов взорваться. Даже спустя два года я не готов обсуждать то, что произошло. Ни с кем. Даже с Клем.

Тем более с Клем.

— Не знаешь? – Клем оставляет в покое свою колу и поднимает взгляд на меня. – Но разве не естественно предположить, что однажды ты будешь счастлив? Тебе ведь только тридцать, так что…

— Черт возьми, Клем, я не знаю! – я повышаю голос и сжимаю руки под столом.

— Знаешь, не все люди на этой планете счастливы, — зло цежу я, пока Клем с примесью обиды и упрямства смотрит на меня. Моя вспышка раздражения так сильна, что я тут же забываю, что еще совсем недавно не хотел делать Клем больно. Поэтому я наклоняюсь вперед и продолжаю свою злобную тираду:

— Возможно, если ты снимешь свои розовые очки, то увидишь, сколько дерма вокруг! Перестань быть таким ребенком! Пора взрослеть, Клем.

Я замолкаю, а мое сердцебиение гулом отдается в ушах. Мое раздражение начинает понемногу испаряться, и на смену ему приходят муки совести.

Рот Клем упрямо сжат, но нижняя губа подрагивает, будто она вот-вот заплачет.

Я чувствую себя полным куском дерьма!

— Клем, извини, я не должен был…

— Иди в задницу, Люк! – резко обрывает меня она, и мои глаза становятся огромными от ее отповеди.

Что ж, лучше это, чем слезы.

— Не думай, что я идеализирующая мир дурочка! – Клем хлопает рукой по столу, а ее глаза возмущенно сверкают. На нас с любопытством посматривают с соседних столиков, но ей нет до этого дела, и она продолжает:

— Я в курсе, что мир далек от идеала. Но знаешь что? В следующий раз, когда будешь себя жалеть, вытащи свою голову из задницы и подумай, что не одного тебя жизнь наградила дерьмом.

Клем резко поднимается и скоро скрывается в толпе. Я более чем шокирован, чтобы следовать за ней.


***

В понедельник утром я собираюсь в офис мистера Сайласа. Я хмурюсь, находясь не в самом хорошем расположении духа. После нашей ссоры Клем попросила Тима отвезти ее домой, сославшись на головную боль, и нам больше не удалось поговорить.

Впрочем, вчера было сказано достаточно. И я все еще сердился на нее. И на себя.

Пока брился, умудрился три раза порезаться. О том, что на моем лице все еще остались кусочки туалетной бумаги, мне сообщила секретарша в приемной Гордона Сайласа.

Будто я чувствую себя недостаточно идиотом.

В офисе я провожу около часа, и мы обговариваем положение дел на данный момент. Прежде, чем я смогу продать дом, мне придется оформить чертову кучу бумажек. Если бы я взялся за это сразу после маминой смерти, все было бы проще. Но теперь я лишь могу называть себя придурком, что не сделал этого тогда.

От юриста я отправляюсь на Роуз-стрит, где Бен и его бригада делают ремонт в старом особняке Кренстонов. Друг пригласил меня воочию посмотреть, чем он зарабатывает на жизнь.

По дороге к особняку я прикидываю, как спросить Бена про Клем и при этом не вызвать подозрений.

Особняк Кренстонов один из самых старых в Диллане. Когда-то Кренстоны были самой богатой семьей в городе, но с каждым поколением денег становилось все меньше, пока не осталось вообще ничего и немногочисленные потомки не покинули эти места. Бен рассказывал, что его фирма купила дом чуть ли не по самой смешной цене, и, когда будет произведена реконструкция, доход от продажи превысит затраты в несколько раз.

Я застаю Бена в самый разгар работы. Он сдирает старые панели в большой гостиной на первом этаже. Где-то наверху слышатся удары молотка.

— Так это и есть великий особняк Кренстонов? — после приветствия говорю я, с интересом осматриваясь. На самом деле, везде видны следы активных ремонтных работ – ни намека на какое-либо величие.

— Хах, поверь, когда мы закончим, этот дом будет конфеткой, — убеждает меня Бен. На нем старые джинсы и майка, пропитанная потом и пылью.

Я с готовностью киваю.

— Верю.

Несколько минут мы обсуждаем мой визит к нотариусу, а потом ради забавы соревнуемся в умении забивать гвозди. Надо отдать Бену должное: он опережает меня, хоть и на долю секунды.

У Бена холодное пиво в переносном холодильнике, и мы выпиваем по бутылке, сидя на подоконнике большого витражного окна.

— Слушай, не обращай внимания на Клем, ладно? – вдруг говорит Бен, ковыряя ногтем этикетку бутылки.

— Ты это к чему? – я вскидываю брови, не зная, сама Клем ему что-то рассказала или Бен догадался.

— Ну, Клем иногда заносит, я-то уж знаю, – Бен как-то виновато улыбается. – Порой, она говорит, не подумав, а потом раскаивается.

Бен тяжело вздыхает, будто на него возложили непосильную ношу.

— Я знаю, что она тебе вчера кое-чего наговорила.… Извини, она не должна была.

— Мы оба погорячились, — отпив из бутылки, признаюсь я. – Все нормально, не парся.

Я улыбаюсь, и хлопаю друга по плечу.

Лицо Бена облегченно расслабляется.

И в этот момент мы слышим громкое чертыханье в холле. Через пару секунд Клем, переполненная возмущением, вноситься в комнату.

— Бенджамин, черт возьми, я в последний раз привожу твой ланч! Мне надоело работать твоим курьером, потому что твоя бестолковая голова…

Тут Клем замечает меня и резко замолкает, а мгновение спустя я вижу, как щеки ее заливает румянцем. Мы смотрим друг на друга, и, даже зная, что Бен может догадаться о моих чувствах к Клем, я не могу отвести от нее взгляд.

Потому что она прекрасна.

Черт возьми, я хочу все время смотреть на нее!

Впервые я вижу Клем в платье: оно сиреневое, длиной выше колен и, скорее всего, делового стиля. Я в этом не особо разбираюсь. Но оно чертовски идет Клем. Волосы ее совершенно ровные и свободно лежат на спине. А еще Клем на каблуках. Прежде я не видел ее на таком высоком каблуке.