Я стою по щиколотку в соленной воде и, дождавшись свистка, захожу в воду полностью. Пока я раздвигаю морскую гладь перед собой и приближаюсь к линиям волн, невольно вспоминаю, как учил Эмили кататься. Как она непослушалась меня тогда, и к чему это привело.

Перед тем, как встать на доску, я оценил размеры необъятной волны: она была великолепна, несколько метров в высоту… Величественная и устрашающая, но не для меня.

Я хотел найти с ней общий язык. И смогу это сделать.

С боевым кличем я взобрался на гребень волны, сделав Shove-it (*трюк, когда серфер в воздухе разворачивает доску на 180 или 360 градусов.), развернулся на вершине и помчался в другую сторону, вихляя восьмеркой по глади воды. Я знал, что должен сделать ещё один трюк до того, как волна начнёт закрываться, и мне необходимы были доли секунды на его выполнение. Быстро проделав, второй, похожий на Shove-it, трюк, я погнал догонять волну, которая уже начинала свертываться в трубу гигантских размеров.

Господи. Как это жутко. Я чувствовал себя вагоном океанского метро и волновался, что просто не успею во время примчаться на станцию.

Кажется, я слышал, как на берегу закричали, когда залетел в трубу и оказался…

Внутри.

Я оказался в океанской воронке, в черной дыре состоящей из одной лишь соленой воды, где я был квантом света.

Мне, правда, казалось, что я двигаюсь с космической скоростью и при этом не ощущаю её. Все чувства отключились, осталась одна лишь невесомость и безумное счастье, которое обрушилось на мои плечи.

Волна поглотила меня, и я слился с океаном, стал его абсолютной частицей.

Чувство адреналина, обуявшее меня, теплым вязким потоком распространялось по моим артериям. Слабость наступила так же мгновенно, как и пришел энтузиазм.

Вылетев из захлопывающейся волны, я слетела с доски, проваливаясь под воду. Моя нога была привязана к серфу, поэтому, при желании, я бы мог легко всплыть на поверхность, учитывая, что глубина воды была довольно-таки смешной.

Но я замер в воде, задержав дыхание, не предпринимая совершенно никаких действий ради своего спасения.

«Ты же не собираешься делать этого, Макс». - Я закрыл глаза, перестав созерцать вокруг себя песок и небольших серебристых рыбок.

«Почему нет? Назови мне хоть несколько причин. Я хочу сдаться».

«Ты никогда не сдаешься, Макс. Это я сдался. И мне очень жаль, что во мне нет твоей смелости, нет твоей силы». - Мой брат был голосом в голове или же просто моей фантазией – это различие было уже не так важно для меня. Главное, что он был со мной.

«Эмили». - Он повторял это имя вновь и вновь, пока в моих легких не закончился воздух, и я не начал задыхаться. Собравшись с последними силами, я потянулся руками вверх, увидев над собой свет солнца, что преломлялся в воде, и всплыл над поверхностью.

Берег встречал меня пеной и криками людей, смешанных с бурными аплодисментами. Ко мне подоспели врачи, но я кивнул, глядя им в лице, показывая два пальца вверх – я прекрасно себя чувствовал, несмотря на то, что кашлял так, что все вокруг сотрясались.

Я оперся на серф, вытащив его на берег, и вгляделся в безликую толпу, что окружала меня: были ли это галлюцинации от пережитой эйфории или же реальность, но среди них я увидел Эмили, что упорхала тотчас, как я встретился с ней взглядом.


***

Конечно же, я не занял первое место на соревнованиях. Ещё, как минимум, трое ребят залетели прямо в трубу и при этом, потом, не свалились с доски. Плюс, ещё Томас Митчелл, который всё-таки, в который раз, одержал верх над всеми, ещё раз доказывая своё лидерство. Серфинг был для меня отдушиной, стилем Калифорнийской жизни, в которой я пребывал последний год, помогал быть ближе к брату, но никак не погоней за медалями и дешевыми кубками из пластика.

Вытирая мокрые волосы насухо, я наклонился под кровать, решив дать этой стерве последний шанс. Нет, мне совершенно не были интересны её оправдания. И всё же, ради Ганса, я должен был это прочитать.

Открыв конверт, почувствовал, что внутри лежит что-то ещё, похожее на фотографии. Первым делом я достал листок, где аккуратным тоненьким подчерком было написано (кстати говоря, на немецком):


«Привет, Макс. Знаю, ты хотел сжечь это письмо. Но если ты всё-таки читаешь это, не смей бросать его, не дочитав до конца.

С того дня, как я впервые увидела твоего брата, нет... Даже с той секунды… Весь мир перестал для меня существовать. Мы оба знаем, какой он у нас особенный, да и, к тому же, не одна девушка не устояла бы перед его хитрой улыбкой. Вашими улыбками.

Он вряд ли тебе когда-то рассказывал, насколько тяжела и в то же время сильна была наша любовь. Ты ничего не знаешь о моей стране, о моих родителях… Ты лишь знаешь меня, как «стерву, что погубила твоего брата». Но это не так.

Ганс был моей судьбой. Но у родителей были другие планы на мой счет. Так вышло, что уже в 19 лет я вышла замуж за другого. Именно тогда, когда сообщила твоему брату что беременна от своего жениха.

Я сделала это для того, чтобы он забыл меня, а не для того, чтобы разбить его сердце. Тогда мне было очень тяжело… Разные страны, разный язык… Мне казалось, что, возможно, мы просто люди с разных планет, которым, и правда, не суждено быть вместе.

Мне казалось, что он слишком молод, чтобы взять ответственность за своего ребенка, которого я ношу под сердцем. Страхи завладели мной – я всё решила за него, даже не оставив ему права выбора… И всё из-за чертовых страхов, что так страстно завладели моим разумом!

Я была глупа. Всё навалилось разом: родители стали поддерживать меня, как только узнали, что я беременна, подумав, что будущий ребенок – сын моего жениха. Благодаря этому, мне удалось достичь в семье мира и согласия, которого я не видела много лет.

Шли месяцы, я знала, куда отправился Ганс. Спустя полтора года, когда Ричарду уже было несколько месяцев, я поняла, что больше не могу притворяться, что у меня всё хорошо. Что я счастлива с новым мужем, которого одобряют родители, общество… Но к которому я не испытываю ни капельки нежных чувств.

Я была намерена вернуть Ганса и, узнав расписание портов, где он останавливается, я ждала удобного момента, чтобы позвонить ему.

И это случилось. Господи, что мы друг другу только не говорили… Не думаю, что стоит посвящать тебя в самые глубокие подробности нашей истории, но я вдруг вспомнила, что такое – вновь обрести смысл жизни.

Ганс узнал правду о ребенке. К тому же его контракт заканчивался, и я была уверена, что теперь всё будет наконец-то так, как должно было быть… Но судьба вновь распорядилась иначе, видимо, наказав меня за ошибку двухлетней давности.

А ошибка моя была лишь в том, что я оказалась слабее своих страхов. И я не стала бороться, в то время как это единственное, что мы должны совершать каждый день.

Я не хочу учить тебя жизни. Я хочу всего лишь, чтобы ты понял и не держал на меня зла. Чтобы ты боролся, даже когда тебе очень трудно. Даже когда теперь мы точно знаем, что произошло…

Даже я не могу понять, как тебе его не хватает. Но ты должен жить дальше, Макс. И мы с Ричардом тоже.

Я прикладываю к конверту фотографии Рича – думаю, не нужно делать ДНК тест, чтобы понять, чьи у него глаза. Каждый раз, когда я смотрю на него, вижу Ганса. И я счастлива за этот подарок, несмотря на то, что наша история из тех, что разрывает сердце.

Я надеюсь, что ты ответишь мне. Хоть как-нибудь. Или просто промолчишь, но внутри простишь меня. Я думаю, Ричард бы очень хотел познакомиться со своим дядей, который похож на его отца, как две капли воды.

Твой брат всегда будет со мной. Я даже часто разговариваю с ним – наверное это глупо, Макс. Мне кажетс,я будто он просто уехал куда-то далеко-далеко и скоро вернется из своего плавания.

Я не знаю, что будет дальше - этого не знает никто. И спасибо, что ты прочитал это письмо до конца.

С любовью, Алиса и маленький Ричард».


Я валялся на полу, как полный идиот, надавливая на свои закрытые глаза. Я будто снова оказался под водой, лишенный способности вдохнуть воздух. Буквально несколько секунд я увидел сына своего брата…

На одной из фотографий Ричард был совсем ещё малышом: пухлые щечки, надутые по-детски губы: глаза светлее, чем у нас с Гансом – можно сказать обесцвеченные, но я хорошо помню, что на наших с братом детских снимках у нас они точно такие же.

Второе фото было явно сделано недавно – теперь это уже взрослый и упрямый малыш, уверенно стоящий на ногах. Я не могу поверить в это, но зрение не обманывает: Алиса написала абсолютную правду.

Я не могу насмотреться на фотографии Ричарда. Так мог бы выглядеть мой собственный сын, и это кажется мне дикой, но приятной мыслью.

Эмили сделала меня слишком сентиментальным, но лучше чувствовать эту боль, чем и вовсе не познать Любви.


POV Эмили

За всё это время я лишь несколько раз видела Макса до сегодняшних соревнований. Это было мельком - в толпе или в лекционном зале, - и выглядел он довольно-таки жутко.

Но на сегодняшних соревнованиях он снова был прежним Максом - не только внешне, но и внутренне. От его походки исходила непринужденная уверенность, а движения на волнах были даже лучше, чем прежде. Господи, я надеюсь, он не узнал, что я наблюдала за ним. Когда он не всплывал на поверхность воды несколько минут, я прекрасно поняла, что он чувствовал, когда я тогда ослушалась его, решив прокатиться на серфе.

«Я не возвращаюсь дважды». - Эта мысль крутилась в моей голове, как заведенная, когда я всю ночь сидела на балконе нашей с Кендалл комнаты. Кенди ночевала у Кайла в больнице, а я коротала часы в компании одиночества и розового полусладкого вина. Ещё пара бокалов, и я сама рвану к Максу и вытрясу из него всю правду! Теперь я могу понять его состояние в тот день, когда Кайл попал в больницу.